Сергей Попов - Небо цвета крови
Весь найденный провиант тщательно рассматривали, читали сроки годности, отбирали самый подходящий, откладывая в сторону порченые упаковки, любые хотя бы немного вздутые, окисленные или мятые банки. Запомнивший мой недавний совет, Дин внимательно изучал каждую находку, что-то вполголоса себе нашептывал — скорее всего, вслух зачитывал состав и дату. Вместе заглянули в молочный отдел, где не обнаружилось ничего стоящего, кроме замороженных бутылок с молоком, обыскали полки с инструментами, кое-что взяли с собой. В «КОСМЕТИКЕ И ПАРФЮМЕРИИ» набрал для жены и дочки всяких шампуней, гелей, кремов, дезодорантов, кускового и жидкого мыла. Себе же с Дином — новые бритвы, лезвия, непросроченную пену. Между делом прошлись вдоль холодильников, забитых снегом, в каких ни йоты не разглядели, у обрушенных полок с пожелтевшей и изодранной печатной продукцией напарник разжился старыми газетами и журналами для растопки. У касс запаслись сигаретами, зажигалками.
— Хоть покурим с тобой! — со вскруженной от раздобытых припасов головой возбужденно молвил Дин, похлопывая по забитому рюкзаку. — Отметим это дело! А то, если честно, уже внутри все посасывает, тянет…
— Это подождет, — коротко ответил я, смотря на улицу, неясно вырисовывающуюся сразу за уцелевшими размытыми от мороза стеклами при входе в супермаркет. Там, сквозь не тронутые льдом просветы, виднелись снежные дервиши, блуждающие вдоль одинокой дороги, подчас пробегали потрошители. Но стоило перевести выжидающий взгляд чуть правее — натолкнулся на два истерзанных трупа, уже обнесенных снегом: по-видимому, тех, кто недавно спешил попасть туда же, где и мы сейчас. Через мгновение спросил: — Лучше скажи: ты все взял, что хотел? Потому что когда мы отсюда уйдем — вернуться назад больше не получится.
Дин почесывал сальный клин бороды, задумавшись, и после недолгого молчания ответил:
— Да, в принципе, да… — и перечислил: — Еда, вода, сигареты, инструменты кое-какие, бумага — вроде бы все…
Р-р-р-р… ух-х… ух-х…
Громкие и тяжкие звериные вздохи, доносящиеся из-за стеллажа, за каким, извалявшиеся в пепле, покоились мягкие игрушки, мгновенно перебили Дина, заставили чернильные глаза расшириться от испуга, а руки — порывисто вскинуть ружье, готовясь отражать нападение.
«Еще только этого нам не хватало… — мрачно подумал я, — чего боялся — на то и напоролся…»
Тоже взялся за винтовку, чувствуя, как быстро намокают ладони.
— Чего делать будем?.. — прошептал Дин, подойдя ближе. Глаза бешено бегали, пальцы неслышно выстукивали по стволу. Сам он без конца облизывал полопавшиеся губы, чуть нетерпеливо поплясывал на месте, словно пес, мечтающий сорваться с поводка. Подождав, повторил: — Как действовать-то будем, Курт?..
Я почесал нос, пораскинул мозгами: идти через парадные двери нельзя, назад вернуться — тоже — через забор уже никак не перелезть. Есть, конечно, еще один ход — черный, но попасть туда, минуя стеллаж с затаившимся таинственным хищником, будет очень нелегко.
— Давай-ка поворачивать назад — обходить будем, — кратко озвучил я свой замысел и, перехватив оружие левой рукой, двинулся сквозь ряды. — Нагоняй!
И когда все вроде бы складывалось хорошо, нам удалось отдалиться от зверя на немалое расстояние, затеряться за стеллажами, случилось непредсказуемое: Дин что-то задел в темноте, поднял оглушительный гвалт, разлетевшийся по всему супермаркету.
А увидев — побледнели, ахнули: размозженная человеческая грудная клетка.
— Да мы в чье-то логово, по ходу, вторглись!.. — запальчиво, визгливо прошипел Дин, метая в меня колючие взгляды. — Теперь хрен нас кто выпустит отсюда без боя…
В этот самый момент, растревоженный посторонним, незнакомым шумом, зверь, глухо порыкивающий до сего времени за стеллажом, будто ожил, пронзительно, сотрясая весь торговый зал, заревел, чем-то зычно загремел.
А-а-а-р-р-р!!.
В ответ на лютое рычание, откуда-то сверху, над нами, затянулся волчий вой, стала хорошо слышна возня, суета, цокот когтей по плитке. Через мгновение он участился, сделался более отчетливым, сместился круто влево — потрошители принялись спускаться.
— Пробираемся к черному ходу! — огласил я и, пригнувшись, быстренько прополз под завалившимся стеллажом. Выбравшись, поторопил Дина: — Пошевеливайся!
Тот опрометью поднырнул, по-пластунски, как заправский солдат, прополз и через пару секунд очутился около меня, держа ружье наизготовку.
Р-р-р-р!!!
Тем временем волки, привлеченные неистовым ревом, уже разбрелись по залу, обнюхивая места нашего недавнего пребывания. Разгневанный их присутствием еще больше, невиданный хищник произвел еще один ошеломляющий удар, и через секунду-другую мы с Дином с округлившимися от ужаса глазами увидели то, как металлические стеллажи, роняя остатки товаров, фишками домино принялись складываться один за другим, пока кто-то из волков не заверещал от боли.
— Да кто же это такой-то?.. — вопрошал изумленный Дин, замечая потрошителей, крутящихся в испуге около поваленных рядов. — Знать бы хоть…
И словно в ответ на мучающий вопрос, шумно дыша и тяжело ступая, растолкав тележки, на свет вышел громадный черный медведь. Косматая, пожженная пеплом морда при каждом шаге гнулась к полу, пасть всякий раз широко раскрывалась, являя тупые темные клыки, блеклые глаза смотрели по сторонам остекленело, жутко, мертво. Вся медвежья шкура усеялась бесчисленным количеством рубцов, ожогов, на одном боку полностью выпала шерсть, оголила бледно-розовую кожу со следами от пуль. Облезлые, но все еще крепкие косые лапы двигали могучее тело хоть и медленно, зато уверенно, надежно.
— Глазам не верю — берсеркер!.. — осипшим, изумленным голосом проговорил Дин, разглядывая изуродованного медведя. — Не думал, что еще встречу такого… — и, вспомнив какой-то давний момент, добавил: — Их же всех уже перебили вроде…
— Выходит, один все же остался, — спешно изрек я и, дернув так же, как он меня возле дерева, бросил: — Бежим!
Вместе кинулись к запасному выходу.
Заметив нас, берсеркер неистово зарычал и помчался в погоню, отбрасывая, как дотошных щенков, высохших потрошителей, стремящихся первыми отхватить себе кусок тепленькой человечины. Однако волки все же оказались хитрее и, избрав иную тактику, первыми сократили с нами разрыв.
— К двери, к двери, Курт! Я их задержу! — прикрикнул Дин и, не дав себя окружить, два раза подряд выстрелил по потрошителям. Двое, поколотив бутылки, повалились на загроможденный корзинами пол, застонали. Остальные трусливо скрылись за стеллажами.
Побив ботинком в наглухо закупоренную дверь черного хода, я без лишних раздумий выстрелил в замочную скважину, выбил настежь. В лицо ударил холодный ветер, прикрытые очками глаза, уже немного привыкшие к темноте, обожгло слабым, пробивающимся сквозь рубиновые тучи солнечным светом.
Обернувшись — увидел, как на Дина, снося все на своем пути, танком мчится обезумевший от ярости медведь.
— Скорее сюда! — позвал я напарника, некстати возившегося с заклинившим оружием в окружении целой стаи волков. Но тот меня так и не услышал.
«Уже не докричусь, — помыслил в горячке, — не хватит времени. Надо вытаскивать его…»
И, пальнув в напирающего берсеркера, отозвавшегося сдавленным хрипом, бросился спасать охотника.
Четверг, 20 марта 2014 года
Месяц миновал после тех событий в супермаркете. Много чего поменялось в семье Флетчеров с той поры. Компаньон Курта, с кем Джин успела познакомиться еще в ту ночь, когда они с мужем едва живые ввалились в дом, разбудив дочь, отныне стал частым гостем их семьи, если не сказать — полноправным членом. Несмотря на тучное, вечно задумчивое лицо, к Дину та привыкла очень скоро, в полной мере ощутила, насколько добр и отзывчив на самом деле этот человек. Он никогда не отказывался от всяческих поручений Джин, с удовольствием помогал по хозяйству, нередко выбирался на охоту вместе с Куртом отстреливать волков, заметно осмелевших с наступлением весны. Удалось Дину найти общий язык и с самым маленьким обитателем дома — Клер, поначалу боявшейся хотя бы поздороваться. У него раскрылся удивительный педагогический талант в общении с ребенком, какого понимал едва ли не с полуслова, умел и выслушать, и успокоить, и приободрить в случае чего всего лишь одной ласковой фразой. И так это замечательно у него получалось, что Джин и Курт, слыша искренний смех дочери, доносящийся со двора, где они с Дином часто играли, всерьез предположили: он наделен каким-то особым, недоступным даже им, родителям, даром.
А вот расположиться, невзирая на все уговоры остаться в самом доме, Дин решил все-таки в сарае, ссылаясь на привычку находиться в тишине и никому не мешать.
— Спокойнее мне так, — улыбчиво отвечал он на очередное предложение хозяев перебраться в дом, — да и мешаться и глаза мозолить вам не буду. Здесь вон и хорошо, и просторно — то, что мне и надо. Не пекитесь так обо мне, ничего со мной не случится.
