Андрей Колганов - Жернова истории 4 (СИ)
На этом Пленуме я даже не пытался записаться для участия в прениях. Было видно, что большинство, опьяненное успехами первых лет пятилетки, считает нарастающие трудности допустимой ценой за то, чтобы побыстрее заскочить на новую ступеньку промышленной мощи державы. Кого можно было убедить словами – те уже определились, а остальных убедят только персонально набитые шишки. И ведь их можно понять: времени отчаянно не хватает, хочется успеть сделать все и сразу, а «правые» не могут предложить ничего, кроме призыва «осади назад!». Поэтому я давно выбрал для себя линию поведения – в открытый бой не вступать, а предпочесть партизанскую борьбу. Тот самый подход, к которому я пытался, лишь с временным успехом, склонить Троцкого.
Впрочем, в согласительную комиссию, вырабатывавшую окончательный текст резолюции по хозяйственным вопросам, я все-таки затесался, паровозиком вслед за Орджоникидзе. Там мне удалось малость окоротить желающих записать в этот документ установку на полное вытеснение частного капитала.
– Поймите, – втолковывал я им, – если уж мы вынуждены, ради скорейшего подъема тяжелой промышленности, ограничить пока развитие группы «Б», то в такой момент было бы просто глупостью расправляться с частником. Напротив, пока мы не поставим на ноги собственную легкую промышленность и нашу кооперацию, частник будет закрывать ту дыру в снабжении рабочих и крестьян, которая мы сможем заткнуть только через несколько лет. Поэтому не время сейчас пересматривать наши прежние решения об отношении к частному капиталу.
Меня поддержал председатель ВЦСПС Томский:
– Мы сейчас боремся за темпы, призываем к подъему производительности, к более интенсивному труду. А что мы дадим рабочему за его трудовой энтузиазм? Товарный голод и стояние в «хвостах»? И так уже гонка за темпами частенько приводит к росту брака, что тоже бьет по карману рабочего, к росту аварийности и травматизма, особенно на стройках. Взгляните на вещи реально: выбив частника, мы должны будем либо цены поднимать, либо, чего доброго, карточки вводить.
В общем, по поводу частника ограничились формулой о неуклонном проведении в жизнь прежних партийных решений о вытеснении частного капитала по мере роста возможностей насыщения рынка государственным и кооперативным производством.
Хозяйственные проблемы были не единственными, которые дебатировались на Пленуме. В повестке дня стояла и международная политика. Доклад Георгия Васильевича Чичерина не нес в себе никаких неожиданностей. Кроме одной…
– …На ваше обсуждение выносится проект решения о подготовке вступления СССР в Лигу Наций, – слова Чичерина упали в гулкую тишину, в которой понемножку стал подниматься и нарастать шум, впрочем, довольно осторожный. Члены ЦК не могли не понимать, что наркоминдел может выступать с таким предложением на Пленуме, только заручившись согласием Политбюро.
– Использование трибуны Лиги Наций будет способствовать разоблачению политики подготовки империалистической агрессии на фоне лицемерных призывов к разоружению, политики колониального угнетения и неравноправных договоров. Последовательное выступление СССР в Лиге Наций против развязывания войны, за права угнетенных наций и народов будет способствовать укреплению международного авторитета СССР в глазах пролетариев всего мира, – разъяснял свою позицию Чичерин.
Ну, что же, тут и капля моего меда есть. Не зря же я последние три года капал на мозги нашему наркому иностранных дел, – не сам, конечно, ибо прямым контактом с ним так и не обзавелся, а через Михаила Абрамовича. У Трилиссера была тут и своя заинтересованность: он вовсе не прочь заиметь в Женеве ещё одну легальную европейскую резидентуру, да ещё в таком политическом э-э-э… гнезде, как Лига Наций. Мною же двигали мотивы, связанные с экономическим сотрудничеством: членство в этой организации помогало бы снять многие предубеждения и препоны на пути нашей внешней торговли и кредитных операций, способствовало бы установлению более благоприятного режима для внешнеэкономических связей. Да и представительство в Женеве много облегчило бы решение технических вопросов, связанных с ведением переговоров.
Очень кстати пришлось спасение экспедицией на ледоколе «Красин» в июне-июле 1928 года экипажа дирижабля «Италия», потерпевшего аварию у Земли Франца-Иосифа. Это способствовало росту престижа СССР. В том же направлении работало присоединение нашей страны к пакту Бриана-Келлога (Литвинов подписал его 6 сентября того же года), и договоренность о досрочном вступлении его в силу в отношениях между СССР, Польшей, Румынией, Эстонией и Латвией, а вскоре так же и Турцией, Ираном и Литвой, и участие Литвинова в работе подготовительной комиссии Лиги Наций по разоружению.
Чичерин, несмотря на разделявшую их с Литвиновым острую личную неприязнь, тоже был настроен на более тесное участие СССР в европейской политике, и доложил на Пленуме, что достигнута предварительная договоренность с правительствами Франции и Италии о том, что они выступят инициаторами приглашения Советского Союза в Лигу Наций.
Возражений со стороны участников Пленума не последовало. Даже и прений особых не было. Выступил Осип Пятницкий, повторил, по существу, аргументацию Чичерина, и добавил:
– Участие в работе комитетов и комиссий Лиги Наций может открыть для нас возможность установить контакты с представителями стран, с которыми у нас до сих пор ещё нет дипломатических отношений. Но особо ценная перспектива состоит в том, чтобы через Лигу Наций нащупать связь с колониальными и подмандатными территориями, куда нам, по понятным причинам, империалистические державы стараются не давать хода.
Резолюцию приняли единогласно, без поправок.
Возвращаюсь с Пленума домой, не в силах унять чувство досады. Меня раздражает упертость партийного большинства, которое, как в известной мне истории, точно так же рвется наломать дров с безоглядным форсированием промышленного роста, и со стремлением устроить гонку за стопроцентной коллективизацией села, открыв поход не только против кулака, но и против всех мало-мальски зажиточных крестьян. И ухлопаем, в результате, массу ресурсов не на движение вперед, а на то, чтобы закрыть образовавшиеся провалы. Не меньше меня бесит и доктринерство «правых» – а ведь, казалось бы, среди них достаточно умные и культурные люди подобрались! Нет, не хотят понять ни того, что медлить с преобразованием мелкого крестьянского хозяйства в крупное общественное нельзя, ни того, что сохранить милые их сердцу рыночные отношения с крестьянством можно только в том случае, если мы выбьем из этих отношений кулака-посредника, пытающегося ободрать одновременно и односельчан, и городских жителей. Не успеем это сделать вовремя – подорвем базу индустриализации, и окажемся, в случае чего, с голыми руками против коалиции империалистических хищников.
Чувствую, что с таким настроением возвращаться к жене и детям негоже, но ничего с собой поделать не могу. Волны глухого, не находящего выхода раздражения, накатывают снова и снова. Не хватает ещё сорвать досаду на собственной семье! Стискиваю зубы, пытаюсь придать лицу возможно более спокойное выражение, и открываю дверь своего дома…
Лиду, конечно же, мое напускное спокойствие обмануть не может. Встретив меня в прихожей, она с тревогой смотрит на меня своими широко распахнутыми темными глазами, и вдруг повисает у меня шее, прижимаясь щекой к щеке, и шепчет на ухо:
– Что, Витя, всё совсем плохо?
– Да, уж невесело… – бормочу в ответ, стараясь удержать готовые сорваться с языка более крепкие выражения.
Растрепавшиеся тонкие волосы жены щекочут мне лицо. Зарываюсь носом ей в шею, вдыхая их запах, прижимаюсь к нежной теплой коже, от которой веет таким родным и близким… И с каждым вдохом понемногу успокаиваюсь, раздражение куда-то отступает, хочется обнять Лиду покрепче, подхватить на руки, закружить по комнате…
Отрываюсь от неё, чтобы перевести дыхание, и выпаливаю:
– А ну их всех к чертям, со всеми их дрязгами! Завтра воскресенье – можем же мы хоть денёк отдохнуть от политической суеты? Возьмем Леньку и Надю, выйдем на бульвар. А то, давай, отправимся навестить Игнатьевну? Дети на Котяшу посмотрят…
Смотрю любимой в глаза, и вижу, как тревога понемногу гаснет, а на губах появляется улыбка. Как же она хороша, когда улыбается!
– Давай! – отвечает жена. – Давно мы у Игнатьевны не были, совсем забыли старушку. И детям будет интересно с котом повозиться.
Я осторожно, чуть касаясь губами, целую милые глаза. На кухне тоненько зашипел примус…
Воскресным апрельским утром вместе с женой, детьми, и сопровождающей нас Марией Кондратьевной выходим на Тверской бульвар. Апрельское солнце уже растопило на нем снег, а остатки сугробов убрали дворники, уже набухли на деревьях почки, собираясь вскоре проклюнуться зеленой листвой. Полуторагодовалая Надюшка смешно перебирает ножками – она едва начала толком ходить и такая прогулка для неё представляет серьёзное испытание. Однако она стоически, без капризов, преодолевает путь к трамвайной остановке. Пересекаем недавно асфальтированную проезжую часть (только между рельсами осталась прежняя булыжная мостовая) и останавливаемся в ожидании.
