Уильям Берроуз - Мягкая машина
Команданте обнажил тело Карла и провел по нему зелеными желеобразными сосками, которые вытягивали плоть вверх и внутрь себя. Гениталии Карла увядают, превращаясь в высохшее дерьмо, которое он полностью сметает маленькой метелочкой, пока не остаются белая плоть и черные блестящие лобковые волосы. Команданте раздвигает волоски и маленьким кривым ножичком делает разрез. И вот по фотографии своей невесты из Столицы он создает лицо.
— А теперь, как вы говорите, “звуковые эффекты”. — Он ставит пластинку с ее голосом. Губы Карла следуют за звуками, и в словах слышится женская суть.
— О, любовь души моей! О, утренний ветер!
— Ничего более мерзкого мне отродясь терпеть не приходилось. — Карл образовывал слова в воздухе без помощи языка, без помощи глотки. — Надеюсь, в районе есть фармацея.
Команданте взглянул на него с досадой:
— Подождите, пожалуйста, в кабинете. Он появился, на ходу надевая мундир и пристегивая “люггер“.
— Аптека? Да, по-моему… На том берегу лагуны… Я вызову проводника.
Проводник показал на севшее на мель железное судно…
— Вот фармацея, ми-истер.
Вышел китаец в выцветших войлочных тапочках…
— Моя нет. Плиходи пятниса.
Он с лязгом захлопнул железную дверь, и вывеска “Фармацея” упала с судна и погрузилась в черную тину.
Карл шел по карнавальному городу вдоль каналов, где лениво шевелились гигантские розовые саламандры и серебристые караси; грошовые аркады, татуировальные кабинки, массажные салоны, интермедии, порнофильмы, платформы на колесах, артисты, уличные торговцы — до самого неба.
Пуэрто-Хозелито расположен к стоячей воде, бездействующие нефтяные скважины и шахтные стволы, пласты брошенной техники, разграбленных судов, мусор от севших на мель операций и экспедиций, которые погибли в этом уголке мертвой земли, где нежатся в бурой воде ядовитые скаты и на хрупких негнущихся лапах движутся по илистым равнинам крабы. Поднимаясь с илистого дна, город выходит на поверхность в безмолвном храме высоких джунглей, речушки с прозрачной водой образуют глубокие трещины в желтой глине, а жизни путешественника угрожают падающие орхидеи.
В зеленой саванне стоят две громадные пенисообразные статуи: ноги и руки рудиментарные, из каменных голов медленно поднимаются пульсирующие кольца голубого дыма. Меж столбов петляет ведущая в город известняковая дорога. Посреди пустырей и развалин сооружена изгородь — ржавое железо и бетон, — испещренная химическими садами. Присущий городу запах шляпы джанки и смерти умерщвляет эти фразы, утяжеляя их словами «противно смотреть». Карл шел по тропинкам огромного города лачуг. То жару, то холод несет вниз сухой ветер с Чимборацци, грязной почтовой открытки в ярко-синем небе. Из заброшенных каменоломен и покрытых густыми зарослями отвалов выглядывают люди-крабы — нечто вроде рудиментарных глаз, увеличенные скулы, и вид у них такой, как будто они способны пускать корни и расти на всех и каждом, ворчливые наркоманы, пристрастившиеся к оргазменному наркотику, бескостные в солнечных лучах, булькающие гортанные хрящи, сердце замедленно бьется в прозрачной плоти, заживо поедаемой людьми-крабами.
Карл шел мимо пенисных столбов в город известняковых хижин. Вокруг столбов кольцом сидели, раздвинув ноги, жрецы, эрекции пульсировали в такт мерцанию их глаз. Пока он шел сквозь взгляды электрических глаз, губы его распухли, а легкие стали задевать мягкую внутреннюю сторону ребер. Он подошел и дотронулся до одного из жрецов: электрический удар отбросил его через дорогу в сточную канаву. Город окружен маисовыми полями с каменными статуями Юного Кукурузного Бога — стоячий пенис, пускающий маисовые побеги, взор, исполненный юношеской жестокости, но невинные губы слегка раскрыты, и в слезящихся глазах затаилась неизбывная нежность. Юного Кукурузного Бога открывают жрецы-омары, снимая с его тела покрывало из кукурузного шелка. К каменному пенису Маисового Бога привязана веревка из лозы. Член мальчика встает, играя всеми цветами радуги в лучах утреннего солнца, и с того места в зеркале на шкафу видна другая комната… Так вот, в город эта компания явилась, чтобы выращивать в долине кукурузу, немного поохотиться и порыбачить на реке.
Карл шел вдоль длинного ряда живых пенисных урн, сделанных из мужчин, чьи пенисы абсорбировали тело, с рудиментарными руками и ногами, дышащих лиловыми губчатыми жабрами и медленно роняющих металлические экскременты, похожие на расплавленный припой, который образует на ржавых железных полках под подставкой для урн твердую памятную табличку около трех футов высотой, ячейки проволочных сетей соединены лестницами и подвесными лесами, громадное хранилище живых пенисных урн, постепенно превращающихся в гладкую красную терракоту. Другие выделяют из головы кристаллические жемчужины смазочного материала, который образует покрывающую красную пенисную плоть оболочку из твердого кристалла.
Трубят золотые рожки: из Священной Рощи выходит Друидский Жрец, вокруг него испанским бородатым мхом висят гниющие тела. Глаза его, голубые и холодные, как жидкий воздух, сужаются и расширяются, пожирая свет.
Мальчик для жертвоприношения выбирается с помощью эрекционного одобрения. Всеобщая эрекция нащупывает его до тех пор, пока все члены не обращаются в сторону: “Да”, мальчик чувствуете, как “Да” течет сквозь него и растапливает его кости в “Да”, раздетое донага в Священной Роще, дрожащее и подергивающееся под Древом Повешения, дисковидные рты высасывают его последнюю костяную муку. Он направляется к древу обнаженный, на увитых цветами платформах, по обсидиановым улицам мимо зданий из красного камня и медных пагод рыбьего города, останавливаясь в турецких банях и комнатах секса, чтобы сняться с молодежью в порнофильмах. Во время этой церемонии весь город пребывает в лихорадочном состоянии, лица раздувает распухшая лиловая пенисная плоть. На каждом углу молнией сверкает ебля, оставляющая запах горящего металла и голубые искры, летящие вверх и вниз по хребту, огромный город-баня с красными глинобитными кабинками, зеленые мальчики-крабы, неторопливый шершавый язык, высовывающийся из дисковидного рта, на центрах позвоночного столба, извивается в теплой черной тине.
Примечателен Обряд Глазуровки, когда некоторые из живых урн покрываются терракотой и их запекают в краснокирпичных печах женщины, которые своими пенисными вилками вынимают оттуда нежное красное мясо и украшают пустыми урнами дом и сад. Гомоурны для Обряда Глазуровки ежедневно выбираются по номеру отделения в публичном урнохранилище, и номера оглашаются по мягкому громкоговорителю в голове, беспомощные урны, слушая перечисление номеров, заряжают нашу мягкую страхо-питающую субстанцию, нашу жирную субстанцию.
Ныне появилась возможность обезопасить номер до переклички, кастрировав урну, либо после переклички — с помощью ретроактивной кастрации, на что способны лишь немногие. Кроме того, существует Обрядовый Массаж, во время которого пенисную плоть массируют в одном оргазме за другим, пока не наступает “Смерть в Многоножке”. “Смерть в Многоножке” является самым суровым приговором Суда Насекомых, а все гомоурны, разумеется, ожидают приговора за разнообразные мужские преступления. Pues[42], каждый год несколько опытных гомоурн обходят закон, добиваясь Степени Кристалла. Когда кристаллическая оболочка достигает определенной толщины, гомоурна освобождается от обрядовой переклички и становится бессмертной, не имея никаких занятий, кроме обрастания все более толстой оболочкой в Кристаллическом Зале Славы. Немногие обходят закон, громадная известняковая дубина, высокогорная долина отрезана самым суровым приговором симбиозного каннибализма, короче, игра друг с другом.
— Мне-то почем знать! Я здесь просто работаю. Техник-сержант.
— Плюнь на это дело, старина.
Выходит сутенер и заглядывает в окно загородного клуба.
— Посетите Дом Дэвида, мальчики, и полюбуйтесь, как девочки едят дерьмо. Бесподобно повышает мужчине настроение. Стоит лишь представиться мадам моим личным другом.
Он опускает в задний карман мальчишки клинообразный цилиндр, ощупывая его жопу пропавшим языком пенисных людей-урн из высокогорной долины симбиозного каннибализма. Туземцы светловолосы и голубоглазы, род занятий — секс. Испытывать оргазм в одиночку запрещено законом, и жители обитают в муравейнике секс-комнат и мерцающих голубых кабинок с порнофильмами. На фоне кабинок туземца можно разглядеть за много миль. Все мы вечно живем в голубом образе. Кабинки теряются в подземных парилках, где скрываются турлинги — сбежавшие из порнофильмов злые мальчики-духи, которые обманом завлекают в подземные реки (путешественника пожирают водяные многоножки и плотоядные ползучие водоросли).
