Кир Булычев - Поступили в продажу золотые рыбки (сборник)
Летит Удалов к Аддис-Абебе. Черная Африка разворачивается под крылом. Слоны, носороги поднимают любопытные взоры и провожают самолет мычанием и дружественными криками. А на аэродроме ждут эфиопские академики.
«Как долетели?» – спрашивают они Корнелия.
«Спасибо», – отвечает он на безукоризненном эфиопском языке.
А там назначение послом или даже советником в одну африканскую страну, национального языка которой не знает никто, кроме Удалова…
«Диметилфталат – восемь граммов, – появилась мысль в мозгу Удалова, – водный раствор аммиака.» Нет, при чем здесь водный раствор аммиака?
Удалов поднял глаза и увидел в открытом окне аптеки провизора Савича, писавшего что-то в толстом провизорском блокноте.
– Лекарства изобретаете? – спросил Удалов.
– Да, вспоминаю кое-что.
– А водный раствор аммиака, – пошутил Удалов, – это как по-нашему?
– Нашатырный спирт, – сообщил Савич, и глаза его стали круглыми от удивления. – Я что, вслух разговаривал?
– Как сказать, – ответил Удалов и поспешил дальше.
К тому времени голова его была полна знаниями, приобретенными походя, за два часа. И Корнелий уже начал понимать, что его личная память здесь совершенно ни при чем. Ситуация складывалась куда более сложная. По какой-то причине он обрел способность моментально впитывать, как губка, любую письменную информацию, возле которой он оказывался. И для этого ему совсем не надо было раскрывать книгу или заглядывать в чужие блокноты. Можно было, к примеру, положить возле себя несколько учебников или справочников, и через секунду Удалов знал, что в них написано, до последней запятой.
– Любопытная чертовщина, – сказал Удалов. – А если голова лопнет?
К счастью, в этот момент Удалов прошел мимо киоска Союзпечати.
Он вобрал в себя содержание всех газет и журналов, даже старых, что лежали на прилавке и были развешаны по бокам. В том числе и того самого номера «Здоровье», где говорилось, что нормальный человек использует свой мозг, дай бог, на один процент. Остальные клетки лежат без движения и дармоедствуют, зря потребляют пищу и витамины.
– Ага, – сообразил Удалов и остановился посреди улицы. – Все понятно. Это и есть дар. Значит, был не сон, а фантастическая очевидность. Как же я с моими новыми способностями до такой очевидной штуки не додумался? Это стыд и позор.
А если сияющий пришелец сказал правду, то подарком надо уметь распорядиться. Его надо направить на пользу человечеству и способствовать таким образом межзвездной дружбе и взаимопониманию.
Какой следующий шаг должен предпринять разумный человек, который, если захочет, завтра станет академиком или по крайней мере членом-корреспондентом Академии наук? Пойти в библиотеку? Нет, не стоит. Там нечаянно впитаешь столько всякой чепухи, что даже девяносто девять процентов мозга не справятся. Отдать себя в руки медицины? Жалко свободы.
А ноги между тем независимо от мыслей несли и несли Удалова вперед и привели к дверям стройконторы. Руки сами собой открыли дверь, а язык сам по себе поздоровался с присутствующими сотрудниками. А так как голова Удалова была занята посторонними мыслями, то в ответ на вопрос бухгалтера, закрывать ли ведомости третьему участку, Удалов ответил туманно: «Академии наук виднее» – и проследовал за перегородку, в кабинет.
Там он опустился на стул, положил локти на кипу сводок и, все еще не сознавая, где находится, продолжал размышлять.
Прельщала дипломатическая карьера. Черная машина «Волга» у подъезда резиденции, уважительные иностранцы с коктейлями из виски в холеных пальцах и их секретарши в платьях декольте. Хотелось также попробовать себя в космической программе. «Только вы, профессор Удалов, можете подсказать нам, стоит ли подключать к этой ракете третью ступень». А вокруг стоят герои-космонавты и ждут ответа. Ведь от решения Удалова зависит, лететь им на Марс или погодить. Или еще можно разгадать тайны древних цивилизаций и знать, была ли Атлантида или только померещилось. Такой путь вел к тихому академическому кабинету и бесплатным путевкам в дом отдыха для ведущих мыслителей. Ну и, конечно, к международным конгрессам…
«Нет, – решил наконец Удалов. – Спешить с опубликованием не будем. Не исключено, что завтра все пройдет и окажешься в дураках. В обеденный перерыв зайду в техникум и впитаю в себя высшую математику. Никогда не помешает. Потом в музей, узнаю, что там есть про Петра Первого. Вот так-то».
– Вы ко мне? – спросил он, поднимая голову.
– Мы уж пятнадцать минут стараемся добиться вашего внимания, Корнелий Иванович, – сказал мужчина с шоколадными глазами, боксерским носом и желтым импортным портфелем.
– Даже больше, – поддержал его маленький старичок.
Старичок был в очках, и линзы очков были такими толстыми и сильными, что в них помещался лишь вдесятеро увеличенный зрачок голубого цвета с прожилками. Старичок тоже держал в руках желтый импортный портфель.
– Ага, явились, – сказал Удалов. И в тот же момент он знал до последней строчки содержимое толстых портфелей. Там лежали в основном ведомости, справки, накладные и чистые бланки артели, поставлявшей стройконторе скобянку, замки, ключи и всякую мелочь.
Гости уселись напротив Удалова, и мужчина с боксерским носом произнес:
– День сегодня хороший, Корнелий Иванович.
День был плохой, ветреный, сумрачный, пасмурный. Слава богу, что хоть дождь перестал. Удалов молча согласился с гостем и изучил между тем все бумаги, лежавшие у того в карманах. И понял, что может стать величайшим ревизором современности, исключительным ревизором, которого ввиду знания языков будут приглашать в командировки в союзные республики, страны социалистического содружества, может, даже на Запад. И на двери его кабинета будет скромная табличка: «Комиссар милиции первого ранга, заведующий специальным отделом по особо важным ревизиям К. И. Удалов».
– Да, день неплохой, – сказал старичок, и увеличенные жилки под очками заметно покраснели. – А вы на нас, говорят, в претензии. Незаслуженно и обидно.
– Так, – проговорил Удалов загадочно и постучал пальцами по столу.
– Нет, Корнелий Иванович, так дальше не пойдет, – сказал мужчина с боксерским носом и повел широкими плечами. – Артель старается, выполняет и перевыполняет план, бесперебойно снабжает вашу контору высококачественным товаром, а в ответ никакой благодарности. Я дойду до горсовета.
– А хоть до Вологды, – отрезал Удалов. Содержание одной из бумажек в правом верхнем кармане пиджака человека с боксерским носом его очень заинтересовало. Подчистка на накладной была сделана грубо, невооруженным глазом видно.
– Зачем так, товарищ Удалов, – огорчился старичок. – У нас все документы с собой. Лучший металл мы пустили на те задвижки. Опытных мастеров привлекли. Дней и ночей не спали. И всё, получается, впустую?
– Погоди, – прервал его спутник. – Если чем недоволен – зачем по официальным каналам? Скажи мне, я скажу Порфирьичу, Порфирьич сделает.
– Сделаю, – сказал старичок. – Всегда полюбовно.
– А задвижки от ветра гнутся, – сказал Удалов. – Замки вилкой вскрыть нетрудно. Строительство дома отдыха сорвано. А товар вы налево пустили. Разве не так?
– Не так, – убежденно возразил Порфирьич.
– А три тысячи восемьсот нечестных рублей поделили между собой?
– Какие деньги? – возмутился старичок.
А у его спутника неожиданно выступил пот на лбу.
– Сколько? – спросил он.
– Три тысячи восемьсот как одна копеечка. Ведь до сих пор все ваши преступные расчеты у вас в кармане лежат. Карандашом написано: «Порфирьичу выделить семьсот двадцать. Шурову – триста. Удалову, если будет артачиться, сто в зубы». Разве не правда?
Человек с шоколадными глазами потерял присутствие духа. Он вскочил со стула, схватился толстыми дрожащими пальцами за карман.
– Продали! – воскликнул он.
Порфирьич со стула не встал. Порфирьич побледнел. Даже глаза побледнели.
– Три тысячи восемьсот? А мне семьсот двадцать? Так. Не будет тебе, бесчестный жулик, никакой пощады от народа ни на этом, ни на том свете, – сказал он тонким суровым голоском.
– И заявление в милицию напишем сейчас же, – закончил Удалов, куя железо, пока горячо.
– Я ничего не знаю, – сказал человек с боксерским носом, пытаясь сжевать вытащенную из кармана записку.
Записка была на хорошей толстой бумаге и не жевалась.
– Не поможет, – заметил Удалов. – В правом верхнем кармане пиджака Порфирьича лежит подчищенная накладная на листовую сталь.
– Лежит, – подтвердил Порфирьич. – Лучше я сам сяду как невинный сообщник, но эту змею на много лет укатаю.
– Правильно, – одобрил Удалов. – Он вас и раньше за нос водил.
– Фи не шмеете! – прокричал с набитым ртом директор артели. – Я путу шалофаться!
– Жалуйся, жалуйся, – сказал мстительно Порфирьич.
– Некуда ему деваться, – согласился Удалов. – У вас же в портфеле неотразимая бухгалтерия.
