Павел Вежинов - Гибель «Аякса»
Следующий зал был копией первого. Оставив электрокар у стены, мы продолжили путь пешком. Фини вел нас по лабиринту коридоров, облицованных коричневой тканью, со множеством дверей. На дверях красовались диковинные знаки. Идти пришлось долго, но мы не встретили ни души. Подземный мир казался мертвым и безлюдным.
Фини остановился перед внушительной деревянной дверью, помеченной тремя золотистыми крестами, видимо обозначавшими иерархию владельца кабинета.
— Шеф! — тихо сказал Кастелло. — Ручаюсь, что шеф.
Мы вошли в просторную комнату, с панелями из коричневого дерева. Напротив двери стоял массивный громоздкий стол — совсем как древние земные. За ним восседал прямой худощавый мужчина с одухотворенным лицом. Улыбнувшись, он едва заметно кивнул нам и что-то сказал на своем отрывистом языке.
— Наш хибас приветствует вас и говорит «добро пожаловать!», - перевел Фини. — Он желает вам приятного пребывания у нас.
— Мое имя Куней, — представился хозяин. — А это моя дочь Ли.
Конечно, я сразу же заметил девушку. На мой земной вкус она была поразительно изящна: пепельно-синие волосы, большие желтые на диво выразительные глаза.
— Добро пожаловать! — сказала она на языке Токо. — Пусть день ваш будет приятным и долгим…
Я представил друзей, и мы уселись на деревянные стулья, расставленные вдоль стены.
— Ваш путь был очень тяжелым, — сказал Куней. — Даже мы редко решаемся проделать его…
— Да, мы это знаем, — кивнул я. — Едой вас снабжают туземцы. Вы с ними торгуете… А вы знаете, что они называют вас «грустными»?
— Вы находите, что туземцы веселые? — удивился он.
— Нет. Это не в их характере. Но они вполне довольны своим существованием.
— Это естественно, — ответил Куней. — Они живут своей настоящей жизнью. До оледенения они населяли арктические области.
— А вы довольны своей жизнью? — спросила Ли. — Там, на вашей планете?
— Довольны, — твердо сказал Толя.
— Вы знали, что наша планета находится в великой беде? — спросил Куней.
— Нет. Мы поняли это только здесь.
— Тогда с какой целью вы предприняли это путешествие?
Я сознавал, что мой ответ чрезвычайно важен для них.
— Человек не может жить одиноко на собственной планете, — сказал я. — И мы всегда мечтали встретить других людей в звездном небе. Встретить братьев…
Глаза Кунея заблестели.
— Ваш ответ мне весьма нравится!
— А вы предполагали, что люди есть и на других планетах?
— Этим вопросом занимались наиболее просвещенные, — отвечал Куней. — Мы считали, что бесконечно далеко то время, когда люди с разных планет смогут говорить между собой… Но никто не представлял, что они смогут летать к звездам…
— И все-таки мы здесь… Чем мы могли бы вам помочь?
— Знаниями! — просто сказал он. Сейчас цель нашей науки — спасти планету от несчастья. Спастись от оледенения…
— Это не так легко.
— Мы знаем… И все же однажды это удастся нам.
Его голос звучал твердо и уверенно. Куней внимательно посмотрел на нас и закончил:
— Вы устали. Пойдите отдохните. Мы еще не раз поговорим…
Нам отвели отдельные комнаты. Моя напоминала кабинет Кунея, только панели казались гораздо новей. Просторная ванная, облицованная фаянсовыми плитками, когда-то синими, а теперь изрядно выцветшими, превзошла все ожидания. Большая широкая ванна была утоплена в пол. Два бронзовых крана, как полагается, подавали горячую и холодную воду. Тут же висело грубое полотенце, а полочка в изголовье была заставлена какими-то сосудами — очевидно, снадобьями для мытья.
Напустив воды погорячее, я забрался в ванну и блаженно вытянулся, в первый раз за много дней почувствовав настоящее тепло на этой планете.
В условленное время Кастелло позвал нас с Толей на ужин. Столовая была недалеко. Она напоминала знакомые мне по фильмам пышные рестораны начала двадцатого века — мрамор, дерево, бронза, хрустальные люстры. Правда, все это великолепие изрядно обветшало. За столами сидело человек десять подземных жителей. Они едва взглянули в нашу сторону.
За одним из боковых столов устроился Сеймур. Увидев нас, он обрадовался, расплылся в улыбке.
— Как ты их находишь? — кивнул я головой в сторону наших соседей.
— Ты и сам видишь: спокойные, уравновешенные, внутренне собранные.
— По правде говоря, они не кажутся мне чересчур гостеприимными, — сказал Толя.
— Не спеши с оценками, — предупредил Сеймур. — Да, они очень сдержанны, но это, как я думаю, следствие воспитания, а не признак черствости… Но что правда, То правда: они гораздо холоднее нас. И большие рационалисты.
К столу неслышно подошла девушка, чем-то похожая на Ли. К моему удивлению, Сеймур произнес на их языке несколько слов. Она кивнула и так же бесшумно ушла.
— Что ты ей сказал? — спросил я.
— Заказал ужин. Грибной суп.
— Брось шутить, — сказал Толя.
— Какие шутки? У них есть овощи и даже фрукты. А на второе — мозги, обжаренные в сливочном масле. С отличным соусом.
— А утром? Чай? И яйцо всмятку?
— Именно яйцо! — подтвердил Кастелло. — Правда, я подозреваю, что эти яйца несут рыбы — очень воняет рыбьим жиром.
После ужина мы вернулись в свои комнаты. Я прилег на постель и включил запись Великого Сао:
Сын белой тундры, с глазами, полными неба,
Летящих птиц, цветов и седых облаков!
Как грустен твой день, как сурово солнце,
Глядящее в разрывы черных густых дымов…
«Что это был за мир, — думал я. — И как он погиб?»
Поведаю теперь о том, что я узнал спустя много месяцев.
Подземные люди называют свою планету Тисом. В точном переводе это значит «твердыня». На планете развилась немного странная, но так похожая на земную цивилизация…
На Тисе только один материк с врезанными в него огромными морями, большая часть которых не сообщалась между собой. Это обстоятельство и предопределило единство цивилизации. Правда, в древнейшие времена существовали народы и племена, воевавшие друг с другом. Но этот период длился недолго. Центральная часть материка была населена хуарами — могучим, многочисленным народом, который стоял на более высокой ступени развития, чем все остальные. В течение одного века хуары покорили все племена материка, причем проделано это было с жестокостью, которая проглядывает даже в их исторических документах. Некоторые дикие племена, которые они называют «уродливыми», были полностью истреблены. Вначале, разумеется, были попытки восстаний, но их беспощадно подавили.
Интересно, что на Тисе не возникло никакой религии. В известном смысле обожествлялся только верховный властитель — император. Он никогда не являлся народу, его лик был незнаком простым смертным. Императоры жили в исключительной роскоши, в прекраснейших уголках планеты высились их великолепные дворцы. Общественный строй Тиса был сродни феодализму, с той лишь разницей, что аристократией считались все хуары — на них работал покоренный мир.
Затем настала буржуазная эра. Власть императора слабела по мере усиления капиталистов. А так как они происходили исключительно из хуаров, им вскоре удалось приобрести огромную политическую власть. Революция была верхушечной — она свершилась в один день. Император, его свита, высшие сановники были истреблены. Бразды правления полностью перешли в руки промышленной олигархии. За несколько столетий оформилось две дюжины исключительно мощных трестов, владевших всем материком. Их существование регулировал известный порядок, не имеющий аналогии в земной истории. Высший совет монополий стремился сгладить всякие противоречия и даже ввести определенную плановость. И все же конкуренция изредка приводила к внутренним потрясениям и борьбе. Этим исчерпывалась общественная и политическая жизнь материка. Понятия демократии вообще не существовало в языке хуаров.
Цивилизация Тиса развилась довольно односторонне, Из наук в самом большом почете была математика. Высокого развития достигли химия и некоторые отрасли физики и механики. Меньше успехов было у медицины, а биология находилась в эмбриональном состоянии. Интерес к астрономии был совсем слабым. Хуаров не занимало небо, гораздо больше их привлекала земля с ее огромными богатствами — углем, нефтью, природным газом, рудами. Философия не существовала как наука. А имевшиеся слабые проявления ее отличались чрезвычайно откровенным и примитивным прагматизмом.
Место философии занимала логика, бывшая в особом почете. Она охватывала даже часть проблем математики, геометрии и физики. Так, например, теорема Пифагора или закон сообщающихся сосудов причислялись к «ведомству» логики. Хуары отличались исключительным реализмом и практицизмом. Их эмоциональная жизнь, даже если судить по сегодняшнему дню, была намного беднее земной. Само понятие «воображение» имело ценность главным образом в связи с какой-либо наукой, скажем, с геометрией. Понятия «любовь», «страсть» отсутствовали в их языке. Этика сводилась к кодексу норм поведения. Не было даже общегосударственного законодательства, каждая малая империя — монополия — вершила суд и расправу по своим собственным неписаным законам.
