Евгений Велтистов - Рэсси — неуловимый друг
Нырнув, синий кит изменил направление, гладким срезом головы поддел снизу коварную подлодку. Судно, погружавшееся, чтобы преследовать кита, было отброшено мощным ударом и стало срочно всплывать…
Рэсси и Белобочка долго еще сопровождали в глубинах Нектона. Подводный терьер, плывя рядом с синим китом, объяснял Нектону, что произошло. Выслушав маленького Рэсси, Нектон распахнул пасть и, показав все пластины своих усов, проревел. Рев этот был так ужасен, что во все стороны брызнули стаи рыб. Но те, кто был на дне, в теплых и прохладных течениях, в игривых океанских волнах, прислушивались к крику самого большого на Земле животного. И если перевести быстрые китовые звуки в человеческую речь, то получатся примерно такие фразы, обращенные одиноким гигантом к своим соплеменникам:
«Опасность! Когда встретите многоглазого тунца, знайте, что этот медлительный на вид тунец, едва заметив вас, выплюнет острый гарпун. Тот самый, что рвет тело наших братьев и сестер и делает их мертвыми, если даже они не захлебнутся. И никто уже не придет на помощь несчастным. Напрасно будет тыкаться китенок в живот матери: он, глупый, не понимает, что она уже не накормит его. Спасайте китят, спасайтесь сами от лодки-тунца…»
Синий кит плыл из моря в море, изредка ревел, пугая акул, оповещая китов. Он знал, что, как и прежде, услышав крик о помощи, будет спешить, презирая опасность, на выручку к своему брату по крови.
Два диспетчера — Океана и Космоса — как обычно, делились новостями:
— Алло, Астронавт, у нас происшествие: пока мы с тобой дремали в глубинах, здесь, в океане, над моей головой какие-то злоумышленники чуть было не загарпунили Нектона. Ты слышишь меня, Аст? Прием.
— Понял тебя. Командор. Одного не понял: новость приятная или печальная? Кто такой Нектон? Прием.
— Да ты в самом деле спишь в своей пустоте, Аст.
Спишь с открытыми глазами! Ты, который помнишь каждый кратер на Луне, должен знать Нектона: тот самый синий кит… Может, у тебя провальный сон, Аст? Это самая страшная глубинная болезнь, когда все в мире кажется одинаково серого цвета, как твоя близкая Луна. Прием.
— Ты прав, Командор, меня тошнит от такого однообразия: Луна быстро надоедает. Я вспомнил Нектона! Наш брат, кит-глубинник! Что с ним, Командор? У кого это поднялась рука палить в своего парня? Прием.
— Точно не знаю, какая-то подлодка. С Нектоном в порядке. Правда, в его шкуре засела радиопуля. Прием.
— На твоем месте. Командор, я разыскал бы подлую подлодку, посмотрел бы в глаза этим лихачам. Но зачем им метить кита, Командор? Не метеор, не какойнибудь отработанный спутник на трассе — совсем не мешает кораблям. Живой кит! Прием.
— Я еще не разобрался, Аст. Самое интересное: знаешь, кто спас Нектона? Электронный пес, который умеет плавать не хуже рыбы, и еще дельфин… Дельфин — обыкновенный, а пес — Рэсси или что-то в этом роде — загадочная личность. Какова история, Аст, а? Прием.
— У вас на дне одни фантазии. В дельфина я верю. Но пес-дельфин, пес-рыба — какая-то чушь. Или ты не расслышал, Командор, или у тебя слуховые галлюцинации от тишины. Прием.
— Клянусь свободным Нектоном, Астронавт! Все до единого слова — правда. Не могу доказать, но пес существует. Я в него верю. Расспрошу наземных диспетчеров, потом все тебе передам. Прием.
— Даже если ты математически докажешь, что твой электронный пес — гений, считай, что для меня он не существует. Когда на мои планеты начнут ввозить земных зверей, я первый предложу закон: механических не надо! В космосе слишком много всякой электронной всячины, а живого — почти ничего… Прием.
Профессор Громов и Радж Манас совершали последнюю прогулку по заповеднику. После захвата сонного стрелка, ранившего тигра, были пойманы и его сообщники. Профессор располагал доказательствами: теперь не только Совет охраны животных, но и весь научный мир убедятся, что фон Круг и фирма «Пеликан» замахнулись на самое ценное для человечества — Природу.
Утром Громов улетал домой. А пока он вел неторопливую беседу с инспектором, сидя на спине слона Замбы, наблюдал зверей и птиц, любовался красками индийской осени. Инспектор рассказал, как однажды Замба встретил свирепого носорога и он, Радж, упал со слона, скатился в траву и лежал смирно, потому что носорог не нападает на неподвижную жертву; зверь тяжело дышал над ним, но человек не шелохнулся, пока умный слон не прогнал носорога.
— Я слышал, профессор, что ваша новая модель знает привычки и законы многих животных не хуже иного зоолога, — сказал Радж Манас.
— Честно говоря, — признался Громов, — Рэсси меня удивляет. Ничего, разумеется, сверхъестественного в нем нет — всякая машина лишь подтверждает или отрицает какую-то идею. Но Рэсси попал в необычные условия. Преследуя сонных стрелков, он накопил богатый опыт. И, пожалуй, слишком быстро проверил те мысли, которые я продумывал много лет. Необходимо еще раз оценить его результаты. Чересчур ответственна та теория, которую я хочу предложить вниманию ученых.
Радж Манас не расспрашивал профессора. Того, что он услышал, было достаточно: вскоре появится работа, которую ожидает научный мир.
— Смотрите! — Инспектор указывал на поляну. Там, сцепив рога, наступали друг на друга два оленя. — Совсем как мальчишки, — с удовольствием произнес Радж Манас. — Это зомбары, мои любимцы.
— Ваши зомбары еще раз доказывают, что для измерения сил не обязательна стычка. — Гель Иванович мягко улыбнулся. — Вспоминаю себя школьником. Бывало, уже в споре чувствуешь: противник сильнее тебя, но приятели подзадоривают, подталкивают в спину, и ты лезешь в драку… А зачем? Расквашенный нос никого не украшает. И как мы были поражены, когда учитель объяснил основные правила борьбы стадных животных: смелому достаточно принять угрожающую позу, и слабый удирает…
Зомбары, потоптавшись на месте, расцепили развесистые рога и как ни в чем не бывало стали щипать траву. Боролись они не всерьез, но зато установили, кто старше рангом.
— Я наблюдал множество схваток в джунглях и видел, что все дуэли у животных — лишь состязание в силе и ловкости, — подтвердил инспектор.
В лесу слышались отрывистый лай и особое завывание — улюлюканье, которое лучше всяких слов говорило: красные волки преследуют в чаще оленя.
Эти волки, дикие собаки Индии, гнали жертву по кругу, на смену уставшим загонщикам выскакивали все новые — участь оленя была решена. Но люди не вмешивались в эту охоту. Природа сама выбраковывала больных и слабых, право сильного было неоспоримо. Радж Манас пояснил гостю, что олени, спасаясь от диких собак, бегут обычно на богатые пастбища и там чувствуют себя привольно. Он, инспектор, много раз подсчитывал соотношение красных волков и оленей, леопардов и коз в своем заповеднике. Они необходимы друг другу, хотя одни из них — хищники, а другие — жертвы. Но хищник никогда не убивает зря жертву; можно наблюдать, как стадо оленей мирно пасется на виду у волков и не бывает встревожено до тех пор, пока волки не начинают свою охоту. Когда же волки исчезают на время из этих лесов, появляются больные олени, распространяются эпидемии. Природа чутко сохраняет равновесие всего живого.
— Если бы вашу лекцию послушал один мой ученый противник!.. — невесело улыбнулся Гель Иванович. — Впрочем, что ему лекция. Он весьма сознательно портит природу.
— Природа — зеленый дом, в котором мы родились и выросли. Только безумцы способны уничтожать свой дом.
— В каждой школе, — продолжал Громов, — есть особые обитатели задних парт, «Камчатки», которые от души радуются, когда отменяется очередной урок. Исчезли бабочки — ура! Выпали из программы стихи — так им и надо!.. Бедняги, они не понимают, что потеряли несколько минут удивления миром и никогда уже не восстановят их. Невежество опасно и противоречит многообразию природы.
Спутники встретили по пути золотого в солнечных лучах носорога, который куда-то спешил и не пытался напасть на Замбу; снежно-белых цапель, дремавших на одной ноге в мелком пруду; трех диких слонов — неразлучных борцов, которые повернулись к Замбе серыми спинами, считая, очевидно, его пленником. Инспектор Радж Манас знал почти всех зверей в своих лесах и рассказывал Громову про каждого, будь то осторожный шакал, вышедший из кустов павлин или спящий в осенней листве толстобрюхий питон. Громадина питон, как оказалось, был самоотверженный родитель: силач, способный задушить в своих объятиях быка, он, когда приходит время, осторожно высиживает яйца, ничего не ест и ни на минуту не покидает будущее потомство.
— Меня часто удивляет не только забота о сохранении рода, но и героизм, который проявляют многие животные, защищая своих детей, — сказал Громов. — Когда птица, припадая на одно крыло, уводит врага от гнезда, в ней борются два инстинкта: уберечь птенцов и сохранить свою жизнь. И если опасность для детей слишком велика, она возвращается, вступает в борьбу, жертвует собой.
