Андрей Матвеев - Третий знак киберкалипсиса
- Свет! - кричит Старшая Мать. - Пусть будет Свет!
Внезапно в ее руке оказывается факел. Тимус никак не может понять, откуда он взялся, ведь всего лишь мгновение назад ее руки были пусты, наверное, отдала темнота, ведь она обязана отдавать все, что ею пожрано, тьма - враг, свет - друг, но пока еще вокруг лишь враги.
Все шесть барабанов бьют одновременно. Тимус с трудом может различить ритм, он раскатистый и рваный, то утихает, то вновь заполняет собой все вокруг.
Старшая все еще стоит возле незажженного костра, только вот факел в ее руке уже пылает. Она сбрасывает лосиную шкуру, под ней нет ничего. Тимусу отчего-то становится не по себе. Старшая поджигает сучья, костер с треском разгорается, совсем скоро на поляне становится светло.
И Тимус видит, что все на поляне - уже в масках. Он никого не может узнать, лишь Старшая Мать стоит возле костра, распустив волосы и воздев руки к небу, а люди в масках, взявшись за руки, идут кругом вокруг нее, покачиваясь в такт барабанам.
Его маска все еще в жилище, спрятана возле лежанки.
Ему надо пойти и надеть ее, но он боится.
- Свет! - кричит Старшая Мать. - Нам дан Свет! Да-да-да-да-дам-дам, да-да-да-да-дам-дам!
Внезапно один из круга подходит к Старшей и падает на колени. Тимус замирает от странного ощущения, какой-то небывалой смеси восторга и ужаса: Старшая вдруг зачерпывает ладонью огонь из костра и будто омывает им коленопреклоненного. Тот послушно склоняется перед ней еще ниже, потом отползает в сторону, и на его место приходит другой.
Или другая - Тимус не знает, кто есть кто, на головах маски, тела покрыты длинными, просторными балахонами, ни женщин, ни мужчин, странные чудища, непонятные монстры.
Да-да-да-да-дам-дам, да-да-да-да-дам-дам!
У него нет такого балахона, но если он возьмет козью шкуру и обернет ее вокруг себя, то тогда будет похоже. Он знает, где можно взять шкуру - ею покрыта его же лежанка, мех давно свалялся и стал жестким, надо взять маску и шкуру, и тогда он пойдет к костру…
Старшая продолжает омывать огнем подходящих к ней чудищ и монстров.
Их тени скрываются между деревьев, а костер все разгорается, пламя становится выше и выше.
И вот на поляне остаются лишь Старшая Мать и барабанщики.
Но они уже не играют. Ритм смолк, волна улеглась.
Старшая Мать опять взмахивает рукой, барабанщики один за другим подходят к ней, она и их омывает огнем, а потом они внезапно замолкшими тенями тоже растворяются в лесу.
Старшая Мать берет шкуру и набрасывает ее на себя, садится у костра на корточки и смотрит в огонь.
Тимусу надо проскользнуть мимо, да так, чтобы она его не заметила. Он уже взял шкуру и маску, в шкуре неудобно, она сползает, приходится подвязывать ее веревкой. А через маску не очень хорошо видно, ведь когда он проделывал в ней глаза, то это было днем, а днем все видно иначе, но он приспособится, уже и сейчас различает все на несколько метров вокруг, только вот в лесу темно - как он найдет дорогу?
Впереди вдруг становится светло.
Странно, он и не знал, что на этой тропинке тоже есть бочки. Вот одна прямо перед ним, знакомо воняет горящей жижей. Где все? Куда они подевались?
Ему становится жарко, плохо видно, хочется снять маску. Он доходит до бочки и останавливается, ему кажется, что он слышит голоса.
Где-то рядом, чуть в стороне от тропинки.
Он никогда не был на этой поляне. Почти ровный круг в самой чащобе. Странные чудища и непонятные монстры собрались здесь, хотя там, у жилища, их было больше, намного больше.
Здесь тоже горит костер, несколько человек сидят возле огня и что-то пьют из большого глиняного кувшина. Тимус догадывается что - летом он помогал женщинам собирать маленькие черные ягоды, растущие на больших деревьях, которые есть в одном только месте, в маленькой долине посреди холмов.
Их очень любят птицы. Когда ягоды почернели, Тимусу поручили отгонять дроздов - так называла пичужек Монка.
Интересно, она на этой поляне или на другой?
Потом собранные ягоды засыпали в большие, с него ростом, кувшины, перетолкли и поставили рядом с жилищем.
Он не знает, добавляли туда женщины что-то или нет.
Но его несколько раз поили этим напитком - в голове становится как-то неясно, ноги слабеют, а потом нападает смех.
Вот и они сейчас смеются, сидя у костра. Кувшин идет по кругу, все в масках, но кое-кто уже скинул с себя балахон.
Мужчина и две женщины, они голые, тела их блестят так же, как тело Старшей Матери, видимо, тоже намазались чем-то.
Мужчина начинает петь, это все та же песня про бересклет, которую Тимус хорошо знает, только поется она как-то очень уж весело.
А потом мужчина встает и начинает кружиться на месте.
Женщины встают следом, мужчина вдруг резко подпрыгивает и бежит в сторону леса, как раз туда, где притаился Тимус.
Обе женщины бегут следом, остальные громко смеются, кувшин все так же ходит по кругу.
Если Тимуса сейчас найдут, то ему не поздоровится.
Хотя ему очень хочется посмотреть, что они будут делать.
Мужчина пробегает рядом. Тимус вдруг догадывается, что тот бежит вполсилы - так его проще догнать.
Женщины появляются внезапно. Мужчина зачем-то спотыкается и падает.
- Поймали! - кричит та, что повыше.
Тимус узнает ее голос, это Тина, подруга Монки, одна из самых младших матерей. Неужели вторая - Монка? Тимусу почему-то этого очень не хочется, и он с облегчением вздыхает, когда вторая начинает говорить. Это не Монка, это Уаска, она еще не мать света, но говорят, что может ею стать.
- Снимем c него маску? - смеется Уаска.
- Узнайте сначала! - требует мужчина.
Тимус пытается определить по голосу, кто это может быть, ясно, что кто-то из молодых охотников, всего-то на несколько лет старше его самого, но вот кто?
- Кайен? - говорит Тина. Мужчина смеется и мотает головой.
- Кайкара? - спрашивает Уаска.
Мужчина смеется еще громче. На нем маска совы, и кажется, что смех его - утробное совиное уханье.
- Ты Интал! - вдруг уверенно говорит Тина и внезапно срывает с мужчины маску.
- Беги! - вдруг кричит Тина.
Охотник срывается с места и большими прыжками несется в лес, обе женщины следуют за ним. Тимус лишь успевает перекатиться в сторону, чтобы его не затоптали.
А у костра все поют. Вот еще несколько человек скинули балахоны, и опять началась странная то ли игра, то ли охота.
Тимус вслушивается в слова. Песня какая-то незнакомая, такой он еще не слышал.
Они поют и кружатся у костра, держатся за руки, но совсем не так, как возле жилища. Тогда они слушали Старшую Мать, а сейчас просто радуются чему-то. Тимус понимает, что им хорошо. Вот еще несколько фигур исчезло в лесу, вот за ними последовали другие, у костра не остается никого, Тимус выползает из своего убежища и идет к огню. Ему хочется согреться, посидеть возле такого доброго пламени… Я опалю тебя огнем… Сидеть и смотреть, как искры уносятся к звездам, маленькие звездочки к большим, хотя и большие кажутся такими маленькими, когда они там, высоко-высоко в небе… Я опалю тебя огнем, сожгу тебя дотла… Костер уже совсем близко, Тимусу остается сделать лишь несколько шагов.
- Стой! - слышит он голос за спиной.
Тимус останавливается, отчего-то ему совершенно не страшно. Голос кажется знакомым, хотя он может и ошибаться.
- А теперь беги!
И он бежит, шкура мешает, Тимус сбрасывает ее и несется, не разбирая дороги. Сначала вдоль опушки леса, потом резко сворачивает и начинает карабкаться по косогору, поросшему невысокими молодыми сосенками. Его догоняют, совсем скоро он будет пойман, я опалю тебя огнем, сожгу тебя дотла. «Ну же, - говорит он сам себе, - быстрее, быстрее!» Но ноги вдруг перестают слушаться, он спотыкается о большое, узловатое корневище и падает на твердую, лишь слегка засыпанную хвоей темную землю.
- Сними маску, Тимус! - говорит ему Монка.
13.
Бонза хорошо понимал: начать придется с мужчин. Понятно, что сперва все будут на его стороне, но ведь это ненадолго. Месяц-два, и кому-нибудь в голову придет странный вопрос: а почему не я? Если ты решаешь изменить ход событий, то делать это надо так, чтобы не было возможности менять их снова и снова. Раз и навсегда. Как ломается ветка - пополам, на три части, на четыре, но обратно она не срастется. Можно, конечно, связать сломанные части, но это уже будет не то, проще отбросить в сторону и идти дальше.
Вот и он так: должен отбросить в сторону ненужные ветки и пойти дальше. Поползти, полезть вверх по стволу. К самой его вершине. А вершина всегда - самое тонкое место и выдержать может лишь одного.
По одну сторону ствола - мужчины, по другую - женщины. Из них лишняя только одна. Но Старшую он «отсечет» в последнюю очередь. Ему начинает нравиться эта аналогия с деревом, вершиной и ветками, а ветки отсекают. Ветка Старшей длинная, разлапистая и толстая у основания. Самая мощная и величественная, но пусть она подождет. А вот те, что с другой стороны…
