Габриэлла Зевин - Это у меня в крови
– Мы отплываем примерно через сорок пять минут. Здесь довольно скучно, мистер Барнум. Если хотите, приходите к нам поиграть в карты, мы режемся в «Червы» каждый вечер в капитанской каюте.
Как вы могли ожидать, я не знала правил игры «Червы», но сказала ей, что попытаюсь.
Как только она ушла, я закрыла дверь своей каюты и легла на раскладушку.
Хотя я устала, заснуть я не смогла. Я постоянно ждала сирены, означавшей, что я обнаружена и возвращаюсь в «Свободу». Наконец, я услышала корабельный гудок. Мы отплыли!
Я положила постриженную голову на плоский мешок с пухом, который когда-то был подушкой, и быстро заснула.
ГЛАВА 6
Я В МОРЕ; СЛИШКОМ БЛИЗКО ПОЗНАКОМИЛАСЬ С ВЕДРОМ; Я ЖЕЛАЮ СЕБЕ СМЕРТИ
В течение десяти дней у меня не было возможности поиграть в «Червы» или любую другую игру, кроме той, что я ласково назвала «Гонка через контейнер к ведру». (Да, читатели, я страдала морской болезнью. Не вижу необходимости перегружать вас подробностями, кроме того, что однажды я бежала так быстро, что отправила свои усы в полёт через всю комнату.)
Эта длительная чума не позволяла мне спать крепко, но у меня были галлюцинации, или, как я полагаю, сны наяву. Одно видение развернулось вокруг Рождественского театрального представления, которое организовывали в Святой Троице. Конечно, главная роль была у Скарлет. Она была одета как Дева Мария и держала на руках ребёнка с лицом Гейбла Арсли. Вин стоял рядом с ней, и как можно предположить, был Иосифом; этого я не могла точно сказать. Он снова надел шляпу и вместо трости держал жезл.
Сбоку стояла Нетти, несущая в руках коробку Особого тёмного Баланчина, а рядом с ней был Лео с банкой кофе и со львом на поводке. Так или иначе, этим львом была я. Я знала об этом, потому что у меня была подстриженная грива. Нетти почесала меня между ушами и предложила мне кусочек шоколада.
– Съешь один кусочек, – сказала она. Я съела, секундой позже проснулась и побежала через всю комнату повторно знакомиться с ведром. Я не понимала, чем меня рвет … я не ела большую часть дня. Мышцы живота болели, а горло ужасно воспалилось. Мне повезло, что я отрезала свои волосы, потому что здесь никто не подержал бы их. Я беглец и без друзей, и я полагала, что в мире не было никого более подавленного и несчастного, чем Аня Баланчина.
ГЛАВА 7
Я НАЧИНАЮ НОВУЮ ГЛАВУ; В ГРАНЬЯ-МАНАНА
Спустя десять бесконечных дней мы прибыли в Оахаку, где наряду с матросом по имени Пип меня пересадили в маленькую шлюпку.
Когда мы доплыли до береговой линии, моя морская болезнь разрешилась сама собой и заменилась тоской по дому, какой я не знала раньше. Побережье Оахаки не испытывало недостатка в очаровании. Крыши были усеяны многообещающими оттенками оранжевого, розового, бирюзового и желтого, океан был голубее, и пах он лучше воды в моем городе. С расстояния я разглядела горы и леса, зеленые, такие зеленые, с холодными завитками белого. Это вереницы облаков или туманы? Я не знала – облака не те метеорологические явления, с которыми мы, городские девушки, знакомы. Температура была 67 градусов по Фаренгейту, достаточно тепло, и холод, который я терпела начиная с плаванья на остров Эллис десять дней назад, наконец начал исчезать.
Тем не менее, этот дом не мой. Здесь не жила моя сестра, здесь бабушка и родители не умирали. Это не здесь я влюбилась в самого неподходящего парня планеты. Это не та самая страна, где была Святая Троица и автобусы с фотографиями отца моего парня на бортах. Это не страна шоколадных дилеров и осушенных бассейнов. Никто меня здесь не знал и я не знала никого – кроме того, что план мистера Киплинга и Саймона Грина слишком хорошо сработал. Я могла умереть на этом судне и никого бы это не озаботило. Я выглядела бы как загадочный труп с отвратительной прической. Может быть, в какой-то момент, у местного полицейского возникла бы идея проверить татуировку на лодыжке для моего опознания. Но это единственная вещь, с помощью которой можно опознать моё тело как Аню Баланчину. Прискорбно знать, что только татуировка отделяла меня от забвения.
Я хотела заплакать, но боялась выглядеть не мужественно перед моряками. Хотя я все еще не видела себя в зеркале, я ощущала, что выглядела ужасно. Я видела (и чувствовала) пятна от рвоты на единственном костюме. На свои волосы я и смотреть не хотела. Мои испорченные усы соскальзывали с лица. Я хотела избавиться от них как только останется один моряк и я расстанусь с остальными. Раз уж я должна выглядеть как парень – уж не знаю, какую историю рассказали родственникам Софии – то хотя бы без волос на лице.
Мы были почти у берега когда моряк сказал мне:
– Они сказали, что здесь есть самое старое дерево в мире.
– О, – сказала я. – Это… интересно.
– Я это упомянул, потому что Капитан сказал, что ты студент-ботаник.
Правильно. Полная чушь.
– Да, я постараюсь увидеть его.
Моряк с любопытством изучал меня, а потом кивнул. Мы приблизились к пляжу Пуэрто-Эскондидо, и я обрадовалась, что вышла из лодки и плавательных средств вообще.
– Тебя кто-нибудь встретит? – спросил матрос.
Я кивнула. Меня должна была встретить кузина Софии, девушка по имени Теоброма Маркес, в отеле Камино, который якобы находился в районе под названием Эль Адокуин. Я не была уверена, как правильно все это произносится.
Я поблагодарила его за плавание.
– Приветствую тебя в Пуэрто-Эскондидо. Дать совет?
– Да, – ответила я.
– Держи руки в карманах.
– Зачем?
– Руки парней так не выглядят.
Ну, так делают мальчики, захотелось мне сказать. Я имею в виду, что если я действительно выглядела как парень? Какое было его дело? Я чувствовала возмущение от имени слегка женоподобного студента-ботаника Адама Барнума.
– Как добраться до Эль Адокуин? – спросила я более властно.
– Ты почти там. Эль Адокуин находится параллельно Плая принципал (Главному пляжу.) – Он указал мне направление, отплывая обратно. Как только он отплыл подальше, я сорвала усы и засунула свои компрометирующие руки в карманы.
Я подошла к городской площади. Моя одежда была плотной, подходящей для осени в Нью-Йорке, и я начала чувствовать головокружение от влажности. Я ничего не ела, кроме яблока, в течение нескольких дней и возможно это тоже способствовало моей тошноте. Мой живот остро болел, голова пульсировала.
Была среда, утро, и несмотря на мой внешний вид, никто меня не заметил.
По улице двигалась похоронная процессия. Гроб был покрыт красными розами, в воздухе поддерживался палками скелет в виде марионетки. Женщины были одеты в черные платья длиной до лодыжек. Выла гармонь, и все нестройно пели песню, походившую на музыкальный плач.
Я перекрестилась и продолжила идти. Я прошла мимо шоколадного магазина! Я никогда не видела ничего подобного так открыто. В витрине лежала стопка шоколада в форме шайб -дисков, завернутых в восковую бумагу. Снаружи магазин был обшит дорогим красным деревом, а внутри имелись красные стулья и бар. Конечно, в этом был смысл. Здесь шоколад был законным. Когда я заглядывала в окно, то заметила в стекле собственное отражение. Я натянула шляпу ниже на лицо и продолжила искать отель.
Я быстро нашла отель Камино, так как он был единственным отелем на площади, и зашла внутрь. Надо сказать, если бы я не села, то упала бы в обморок. Я пошла в бар отеля и стала искать комнату на имя Теобромы Маркес. Я искала девушку, похожую на Софию, хотя, помимо ее роста, я едва могла вспомнить о ней что-нибудь еще. Бармен пока что не заступил на дежурство. Здесь был только парень моего возраста.
– Доброе утро, – сказал он мне.
Я действительно была на грани обморока – знаю, знаю, как-то по-викториански – и села за один из столов. Я сняла шляпу и провела пальцами по своим волосам.
До меня дошло, что парень смотрел на меня. Я застеснялась и нахлобучила свою шляпу обратно.
Парень подошел к моему столу. Он улыбался, и я почувствовала себя изюминкой в какой-то большой шутке.
– Аня Барнум? – Это решило дело. Я с облегчением узнала, что здесь была девушкой, но не Баланчиной. Это показалось прекрасным компромиссом. Он протянул мне свою ладонь. – Теоброма Маркес, но все называют меня Тео. – Имя произносится как Тей-ой. Я была рада еще и тому, что Тео говорит по-английски.
– Тео, – повторила я. Хоть он не был высоким, но выглядел крепким и сильным. Его глаза были карими, почти чёрными, а темные ресницы как у лошади. Его щетина указывала на зачатки бороды и усов. Кощунственно так говорить, но мне он казался похожим на испанского Иисуса.
– Прости, прости. Я не узнал тебя сначала. Они сказали, ты будешь симпатичной.
Он рассмеялся, сказав это, ничего такого не имея в виду, и я не чувствовала, что обижусь из-за того, что меня обозвали некрасивой.
– Они сказали мне, что меня встретит девушка, – усмехнулась я.
Тео посмеялся и над этим тоже.
