Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете...
— Прошу прощения, синьор Эйлер, но, кажется, я где-то уже встречал нечто похожее.
— Вы не ошиблись, — сказал Мендесона, — мысль о том, что в идеальном обществе должны управлять представители различных наук, принадлежит Анри де Сен-Симону, французскому социалисту-утописту. Правда, он почитал лишь естественные науки, а среди них отдавал пальму первенства той, которой посвятил себя синьор Эйлер. Согласно Сен-Симону не только во главе всего общества должен быть поставлен Великий математик, но и его собратья меньшего ранга призваны управлять местными общинами.
— Так вы живете по Сен-Симону?
— О, нет, — возразил Мендесона. — У нас математики исполняют роль первых скрипок в оркестрах, где все музыканты играют на равных. На практике это сводится к тому, что, начиная с Великария и кончая объединенными местными управами, функции председателя исполняются служителями математических наук.
— Хочу обратить ваше внимание, легат, — вмешался Эйлер, — что это не официально установленный и освященный законом порядок вещей, а скорее обычай, продиктованный объективными обстоятельствами. Дело в том, что наше производство до предела насыщено электронными устройствами, едва ли не все технологические процессы протекают под их бдительным контролем, вычислительная техника с успехом используется и в сферах потребления, обслуживания, быта, просвещения. В таком, можно сказать, высоко математизированном обществе наибольшая ответственность с неизбежностью ложится на тех, кто занимается программированием, дает волевой импульс сотням миллионов механизмов, обслуживающих человека с его реальными нуждами и, увы, прихотями. Маты и выполняют эту важнейшую функцию, проистекающую из природы их знаний, не требуя взамен особых привилегий. Нас называют первыми среди равных… Если я не ошибаюсь, Мендесона, это классическое определение восходит к античной древности?
— Вы правы, ваше превосходительство, — подтвердил бородач, — так велел именовать себя Юлий Цезарь.
— Вот видите, как полезно иметь под боком сведущего человека. Итак, инспектор, что вы можете сказать о нашем образе жизни?
— О, я пока слишком мало знаю, чтобы высказывать свои суждения.
— Так спрашивайте, не стесняйтесь.
— Если позволите, я бы хотел знать, как вы сами оцениваете клановую систему, считаете ли ее безупречной?
Эйлер улыбнулся.
— Вы загоняете меня в угол, вынуждая заняться самобичеванием либо выставить себя хвастунишкой. Но если говорить серьезно, истина лежит где-то посередине. Не стану лукавить: мы высоко ценим свою систему, основанную на принципе профессионального кланизма. Не буду сравнивать ее с другими — мы слишком долго были оторваны от развития вселенской цивилизации и имеем весьма смутное представление о порядках, утвердившихся на других планетах. Вполне вероятно, что там немало образцов для подражания. Однако, если брать абсолютное измерение, наше устройство обеспечивает благосостояние для всех плюс динамичный прогресс в покорении природных сил.
Есть еще одно существенное обстоятельство: профессиональный кланизм никем не выдуман, он отнюдь не представляет собой счастливой находки некоего гениального преобразователя. Этот принцип, можно сказать, ниспослан нам самим провидением, если под последним иметь в виду неумолимую внутреннюю логику производства, слившегося с наукой. По мере того как промышленная и познавательная деятельность людей шли на сближение, поколение за поколением специализировались и группировались по профессиям. Законодателям не оставалось ничего иного, как придать юридическое оформление результатам этого исторического процесса.
— Что и было сделано около пяти веков назад, — вставил Мендесона.
— И целых пять веков, — подхватил Эйлер, — засвидетельствовали, что судьба распорядилась гермеситами милостиво. Всю эту бездну времени наш общественный механизм работал как идеальный двигатель, не нуждающийся в заправке, своего рода perpetuum mobile. Разумеется, это не значит, будто у нас вовсе не возникает никаких осложнений, — их более чем достаточно, притом самого разнообразного свойства. Как всякий здоровый организм с завидным аппетитом и превосходным пищеварением, наше общество хочет увидеть больше, чем в состоянии взять в руки, и взять в руки больше, чем способно проглотить. Отсюда бесконечная гонка с препятствиями: едва кому-нибудь придет в голову новая идея, как все требуют немедленно ее реализовать, и едва она начинает приносить плоды, как все жаждут их иметь. Да мало ли где и почему возникают проблемы! Определение «безупречный», которое вы употребили, подходит, увы, только к трупу.
Тропинин развел руками и склонил голову, признавая, что выразился крайне неудачно.
— Так вот, — продолжал Великий математик, — мыслимый предел совершенства состоит в том, чтобы не было нужды останавливать конвейер всякий раз, когда пришел в негодность какой-то винтик. Короче, это — саморегулирующаяся машина, которая сама себя смазывает, разбирает пришедшие в негодность узлы, чинит их и потому не знает износа, а ухода за собой почти никакого не требует.
— Послушать вас, так мы здесь бьем баклуши, — проворчал Мендесона тоном доверенного слуги, которому разрешаются некоторые вольности.
— У вас на Земле, легат, тоже так дерзко возражают начальству, да еще в присутствии инопланетного гостя?
— Ни в коем случае, — в тон ему сказал Тропинин, — за подобные выпады у нас отрубают голову. Если, конечно, она не столь ценна, как у синьора Мендесоны.
Бородач поклонился.
— Учись, Пабло, — сказал ему шеф. — Не знаю, как в чем другом, а в умении вести тонкую беседу земляне явно нас обставили.
— Вы себя недооцениваете, синьор Эйлер, — вежливо сказал Тропинин. — Если я вам еще не окончательно надоел, меня страшно интригует…
Он замолчал, пораженный: стена с окнами, бывшая прямо перед ним, исчезла, в образовавшемся проеме на голубом небесном фоне появился незнакомый человек; он как бы въехал в кабинет на своем стуле и присоединился к их компании.
— Разрешите доложить, ваше превосходительство?
— Что-нибудь экстренное? — спросил недовольно Великий математик.
— Да, синьор.
— Ладно, валяйте. — Уловив настороженный взгляд незнакомца в сторону Тропинина, Эйлер добавил: — У меня нет секретов от нашего гостя.
— Жалоба из Вероны от общины матов. Молодой агр похитил их девушку…
— Повторите!
— Да, синьор, похитил и увез в неизвестном направлении.
— Как фамилия девушки?
— Капулетти.
При звуке этого имени Тропинин вздрогнул, Эйлер с Мендесоной обменялись быстрыми взглядами.
— А агра?
— Монтекки.
— Вам говорит что-нибудь это имя? — спросил Великий математик у своего помощника. Тот отрицательно покачал головой. — Положение? — обратился Эйлер к вошедшему.
— Олдермен местной общины. Еще один момент…
— Да? — неторопливо бросил Эйлер.
— По непроверенным данным, они любят друг друга.
— Что вы сказали?! — Эйлер захохотал, откинувшись на спинку кресла; по-своему, скромно захихикал и Мендесона.
— Извините, синьор, — стал оправдываться незнакомец, — я понимаю… но обязан был доложить вам всю поступившую с места информацию. Что прикажете ответить лидерам общин — они как раз проводят сейчас согласительную комиссию?
— Ничего, пусть разбираются сами.
— Однако вы не находите, что без нашего вмешательства… — начал Мендесона.
— Нет, не нахожу, — сухо прервал его Эйлер. — Вы свободны, — сказал он незнакомцу, и тот исчез столь же странным образом, как и появился.
— Поразительно! — не удержался выразить свое восхищение Тропинин.
— Что именно? — рассеянно спросил Великий математик, занятый своими мыслями. — Ах да, вас удивило внезапное появление информатора. Мы действительно достигли кое-каких успехов в голографии, и мне следовало заранее предупредить вас… впрочем, так получилось эффектнее. Но вот что интересно: вам повезло, легат, вы, что называется, поспели к огоньку. Одно из тех самых осложнений, о которых я вам только что говорил. Притом весьма необычное. Я, признаться, не припомню случая, когда юноша из одного клана умыкал бы девушку из другого. А вы, Мендесона?
— Такой случай имел место при вашем предшественнике. Тогда удалось предотвратить насилие. Преступник находился в состоянии сильного опьянения.
— Видите, легат, происшествия подобного рода исключительны, но клановые стычки тем не менее случаются, и приходится их улаживать. Для этого существует стройная и эффективная процедура, включающая прямые переговоры между соответствующими общинами. Если им не удается прийти к полюбовному соглашению, спор переходит в арбитраж. Ну а роль высшей инстанции принадлежит Великарию. Вам, очевидно, любопытно будет знать, чем кончилось это неприятное дело — так мы непременно вас проинформируем. Молодость, безрассудство, — вздохнул он.
