Л. ВОРОНКОВА - БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Дед Антон слегка нахмурился:
– Почему не выйдет? Катерина девка хватная. И уж душой не покривит: что увидит, то и доложит. Девка простая, прямая, никаких заковык у нее нету!
– Да я не о том, – остановил его председатель, – я-то ей поверю… каждому слову… Ну, а Марфа Тихоновна поверит?
– Ни за что не поверит! – подхватила бабушка Анна. – Уж ей теперь что Катерина ни говори – ничему не поверит!
– Вот то-то и оно! – сказал председатель. – Так что придется твоему старику самому съездить. Да и что такого? Кострома не за горами.
– Да ничего такого! – приободрился дед Антон. – Съезжу, да и всё!
– Одного не пущу! – кротко, но твердо заявила бабушка Анна. – Пускай хоть какого парнишку с собой возьмет – все не один! Школьники нынче вон какие бойкие пошли!
– Э, голова! – вдруг повысил голос дед Антон. – А у нас же девчонка есть! Все к телятам нижется. Марфина внучка-то!
– Правильно! – согласился председатель. – И Марфе Тихоновне приятно – внимание их дому…
– Марфе Тихоновне приятно, – согласилась и бабушка Анна, – да и девчонка посмотрит, как в хороших хозяйствах дела ведутся. Ей для будущей жизни сгодится.
Не прошло и часу, как ушел председатель, а к деду Антону прибежал Ваня Бычков.
– Ты что это запыхался? – сказал дед Антон, – Щеки-то полыхают, того гляди – шапка загорится!
– Дедушка Антон, ты правда в Кострому поедешь? – закричал Ваня еще с порога. – Правда?
– Правда. А что?
– А тогда к тебе дело есть, Антон Савельич! Возьми кого-нибудь из наших пионеров, пускай посмотрят! Это ведь нам очень важно!
Бабушка Анна засмеялась, а дед Антон покачал головой:
– Как торопился, а опоздал. Уже выбрали юннатку – Настю Рублеву. Пока ты совет дать собирался, мы с председателем все и порешили…
Так порешили председатель и дед Антон. Но совсем забыли, что Настя ходит в школу, что у нее свои дела и обязанности и свои заботы.
У Насти было трудное время: последняя четверть. Уроки, уроки… А дальше – экзамены. Уроки и экзамены, и пока ни о чем другом думать нельзя.
Но иногда глаза Насти отрывались от книги, и мысли ее улетали в будущее – лето, речка, может быть поход… А там – пятый класс. Все очень хорошо, интересно. Только вот жаль,
что Авдотьи Васильевны, учительницы, которая вела их из класса в класс, которая учила их разбирать буквы и держать ручку, которая знала все их беды и радости, их слабости и достоинства, – Авдотьи Васильевны уже не будет с ними. А будет уже много учителей: учитель математики, учитель естествознания, учитель истории… И уже тогда самим придется следить и за своими уроками и за своими поступками – твердая и добрая рука Авдотьи Васильевны не будет поддерживать и направлять их так, как сейчас: близко, повседневно…
Авдотья Васильевна ходила по классу, диктуя условия задачи, по нескольку раз повторяя одни и те же фразы. В волосах ее искрились сединки, близорукие, с тяжелыми веками глаза казались выпуклыми за толстыми стеклами очков, на левой щеке родинка нежно оттеняла белую кожу.
Может, чужой человек ничего особенного не нашел бы в Авдотье Васильевне – так, пожилая женщина, да и все. Но какой красивой видела ее сейчас Настя! Какими теплыми казались ей такие знакомые и такие все понимающие глаза учительницы! И эта родинка, и сединки в волосах, и белая рука, держащая книгу, и голос, ровный и мягкий, – все трогало Настино сердце теплом и грустью…
Огромные окна были полны света и голубизны. На столе Авдотьи Васильевны ярко блестела под лучом металлическая крышка чернильницы – словно белая звезда лежала на зеленом сукне.
Дуня Волнухина, склонясь над тетрадкой, усердно записывала диктант. Ее короткие густые волосы, выбившись из-под круглой гребенки, повисли надо лбом. Дописав фразу, Дуня откинула волосы, заглянула в Настину тетрадку своими живыми коричневыми глазами и толкнула подругу:
– Ты что же не пишешь?
Выпуклые очки учительницы блеснули в их сторону. Настя торопливо обмакнула в чернильницу высохшее перо.
«Вот тоже… Думаю о чем-то! – с досадой побранила себя Настя. – О чем думать, когда экзамены скоро!»
И опять ее мысли вернулись к своим самым близким и неотложным заботам: задачи, русский язык, естествознание… Уроки, опять уроки, а там экзамены…
После занятий староста класса Боря Запевалин напомнил:
– Товарищи, не забывать отстающих!
– Да мы не забываем! – раздались в ответ ему голоса. – Мы занимаемся!..
– С Лыковой занимаются? – спросил Боря, заглядывая в свою учетную тетрадь.
– С Лыковой я занимаюсь, – ответила Варя Лебедева, одна из лучших учениц класса.
– А с Черенковой?
– С Черенковой – я, – сказала Настя, – я и Дуня Волнухина.
Синеглазая, с белесыми косичкам Надя Черенкова подошла к своим «шефам», и они втроем вышли на улицу.
Весенняя грязь широко раскинулась по улице – веселая весенняя грязь с синими отсветами неба, с коричневыми и желтыми красками глины, с неподвижной водой в канавках, которые кажутся зелеными от проступившей на дне молодой травы…
– «Весна! Весна идет! – вдруг запела Дуня, жмурясь от солнца. – Весна, весна идет!..»
– Хорошо вам, – сказала Надя и озабоченно наморщила свой маленький лоб: – у вас троек нету. А я даже и весны-то не вижу. Уж скорее бы экзамены проходили!
– А я тоже весны не вижу, – отозвалась Настя, – толька все и думаю, как бы не сбиться: где надо «тся», а где – «ться»… Вот пустяк, а на экзаменах как раз и собьешься!
– Ну, ты не собьешься! – возразила Надя. – А вот я!.. Как вызовут, так испугаюсь – и все позабуду!
– Выучишь, так не забудешь, – сказала Настя, останавливаясь у своего крыльца. – Ну, девочки, значит мы все собираемся после обеда…
– …у нас! – закончила ее фразу Дуня.
Настя посмотрела на нее:
– Опять у вас? А у нас когда же?
Надя и Дуня переглянулись.
– Лучше у нас, – сказала Дуня, немножко смущаясь: – у нас просторно…
– А у нас тоже просторно.
– Да нет, Настя… Приходи, и всё! А у вас… Ну, у вас бабушка…
Настя приподняла было свои тонкие бровки, собираясь возражать, но Надя предупредила ее.
– Мы твоей бабушки боимся, – негромко сказала она. – У меня даже и уроки при ней не лезут в голову!..
– Приходи к нам, и всё! – сказала Дуня. – Будем ждать!
И подруги весело зашагали дальше, скользя и чавкая калошами по весенней грязной дороге.
«Боятся бабушки, – с огорчением подумала Настя. – Только все и знают, что боятся…»
А бабушка встретила ее с веселым лицом. Настя давно не видела Марфу Тихоновну такой довольной – у нее даже и морщины как-то разгладились и глаза помолодели.
– Вот и наша делегатка идет! – сказала она.
Настя быстро взглянула на бабушку, потом на мать, которая собирала на стол. Мать, ответила ей своей безмолвной улыбкой – улыбнулась глазами, ямочками на щеках, ямочками возле губ – и молча полезла в печку за щами.
– Какой я делегат, бабушка? – спросила Настя. – Куда я делегат-то?
Из горницы, только что вымыв руки и причесавшись, вышел отец.
– Мое почтенье делегату! – сказал он, шутливо кланяясь Насте.
– Да ну, что вы это! – смеясь, закричала Настя. – Разыгрываете меня!
– Да что там разыгрывать! – пожал плечами отец. – К деду Антону в провожатые. Никого другого, оказывается, не подобрал, а вот, вишь, тебя, Настасья Прохоровна!
Настя подбежала к отцу и крепко схватила его за усы:
– Папка, говори! Будешь надо мной смеяться?
Отец закричал, завопил, запросил, чтоб отпустила его усы. Но Настя не отпускала, а все повторяла свое:
– Ты будешь еще смеяться? Будешь?
– Да он не смеется, дочка, – вступилась мать, – он не смеется! Вот спроси-ка у бабушки!
Когда Настя услышала, что дед Антон берет ее с собой в Кострому, у нее от волненья даже аппетит пропал. Ой, дедушка Антон, что придумал! Ой, как интересно все увидеть – и Волгу, и Кострому, и, может быть, даже саму Малинину, заведующую молочной фермой, которая написала такую хорошую книжку!..
– Да ты ешь, ешь, – сказала бабушка, – а то отощаешь – куда же тогда ехать!
Настя принялась было торопливо есть жирные, вкусно забеленные ши, но вдруг опять положила ложку и ошеломленно посмотрела на бабушку:
– Бабушка! А экзамены?
– Так ведь, небось, после экзаменов? – нерешительно сказала мать.
– А что экзамены? – возразила Марфа Тихоновна. – Учишься хорошо – и так переведут.
Настя даже привстала из-за стола.
– Что ты, бабушка, как это без экзаменов? Нет, я не могу до экзаменов уехать. Когда сдам… тогда.
Бабушка нахмурилась:
– А дед Антон тебя что, ждать будет? Очень ему надо! Возьмет другого кого, да и поедет. Ишь, как ты об себе воображаешь, будто какой незаменимый человек! Сама ещё с горошину, а тоже свою волю показывает!
– Ну, а деду Антону куда спешить? – примиряюще сказал отец. – Скоро стадо выгонят, забота о телятниках до самой осени отпадет. Почему ж ему Настю не подождать?
