Джейми Макгвайр - Красный холм
Решительно тряхнув головой, я потащила Тобина за собой, притормаживая, лишь когда он наваливался на меня всем весом. Я старалась отвлечь его от боли в лодыжке, которая распухала все больше и больше с каждой минутой. Идти становилось все труднее. Здесь как минимум был нужен ибупрофен и ледяной компресс.
— Уже недалеко, — подбадривала я.
Последние три-четыре квартала Тобин постоянно охал от боли, но вслух ничего не говорил.
— Как думаешь, сестра еще здесь? — спросил он.
— Надеюсь.
— Похоже, в домах никого. Здесь поблизости есть какое-то убежище? Может, все перебрались туда?
— Не исключено. Они все могли укрыться в больнице или в начальной школе. Там, кажется, было старое убежище на случай радиации.
— Я говорил, что у сестры подрастает сынишка?
Я улыбнулась:
— Говорил, что она мать-одиночка. Как ее зовут?
— Тавия, а племянника — Тобин.
— Ух ты, тезки!
— Ага. — Покрытое испариной лицо Тобина сияло от гордости. — Он хороший парень. Спортсмен, вежливый. Сестра — молодчина, постаралась, а я ее даже ни разу не похвалил.
— Успеешь еще, — успокоила я, в душе надеясь, что мои слова сбудутся.
На дороге возник армейский «хаммер». Я спешно укрыла Тобина в тени ближайшего дома. Его лодыжка подозрительно хрустнула. Тобин сморщился, хрюкнул и постарался дышать ровнее и тише. Через силу он выдавил:
— Ничего не понимаю. Эти тоже вооружены. Зачем… Зачем патрулировать улицы, если их цель — не пускать этих… Как ты их называешь?
— Шаркуны.
— Точно. Если их цель — защитить город от шаркунов? Или они разыскивают уцелевших, чтобы перевезти в безопасное место?
— Не знаю… — задумчиво протянула я, глядя вслед удаляющемуся «хаммеру». — Но не думаю, что стоит подойти к ним и спросить об этом.
— Зато я знаю, что чернокожего, снующего в темноте, в такой ситуации пристрелят наверняка.
Я улыбнулась краешком рта:
— Ладно, идем. Мы почти у цели.
С каждым шагом Тобин хромал все сильнее, последние метры до дома Тавии превратились для него в настоящую пытку. Он стонал и кряхтел от боли, но упрямо передвигал ноги.
— Если не перестанешь стонать, нас примут за шаркунов и подстрелят из ближайшего же окна, — предупредила я.
— Прости, — пробормотал Тобин.
— Шучу. Хочешь передохнуть?
Он помотал головой:
— Нет, тебе нужно найти девочек.
Дом Тавии был буквально в пяти шагах от нас.
— Жаль, не смогу тебе помочь — с такой-то ногой…
Его большая рука благодарно осторожно сдавила мне плечо. Я обняла его в ответ.
Мы остановились у крыльца, ведущего на веранду с покосившейся решетчатой дверью.
— Тавия! — громким шепотом позвал Тобин. — Тавия, это я! Ты там? — Он замолчал, дожидаясь ответа. — Тавия!
Я махнула в сторону дома своих родителей:
— Пойду к своим. Если что-то понадобится, свистни.
Тобин тихонько рассмеялся:
— Ну уж нет, ты и без того сделала достаточно. Спасибо, Скарлет.
Кивнув, я направилась во двор соседнего дома. Трава только начала зеленеть и теперь мягко хрустела под ногами. Шаги громко звучали в ночной тиши. Шепот Тобина был едва различим, но мое собственное дыхание казалось мне оглушительно громким, словно дышишь в мегафон.
Я потянула на себя дверь с москитной сеткой, и та со скрипом отворилась. Как ни странно, входная дверь была не заперта. Я вошла внутрь, пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме.
— Бабуль… — Я старалась говорить как можно мягче, чтобы не напугать стариков. Наверняка они смотрели новости и так же, как все, боялись, что и в их дом вломятся незваные гости. — Бабуль, это я, Скарлет.
Я на цыпочках пересекла гостиную и направилась в спальню. На стенах висели семейные фотографии. Меня привлек маленький снимок восемь на десять, который запечатлел нас с Эндрю и девочек в счастливые времена. Хотя, нет. Зачем врать? Мы никогда не были счастливы.
Когда я позвонила матери, сказать, что ухожу от Эндрю, она закатила истерику.
«Скарлет, не дури! Муж у тебя не алкоголик, в отличие от отца, не наркоман. Тебя не бьет».
«Мама, он меня не любит. Его вечно не бывает дома. Сутками пропадает на работе, а когда возвращается, только и делает, что орет на нас. Такое ощущение, он нас всех ненавидит!»
«Скарлет, ты ведь сама знаешь, что с тобой нелегко ужиться. Потому он и не хочет идти домой».
Фотография на стене разбередила старую рану. Когда я решила уйти от него, на сторону Эндрю встали его родственники, а заодно и мои. Они считали, я должна молиться на такого мужа, но он был очень грубым, а временами и жестоким человеком. Конечно, у меня характер тоже не сахар, но я не могла спокойно наблюдать, как он третирует дочерей, а все попытки его успокоить оканчивались жутким скандалом. Господи, как он орал! И орал постоянно. В нашем старом доме только и слышалось, что вопли, оскорбления и плач. Да, Эндрю не пил, не принимал наркотики, меня не бил, но жить с ним было невозможно.
Я держалась до последнего, чтобы защитить девочек, принимала весь удар на себя. Когда он гнался за Дженной по лестнице, осыпая девочку бранью, я бежала следом за ним, вытаскивала его из комнаты дочери и пыталась успокоить. И тогда весь свой гнев он обрушивал на меня. Но я не хотела, чтобы дети боялись находиться в собственном доме.
Но бить меня он не бил, это правда.
Иногда мне жутко этого хотелось — по крайней мере, будет чем закрыть рот матери, пусть поймет, что мое решение вызвано объективными причинами, а никак не эгоизмом или скукой. Тогда мать встала бы на мою сторону, а не шушукалась с Эндрю о том, какая я ужасная дочь и жена.
После развода в нашем с девочками доме воцарился мир и покой. На смену воплям пришел радостный смех. Правда, девочки стали все чаще ссориться между собой, но уже через час сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу. Дом стал для дочек лучшим местом на земле — заслуженная награда за тот кошмар, что им пришлось пережить.
Я повернула дверную ручку, не зная, чего ожидать. Бабуля, мамина мама, восприняла новость о моем разводе очень спокойно. Просто сказала: «Благослови тебя Господь» — и попросила не забывать водить девочек в церковь. Остальное ее не заботило.
Дверь тихонько отворилась. Я подобралась, готовая к худшему, но тревога улеглась при виде крохотной спаленки, до боли знакомой кровати с балдахином и выцветших обоев. Вот только аккуратно застеленная постель пустовала.
Меня моментально охватила паника. Старикам давно положено спать, значит дома их нет. А если так, то их наверняка куда-то увели солдаты и, значит, искать девочек у Эндрю бессмысленно. Я постаралась не заплакать. Пока рано было лить слезы.
На глаза снова попалась фотография. В джипе, который ждал меня на окраине городка, не было снимка девочек — он остался в моей машине, как и рисунки и школьные тетрадки, разбросанные по машине. Поддавшись порыву, я схватила рамку с фотографией и швырнула об пол. Стряхнула осколки и, бережно сложив снимок, сунула в лифчик. Все наши семейные фотоальбомы благополучно остались дома, в другой жизни. Возможно, снимок, холодящий мне грудь, был единственным, что у меня осталось.
Я опрометью выскочила на улицу, громко хлопнув дверью. Тобин по-прежнему стоял на крыльце у сестры.
Мы молча посмотрели друг на друга. Тавии и малыша Тобина дома не было.
— Постараюсь вернуться и вытащить тебя отсюда, — пообещала я.
Тобин в ответ понимающе улыбнулся:
— Ты не вернешься, да и ни к чему это. Я буду только тебя тормозить.
Я взглянула ему прямо в глаза, но осуждения в них не увидела.
— У моих стариков в ванной куча всяких лекарств. Ибупрофен, обезболивающие, слабительное. Дверь открыта, так что не стесняйся.
— Спасибо, — хохотнул он. — Удачи тебе! Надеюсь, ты найдешь своих дочерей.
— Найду, не сомневайся.
С этими словами я бросилась бежать. За углом начиналась главная улица, где было множество фонарей и целых четыре светофора. Четырехполосная дорога с парковочными местами вдоль обочины оставляла мало шансов пройти незамеченной. Я неслась вперед, точно загнанный зверь, и молилась лишь о том, чтобы не попасться никому на глаза. Миновала стоянку за похоронным бюро и свернула в переулок. Сразу за поворотом валялось сломанное кресло. Мозг еще не успел сообразить, как ноги уже оторвались от земли и легко перепрыгнули преграду.
Мои кроссовки и одежда промокли насквозь, на подошвы налипла грязь, но при мысли о девочках ноги сами несли меня вперед с небывалой скоростью.
— Давай, Скарлет, беги! — кричал мне вслед Тобин. — Ты найдешь их! У тебя получится.
В жизни я не бегала так быстро, как в ту ночь. Даже в старших классах, когда, пытаясь угодить матери, занялась легкой атлетикой и бегала до потери пульса, до боли в боку, но все равно прибегала последней. Так было всегда, но только не сегодня. Сегодня я словно парила над дорогой.
