Джек Вэнс - Инспектор-призрак (сборник)
— Полагаю, что справлюсь. Он знает, конечно, что мы обучили некоторых сервов. но ведь знания — вещь глазу невидимая. И за всю жизнь он привык к другому. Он просто не умеет видеть в сервах думающих образованных людей. Он знает, что у нас их — тысячи, но по-настоящему идея его не пугает. Он думает, мы их вооружим, сколотим банду. Он еще даже не представляет, что крестьянин способен научиться кое-чему большему, чем владение оружием — кое-чему намного более опасному…
— Почему вы так уверены? — спросил Хейзлтон.
— Сравни — помнишь планету у Фетиды Альфа, она называлась Фитцджеральд. Там они пользовались большим домашним животным для разных работ — животное называлось лошадь. Для скачек, для перевозки тяжестей. Теперь представь, ты прилетел на планету, где, как тебя предупредили, есть говорящие лошади. Ты работаешь, к тебе подходит некто, ведя за уздечку хромую клячу с соломенной шляпой на ушах и вьюком на спине. (Прости, Карст, но дело — есть дело). Ты не подумаешь даже, что эта лошадь — говорящая, ты не привык видеть в подобных животных говорящих созданий.
— Прекрасно, — согласился Хейзлтон, с усмешкой наблюдая за полнейшим замешательством Карста. — Так какая у нас главная линия, начальник? Догадываюсь, вы уже все продумали. Название уже прилепили?
— Нет пока. Если только ты не любитель длинных заглавий. Пока мы имеем дело с очередной проблемой политического псевдоморфизма.
Амальфи заметил подчеркнуто скучающее выражение на лице Карста, и усмешка его стала шире.
— Или, — добавил мэр, — тонкого искусства заставить противника напороться на свой собственный удар.
Глава 3
ИМТ оказался городом приземистым, прочно и давно пустившим корни в каменистую почву. Он был похож на лес памятников-кенотафий, такой же неподвластный переменам. Тишина в нем тоже напоминала тишину кладбища, а прокторы, с их веерами-жезлами, на концах которых позвякивали пластиночки, были подобны нищенствующим монахам, бредущим среди царства мертвых.
Тишину, конечно, легко было объяснить. В стенах ИМТа сервам запрещалось разговаривать, если только к ним не обращались, а прокторов в городе было относительно немного для оживленной беседы. Но Амальфи чувствовал и другую тишину — молчание истребленных миллионов с Тора-5. Молчание гробовой завесой душило вздох. Слышат ли его прокторы?
Голый коричневый серв, проходивший мимо, взглянул на их группу и поднял палец к губам — установленный жест почтительности. Хелдон чуть кивнул. Амальфи, как того и требовала ситуация, внешне не обратил внимания, но подумал: “Вот что это значит, не так ли, Хелдон? Но поздно, тайна перестала быть тайной”.
Карст трусил позади, время от времени бросая с опаской взгляд на проктора. Хелдон, впрочем, не обращал на него ни малейшего внимания, Карст старался зря. Они прошли давно пришедшую в упадок площадь. Посреди площади имелась заброшенная скульптурная группа. От древности она потеряла почти всякую целостность, но, подумал Амальфи, целостность не есть признак монументальных памятников. Только зоркий глаз мог увидеть в камне на пьедестале нечто большее, чем простой крупный метеорит, усеянный множеством вмятин, что характерно для больших сидеритов1.
Но Амальфи не мог заметить, что выемки в камне, сделанные в стиле произведений древнего скульптора по имени Мур, когда-то выражали определенную идею. Внутри камня когда-то возвышалась мощная фигура человека, чья нога покоилась на шее поверженного, менее сильного врага. Да, когда-то ИМТ в самом деле гордился памятью о Торе-5…
— Храм прямо впереди, — вдруг произнес Хелдон. — Механизмы в тайнике под храмом. Там сейчас никого быть не должно, никого, кто мог бы помешать, но я лучше сначала посмотрю. Ждите здесь.
— А если нас кто-нибудь заметит? — спросил Амальфи.
— На площадь обычно не выходят, избегают. Кроме того, я выставил вокруг людей, на всякий случай. Они не пропустят случайных прохожих. Оставайтесь на месте и будете в безопасности.
Проктор зашагал к обширному зданию с куполом на крыше и вдруг исчез, повернув в боковую улицу. За спиной Амальфи Карст очень тихо запел. Явно какая-то народная песня. Мелодия, когда-то имевшая отношение к земному городу Казани, была слишком стара для Амальфи, чтобы он мог ее узнать — на несколько тысячелетий слишком стара. К тому же мэру на ухо медведь наступил еще в детстве. Тем не менее песня вдруг завладела вниманием мэра, он прислушался к словам с напряжением совы, выслеживающей своим сонаром-локатором полевую мышку. Карст торжественно распевал:
“Правдивый гнев Маальвина оседлал ураган,
Раскаленным клеймом выжег он Пустоши,
Испепелил бунтарей, которых было больше,
чем пальцев на всех наших руках,
Ни звезды, ни луны не украсили небосвода в ту ночь, когда
ИМТ заставил само небо
Рухнуть!”
Увидев, что Амальфи прислушивается, Карст остановился, жестом попросил прощения.
— Продолжай, — тут же попросил его Амальфи. — Что дальше говорится в песне?
— Времени не хватит. В ней сотни куплетов, каждый поющий в конце добавляет собственный — по крайней мере, один. Заканчивается она, как правило, вот этим:
“Черна от их крови была кирпичная кладка,
Рухнули стройные башни, обращенные в глину,
Не выжил никто из восставших против Маальвина,
Земля извергла их души в космос со стоном,
ИМТ заставил само небо
Рухнуть!”
— Потрясающе, — мрачно похвалил Амальфи. — Мы попали в жаркое! Да еще и на самом дне горшка. Жаль, что ты не спел эту песенку неделю назад.
— А что вы в ней нашли? — удивился Карст. — Это же давняя легенда.
— Теперь мне понятно, почему Хелдон хочет починить гирокруты. Я знал, что он играет в нечестную игру, но старый фокус под названием “Лапута” как-то мне и в голову не пришел — более современные города не так устойчивы в киле. Но при всей своей массе этот городок сплющит нас в лепешку — нам нужно только тихонько сидеть и ждать!
— Не понимаю…
— Очень просто. Ваш пророк Маальвин использовал ИМТ как молоток для раскалывания орехов. Он поднимал город в воздух, перелетал к месту сопротивления и снова опускал. Трюк придуман задолго до эры космических полетов, если не ошибаюсь. Карст, не отходи от меня ни на шаг, возможно, придется незаметно от Хелдона что-то тебе передать, поэтому смотри, когда я… тс-с, он возвращается.
Проктор вылетел из отверстия переулка, словно непечатное слово. Он чуть не бегом направился к Амальфи и Карсту, прыгая по крошившейся брусчатке.
— Полагаю, — сказал Хелдон, — мы готовы принять вашу ценную помощь, мэр Амальфи.
Хелдон опустил ногу на выступ пирамидки и надавил. Амальфи был весь внимание, но ничего не произошло. Он провел лучом фонарика по голым стенам подземной комнаты, снова посветил на пол. Хелдон нетерпеливо наступил на пирамидку еще раз.
На этот раз послышался протестующий скрежет. Скрежеща, очень неохотно, каменная плита — примерно пять футов на два, — начала подниматься. Очевидно, на дальнем конце она была подвешена на петлях или имела ось. Луч фонарика мэра упал в отверстие: там обнаружилась узкая каменная лестница.
— Я разочарован, — откровенно сказал Амальфи. — Я ожидал увидеть самого Джонатана Свифта. Ну ладно, Хелдон, ведите.
Проктор, приподняв полы своего балахона, осторожно двинулся вниз по ступенькам — камень был осклизлый. Карст замыкал процессию. Он согнулся под тяжестью рюкзака, руки его свободно болтались. Сквозь тонкие подошвы сандалий мэр чувствовал, какие холодные и скользкие ступени. По стенам бежали ручейки влаги. Амальфи почувствовал неодолимое желание закурить сигару, он явственно чувствовал аромат табака, пробивающий запах плесени. Но ему были нужны свободные руки.
Не разрушила ли влага тонкий механизм гирокрутов? Амальфи тут же отбросил эту идею. Слишком легкий выход, и в конце концов — ведущий к катастрофе. Если оки хотят назвать эту планету своей, ИМТ должен быть запущен во что бы то ни стало.
Но как удержать его от атаки на родной город — этого мэр еще не придумал. Как всегда получалось в опасных переделках, он пилотировал на чистом вдохновении.
Лестница неожиданно оборвалась, выведя их в тесную комнату, очень влажную и промозглую, почти пещерку. Световой глаз фонарика побродил по стенам, остановился на овальной двери, запечатанной тусклым серым металлом. Не было сомнений, что это свинец. Так гирокруты у них еще и “горячие”? Плохая новость сама по себе: гирокруты гораздо более древние, чем надеялся Амальфи.
— Здесь? — спросил он.
— В эту дверь, — кивнул Хелдон.
Он повернул малозаметную рукоятку.