Джаспер Ффорде - Полный вперед назад, или Оттенки серого
— Хорошо, что они покрасили ратушу, — заметил Томмо. — Этот идиотский громоуловитель высосал все деньги. Если бы не он, ратушей занялись бы уже давно. Ну а о подключении к сети можно забыть.
— Неужели? Я слышал, что во Внешних пределах еще можно найти много старых вещей.
— Ну да, — едко отозвался Томмо. — Улицы у нас вымощены золотыми кирпичами, сам видишь. Извини, но это полная фигня. Прежние жили в основном на юге. А здесь куча мест, где, по-моему, их нога даже не ступала. И потом, в наших краях все давно закончилось.
Это становилось проблемой почти везде. Синтетические краски распределялись под строгим контролем Национального цветового совета, и чтобы получить их, существовал лишь один способ: собрать цветной мусор для последующей переработки. Из тонны цветного хлама будто бы получали галлон общевидного пигмента: достаточно для яркой окраски трехсот роз в течение полугода или бледной — в течение года. Кое-где жители все светлое время суток посвящали сбору цветного хлама, даже в ущерб производству еды. Цвет — и проистекающие из него увеселения — был всем.
— Но линолеумная фабрика ведь должна приносить баллы? — спросил я.
— Линолеум сейчас продается за десятую часть той цены, что была двести лет назад. Городской совет просил Главную контору о разрешении либо уменьшить выпуск, либо использовать линолеум вместо черепицы. По правде говоря, он очень износостойкий, даже слишком.
— Да, я слышал.
Все это время мы продолжали глазеть на спокойно-оливковые стены ратуши.
— Думаешь, они вправду зеленые? — спросил Томмо.
— Понятия не имею, — ответил я.
Никто не мог объяснить, как получается, что мы видим общевидный, а не настоящий зеленый. В конце концов, цвет существует лишь в нашем сознании: это ощущение, как звуки хорового пения с закрытым ртом в «Мадам Баттерфляй» или запах жимолости. Я знал, как выглядит красный цвет, но вряд ли смог бы объяснить, что это такое.
Мы уже довольно долго разглядывали ратушу и решили наконец пойти прочь, чтобы не нарваться на префекта или инспектора.
— А твоя семья давно здесь живет? — поинтересовался я.
— Я переехал сюда только год назад. Мои родственники происходят из боковой ветви Киноварных. Мы торговцы. И неплохие. Наш магазинчик был самым прибыльным в Восточном Красном секторе.
— Так почему же ты переехал?
— Обдоз.
— Ты схватил обдоз? Как?
— Да нет же — ОБДОЗ. «Один берешь, другой отдаем задаром». Кажется, Совету не понравились мои слишком агрессивные маркетинговые приемы. И «бесплатный чайник каждое утро всю неделю» тоже не пошло, к сожалению.
— Надо было обозначить их как стандартную переменную. — Я старался показаться осведомленным, хотя о стандартных переменных только что узнал от Трэвиса.
— Теперь-то я знаю.
Я нахмурился.
— А в чем смысл отдавать другую задаром? Почему просто не предложить вещь за полцены?
— А ты бы что предпочел? За бесплатно или за полцены?
— Это одно и то же.
— Одно, да не одно, — с улыбкой ответил Томмо. — Продать товар — это целая наука. Совет постановил, что я проявил неуважение к правилам, используя тайное знание. Меня приговорили к штрафу в тридцать баллов и отправили сюда — изучать миграции жуков-флунов.
— Де Мальва забрал у тебя обратный билет?
— Нет. Я его потерял — наверняка на ярмарке увеселений, третьей по счету. Я пытался купить билет, но ничего не вышло. Баллов у меня намного меньше ноля.
Я нахмурился. В любом другом месте отрицательный баланс баллов считался делом постыдным. А Томмо, казалось, с гордостью воспринимал перспективу неизбежной перезагрузки.
— Перезагрузка тебя не тревожит?
— А должна?
— Конечно.
Он хлопнул меня по плечу.
— Слишком много ты беспокоишься, Эдди. До понедельника я что-нибудь придумаю.
В воскресенье его, как и Джейн, ждал тест Исихары. В Нефрите тест проходили на восемь недель позже. Но раз уж мы говорили так откровенно, я решил задать нескромный вопрос:
— А сколько у тебя отрицательных баллов?
— Думаю около сотни, — рассмеялся Томмо, — но де Мальва пообещал мне пять, если я проведу тебя по городу и не буду втягивать в свои проделки.
— Рад слышать.
— Да брось ты. Проделки у меня что надо. Не продашь ли свой билет?
— А на что ты его собираешься купить?
— Понимаешь, у меня только с книгой баллов проблема. Наличка — совсем другое дело.
Итак, он торговал на бежевом рынке. Но если его наличные баллы приобретены незаконно, это не поможет ему избежать перезагрузки. Он может быть богаче самого Джозайи Марены, но это не имеет значения. Отправляясь на перезагрузку, ты не мог брать с собой наличных, как и все остальное — кроме ложки. Обычно брали ложку получше, а иногда две. Говорили, что исправительные педагоги выменивали их на разные послабления.
— Я не мог бы, даже если бы хотел. Мой билет на хранении у де Мальвы.
— Плохо.
— Да?
— Само собой. Де Мальва дерет безбожно. Ему придется заплатить вдвое больше, чем тебе.
— Ты шутишь?
— Шучу, понятное дело, — сказал Томмо тоном человека, который, вполне вероятно, не шутит. — Пошли, покажу тебе наши живые цвета.
Мы направились к восточной стороне площади, где располагался сад, — ниже уровня мостовой. Размером с теннисный корт, он был окружен низенькой стеной — высотой со стул. Единственный в Восточном Кармине цветной сад выглядел жалко — темно-зеленая трава, цветы искаженных желтых и синих оттенков. Вероятно, его подкрашивали при помощи пигмента из больших емкостей, напоминавших тюбик с зубной пастой. Хуже того: использовалась устаревшая цветовая схема «красный — синий — желтый», что давало страшно скудный выбор тонов.
— Красный картридж вышел на той неделе, — объяснил Томмо. — Скоро и желтому конец. Улавливаешь, что это значит?
— Ага. — Я сразу просек суть проблемы. — Синяя трава. Совсем паршиво. Цветной сад должен быть везде.
— Ну, у нас есть еще сад госпожи Гуммигут, — ухмыльнулся он. — Туда уходят все ее баллы. Есть даже садовник на полную ставку, который подкрашивает все от руки.
— И это при нехватке рабочих рук?!
— Это не против правил. Как тебе эта дверь?
Мы проходили мимо чиновничьих особняков на солнечной стороне площади. Дверь, на которую показывал Томмо, была выкрашена в общевидный красный — каждый легко мог понять, что здесь живет красный префект. Из-за искусственного красителя дверь казалась бесстыдно-яркой — детали и текстура затмевались всепобеждающим цветом, который чуть ли не проникал в другие чувства. Я ощущал запах жженых волос, в ушах зазвенело, странные воспоминания нахлынули на меня: о матери, о нашей давно умершей зверушке, о походе на мюзикл «Юг Тихого океана».
— Довольно ярко, — заметил я, поняв, куда клонит Томмо: он хотел проверить мое восприятие красного.
— Хмм… но не сказать, что мучительно ярко? Звон в ушах, воспоминания? О том, как ходил на «Перекрась свой фургон»?
— Не совсем. А у тебя?
— Скорее «Семь невест для семи братьев». И еще я сразу вспомнил о нашем барсуке по кличке Смешок.
Если Томмо говорил правду, он был приблизительно одной со мной чувствительности. Но я уже достаточно знал о Томмо, чтобы заподозрить его в накрутке своего цветовосприятия. А то, что переизбыток собственного цвета вызывает воспоминания о мюзиклах и домашних животных, — это знал каждый.
Мы отправились дальше — и буквально через десяток шагов оказались перед большим зданием с надписью «Библиотека» на фасаде.
— Библиотека? — спросил я.
— У тебя поразительные способности к дедукции.
— Я бы кое-что посмотрел там. — Сарказм Томмо я решил проигнорировать.
— Тогда без меня. Если уж смотреть на пустые полки, то я предпочитаю супермаркет. Пахнет лучше, и никто не достает.
Небиблиотека
Не следует поощрять воображение. Ничего хорошего от него не бывает. Так что даже не пытайтесь воображать.
Книга мудрости МанселлаТолкнув дверь, я вошел внутрь. Библиотека оказалась просторной, без внутренних перегородок, с круглым куполом, через который отвесно падал свет. Столы, стулья, зеркала на стендах, расположенные так, чтобы читатели могли направлять свет во время занятий. По крайней мере, все было бы так, будь здесь книги. Как и предупреждал Томмо, полки были почти пусты, а немногие книги были так зачитаны с начала и с конца, что в пристойном виде оставалась лишь середина. В наши дни читать книгу означало узнавать, что делает герой, но оставаться в неведении относительно начала и конца его приключений. Так было не всегда. Скачки назад опустошили полки с литературой по истории, географии, кулинарии, самоусовершенствованию, искусству, поэтическими сборниками и жизнеописаниями выдающихся людей. Сейчас шла очистка полок с художественной литературой — изымался жанр за жанром. Еще оставалась кое-какая беллетристика, помимо горячо рекомендованных крайне пикантных романов, но очень мало — обычно такие книги были у кого-то на руках, или еще не сданы, или сильно зачитаны. Но в этой библиотеке их не имелось вообще.
