Виктор Беньковский - Анахрон (полное издание)
— Ты, Виктория, аккуратней.
— Господи, Морж! Ты соображай, в каком мире мы живем! ЗДЕСЬ ВСЕМ НА ВСЕ НАСРАТЬ! — И почти плача добавила: — Вот встретила людей, которым не насрать!..
— Да я насчет Анахрона, — угрюмо пояснил Сигизмунд.
— Да чтоб он подавился, этот Анахрон! Чтоб он собственные кишки сожрал!
* * *
Из вандалов явно и тяжело страдал по дому Вавила. Мало того, что от своего народа оторван, так еще и из родни никого здесь не имел. Валамировичи хоть вместе, а Вавила — сам по себе.
Аська Сигизмунду жаловалась:
— Слушай, Морж, мне даже страшно, Вавилыч ведь места себе не находит. Я уж: «Вавилушка то, Вавилушка се», варенье для него переварила — нашла у себя окаменевшее с позапрошлого года, одного сахара туда вбухала — смерть! А он лыбится, но чувствую: труба. С игровиками связался, представляешь? Учит их викингами быть.
— Кем?
— Ну, викингами. Вавилыч ведь тоже не дурак, конспирацию понимает. Я ему все объяснила. И что такое конспирация, и что такое викинги. Набрал ватагу из сопляков, они мечи из лыж делают, представляешь? Улет! И Вавилычу тоже сделали. Из лыжи! Когда принесли, надо было рожу вавилину видеть. Морж, ты бы ему меч отдал, а? На хрена тебе вавилин меч?
— Для конспирации.
— Собирается в Каннельярви капище Вотана возводить. Дидис уже идола выстругал. Слушай, сколько народу, оказывается, на самом деле в Вотана верит! И на таком серьезе, я улетаю… Я одного не пойму, Морж: почему русские мальчики и девочки в Вотана верят? Хоть бы в Ярилу какого верили, а то… Кстати, помнишь того режа, ну, нового? Который с колесами тележными? Помнишь, ты ему смету распечатывал? Мы с ним точно в Иван–Город едем. Там Купала будет. Ночь Купалова, на зависть Нарве. Это нарочно, чтоб в Нарве все от зависти утопились. Вавилыч тоже едет. Поехали с нами, а?
— Не знаю, — задумчиво произнес Сигизмунд.
Вамба тоже тосковал. Недавно заработал денег на резьбе по дереву и положил десять тысяч под фотографию Аспида. Упрашивал, видать, чтоб вернул их домой.
— Да, Морж, хреновато. С Вавилычем по улицам хожу, а он к лошадям пристает. Увидит в парке и начинает с ней по–своему разговаривать. По морде треплет, гладит. Кормит. Я его в зоопарк водила. Обезьян показывала. Нас оттуда с милицией выгнали, потому что Вавилыч по клетке с наружной стороны забрался не хуже любой обезьяны… Это он, Морж, передо мной выпендривался. Мы оттуда в музей восковых фигур пошли. Что, зря мы в парке гуляли, верно? Погоди, у меня и фотография есть…
Аська порылась в карманах и извлекла довольно мятый «поляроидный» снимок: она, Аська, рыжеволосый Вавила и Джимми Крюгер. Вавила дурацки скалился.
— Сильно, — сказал Сигизмунд.
* * *
В эти дни, когда каждый был занят своим и в тусовке наступили разброд и шатания, Сигизмундом все чаще овладевало желание понять: какая же все–таки сила притянула всех этих людей друг к другу и в рекордно короткие сроки превратила их почти в родных?
Прав, конечно, старик Хэм: «человек один не может». Не может, и все. Поэтому и пытается создавать семью.
А семьи больше не существует. Выродилась как социальный институт. Не потому, что бабы испортились; просто не нужна сейчас в большом городе семья, чтобы выжить.
Вот и получается: вместо семьи — тусовка. И тусовщики уже как будто родственники тебе. Можешь с ними ссориться, да только куда ты от них денешься?
И все–таки всех сейчас охватила тоска, и разбрелись кто куда, один только Сигизмунд оставался неприкаянным и все думал, думал…
* * *
Близкое знакомство Федора с вандалами, которого так боялся Сигизмунд, произошло вполне буднично и не ознаменовалось никакими эксцессами. Ребята бойцу, в принципе, понравились. Федор им, кажется, тоже. Через неделю Федор потащил Вавилу в один спортивный зальчик. На следующий день докладывал Сигизмунду:
— Подготовочка у них так себе. Пошли мы с Вавилычем… есть одно такое местечко. Приходим в зал. Я тамошнему сенсэю говорю: мол, мужика привел — высший класс! Стиль «бешеный берсерк». Из Норвегии, говорю, мастер. Поставил сенсэй ученичков, младшеньких. Вавилыч быстро разоблачился и младшеньких повалял–пометелил. Сенсэй говорит: «Где же, говорит, бешеный берсерк? Развел банальный мордобой…» Вавилыч грудь выпятил, ревет чего–то
— прямо Тарзан! Сенсэй напустил на него старшенького — хороший мальчик, крепенький, умненький. Начал он вокруг Вавилыча ходить. Вавилыч руками размахался, как мельница, но мальчика не достал и разъярился. В углу там маты свалены были — от школьных занятий остались. Вавилыч мат за угол схватил и над головой раскрутил. Вот тут–то и был им «бешеный берсерк» по всей программе! Потом мы ушли.
— Понравилось Вавиле в зальчике–то? — осторожно спросил Сигизмунд.
— Не–а. Вот, говорит, лошадку бы ему… На лошадке бы он показал. Мечом бы вот так…
— Может, ему еще вертолет купить? Боевой? «Черную акулу»?
Федор неожиданно фыркнул.
— Не, Сигизмунд Борисович. Вертолет — это мне.
Бойца Федора не на шутку заботило то обстоятельство, что новые его знакомые оказались язычниками. На эту тему он рассуждал долго и вдумчиво.
— Обидно ведь, хорошие ребята. Пропадут. Я вот им втолковать не могу. У меня слов не хватает. Я сам не очень веру понимаю, больше чувствую. Меня отец Никодим, когда я еще тараканов у них на подворье выводил, не теориями пронял, а вот этим… Эх!
Федор вздохнул и замолчал. Видно было, что переживает.
* * *
Узнав о проблеме бойца Федора, Виктория вдруг разразилась громким хохотом. Боец Федор обиделся. Тут дело серьезное, а она хиханьки…
Аська тоже осудила легкомысленное поведение сестрицы. У Аськи периоды полного безбожия сменялись периодами бурного слезливого покаяния в церкви, что ничуть не мешало той же Анастасии в любой из периодов красить в зеленый или фиолетовый цвет коротко стриженые волосы, пить водку и чинить непотребства. Однако к Иисусу Христу (может быть, не без влияния известной рок–оперы) относилась трепетно.
Вика пояснила обиженному Федору:
— Давным–давно для обращения в христианство восточногерманских племен на их язык была переведена Библия. Кто же знал, что спустя полторы тысячи лет она снова понадобится для той же цели!
Федор подскочил.
— Неужто Библия на ихнем языке есть? А где бы ее достать?
— В библиотеке взять да отксерить. Правда, она не на вандальском, а на готском, языки все–таки отличаются. Чуть–чуть.
— Как русский и украинский? — деловито осведомился Федор.
— Поменьше. Морж, дай денег.
— На что тебе?
— На ксеру.
— У меня нет. Может, у Вавилы есть?
— А! — сказала Вика. — У Дидиса займу.
— Докатились, — со стоном проговорил Сигизмунд, — занимаем деньги у раба–фенечника, чтобы отксерить в Публичке готскую Библию… Сказал бы мне кто год назад, что такой херней заниматься стану…
Тут на Сигизмунда обиделись одновременно и Вика, и боец Федор.
Федор безаппелляционно высказался:
— Кому Церковь не мать, тому Бог не отец.
— Чего? — возмутилась Аська. — Какая Церковь?
— Наша, православная, — отрезал Федор.
— А вот скажи мне, Феденька, — ядовито–сладенько завела Аська, — а вот придет сейчас на землю Иисусенька…
— Это никому не известно, когда Он придет, — сумрачно заявил Федор.
— Ну неизвестно, неизвестно. А предположим. Вот пришел. В первый раз когда пришел — к кому Он заявился?
— Ну… к рыбакам.
— Вот! — восторжествовала Аська. — А сейчас к кому? К «новым русским»? К попам твоим толстомордым? В Госдуму? В Конгресс американский? Куда?
Федор, явно не зная, что отвечать, насупился.
— Не моего ума это дело.
— Не твоего, не твоего… А ты порассуждай. Тогда — к рыбакам. К мытарям там разным…
— Иисус Христос в налоговой инспекции! — хмыкнул Сигизмунд.
— Иисус Христос, Федечка, — убежденно сказала Аська, — придет к нам, в тусовку. К хипью Он придет. Потому как больше Ему прийти не к кому.
— А простые люди? Рабочие? — не сдавался Федор.
— Да? А они Ему дверь откроют? Им же телевидение все объяснило: бойтесь посторонних, двери не открывайте. Вот скажи мне, Феденька: где человека впустят, накормят, ни о чем не спросят, впишут? Где с человеком РАЗГОВАРИВАТЬ будут? И не сериалы говенные смотреть, а РАЗГОВАРИВАТЬ, понимаешь? Где его выслушают, поймут? Полюбят, в конце концов? Молчишь? Попы твои его полюбят?
— Отец Никодим — да, он полюбит, — твердо сказал Федор.
— А меня он полюбит, твой отец Никодим? — вызывающе спросила Аська.
Федор промолчал.
* * *
Анастасия маялась безыдейностью. Хотела мини–спектакль делать. Сама. «Бомбоубежище» предоставляло Аське ночные часы для репетиций.
Но для начала требовался материал. Сигизмунд, мало знакомый со спецификой театрального искусства, наивно полагал, что уж чего–чего, а всяких там пьес
