Юрий Никитин - Тангейзер
– Освободить Иерусалим, – ответил Тангейзер глухим голосом.
– Вот об этом и думай, – посоветовал Карл.
Промчались легкие всадники, прокричали, что уже скоро впереди большой оазис, там можно дать передохнуть коням, напоить, самим перевести дыхание.
Тангейзер видел, как все взбодрились, эта дикая жара и палящее солнце сводят с ума, уже все крестоносцы научились укрывать головы поверх шлемов бедуинскими платками, но все равно доспехи раскаляются так, будто их держат на огне.
Конь Тангейзера брезгливо ступал по иссохшей, как шкура перелинявшей змеи, истоптанной земле, сухой и звонкой, по бокам то и дело проползают ржавые ковриги древних гор, везде белеют, как мелкие бараны, круглые обкатанные камни, словно потоп носил их не сорок суток, а сорок тысячелетий, наконец впереди в самом деле показалась зелень.
Из солнечно-мглистой дали выступили небывало роскошные для пустыни финиковые пальмы, богатырские оливы…
Легкие сарацинские конники унеслись туда, спеша поставить шатер императора в тени. Вальтер, не выдержав, послал коня следом, но Карл и Константин продолжали держать рыцарский строй, словно в любой момент готовы отразить нападение. Карл перехватил взгляд Тангейзера, сказал рассудительно:
– Всевышний позволил, чтобы было о Нем сказано, что Он создал Свой мир за шесть дней и отдыхал на седьмой. Если даже Он, который не знает усталости, позволил, чтобы о Нем было так написано, насколько же больше нужен отдых на седьмой день человеку, про которого сказано: «А человек рожден для забот».
Константин горько засмеялся:
– Ты отдыхал все шесть дней недели, которые надо трудиться, и вот только на седьмой выехал из города! И уже хочешь отдыха?
– Ты молчишь лучше, – сказал Карл сердито, – чем говоришь.
Глава 12
Тангейзер жадно всматривался вперед, там из зарослей выметнулось целое стадо легконогих антилоп и унеслось огромными прыжками, а над деревьями взлетели ярко раскрашенные птицы.
В этом оазисе три домика и много садов, ему было непривычно видеть, что плодовые деревья растут всюду, в обычных диких рощах, там созревают плоды и, переспев, падают на землю, где их либо подбирают дикие животные, либо они высыхают, а то и вовсе гниют.
Между садами, за которыми уход, посажены раздутые колючие растения диковинного вида, но люди попрятались в дома и закрыли окна, словно это может спасти.
Он напоил коня, войско начало устраиваться так, словно получило приказ остаться здесь и на ночлег, а он, не утерпев, выехал из финиковой рощи и пустил коня вокруг оазиса, стараясь ухватить памятью странную красоту этих диких и одновременно самых древних на свете мест.
Молчаливый Райнмар, присутствие которого Тангейзер обычно даже не замечал, ехал сзади и, как обычно, ничем не выдавал своего присутствия, чтобы не мешать хозяину мыслить и складывать слова в стихи, но на этот раз именно он привстал в стременах, прислушался.
Тангейзер мерно покачивался в седле, погруженный в вихрь танцующих и дразнящих слов, из которого так трудно выдернуть самые нужные, в то время как в руки сами лезут те, которые легче поймать. Он не сразу услышал, как оруженосец вскрикнул:
– Мой господин!.. За этой рощей… идет бой?
Тангейзер очнулся, повел головой. Со стороны большой группы деревьев доносятся яростные крики, звон металла и конское ржание.
– Похоже! – крикнул он и, пришпорив коня, послал туда галопом.
Деревья отодвинулись в сторону, он увидел двух рыцарей, отчаянно отбивающихся от двух десятков конных сарацин. Один на глазах скачущего Тангейзера упал, обливаясь кровью, второй продолжал размахивать мечом с удивительным мастерством, щит его уже изрублен на куски, а стальные доспехи покрыты зарубинами.
– Держитесь! – заорал Тангейзер страшным голосом. – Помощь, помощь!
Несколько нападавших оглянулись в его сторону, кто-то подал коня навстречу, а Тангейзер, чувствуя, как в нем пробуждается бешеная энергия берсерка, наследие его отцов-прадедов, выхватил меч и врезался в толпу, раздавая удары.
Клинок его сверкал со скоростью молнии, сам он рычал и ревел, чувствуя, как во рту закипает пена, а глаза лезут на лоб, каждый взмах клинка без всякой нужды рассекал противника пополам, и сарацины сперва опешили, затем качнулись в ужасе назад, кто-то закричал испуганно и тут же захлебнулся кровью, меч германского рыцаря рассек его до пояса.
Сарацины попробовали взять его в кольцо, по доспехам защелкали стрелы, а он с невиданной даже для себя быстротой с каждым ударом повергал противников мертвыми.
Наконец они подались назад, он оказался рядом с пешим рыцарем, но не остановился, а с диким ревом ринулся на остальных, их еще с десяток, убил двоих, и тут остальные в ужасе перед этим безумцем повернули коней и ринулись вскачь в сторону пустыни.
Тангейзер погнался было следом, но его догнал Райнмар, ухватил за плечо и заорал громко:
– Все кончено! Все кончено, господин!.. Вы победили!
Тангейзер проскрежетал зубами.
– Да?.. Я хочу их всех убить!
– В другой раз, – заверил Райнмар. – А пока давайте вернемся к тем, кого вы спасли. Им наверняка нужна помощь… Или вы уже не христианин?
Тангейзер вскрикнул гневно:
– Как это не христианин?
Он торопливо повернул коня. Уцелевший рыцарь наклонился над павшим товарищем, снял с него шлем и, поцеловав в лоб, медленно проводил ладонью по мертвому лицу, закрывая глаза.
Тангейзер спрыгнул с коня и подбежал со всей торопливостью схватки.
– Доблестный рыцарь, – крикнул он, – мы можем чем-то ему помочь?
– Сейчас им уже занимаются ангелы небесные, – ответил рыцарь.
Он поднял забрало, на Тангейзера взглянули ярко-голубые глаза немолодого уже мужчины, сеть морщин вокруг, как у всех, кто долго и напряженно всматривается в даль.
– Кто вы, – спросил он, – так вовремя примчавшийся нам на помощь?
Тангейзер учтиво поклонился.
– Генрих фон Офтердинген из Тюрингии. Из рода Тангузенов. А с кем имею честь общаться?
Рыцарь с трудом снял обеими руками шлем, на котором остались следы ударов острых, но легких сарацинских мечей. Немолодой, как уже понял Тангейзер, с усталым лицом и кровью на левой брови, однако глаза острые и живые, тяжелая нижняя челюсть с сильно выдвинутым подбородком, высокие скулы и бешено раздувающиеся ноздри.
– Герцог Фридрих, – произнес он просто, – из рода Бабенбергов. Мы ехали с Куртом, моим оруженосцем… как вдруг на нас напали!
Тангейзер покачал головой.
– С вашей стороны было очень неразумно пускаться в путь только вдвоем.
Герцог возразил:
– Я слышал, наш император заключил с султаном мир!
– Не только мир, – ответил Тангейзер, – но поддерживает и личную дружбу. Однако, как вы могли бы догадаться, ваша светлость, не все этому миру рады как в Европе, так и в арабском мире.
Герцог вздохнул:
– Теперь вижу.
– Но особо не тревожьтесь, – сказал Тангейзер. – Я сообщу императору о нападении, тот скажет султану… Если этих людей отыщут, их повесят.
– Слабое утешение, – ответил герцог с горечью. – Этот храбрый юноша погиб.
Тангейзер оглянулся, Райнмар опустился на колени у тела оруженосца герцога и шепчет молитву, сложив ладони у груди.
Он перекрестился.
– Все под Богом ходим. И все в руке Господа.
Герцог перекрестился тоже.
– Аминь.
– Езжайте со мной, – предложил Тангейзер. – Мы доставим вас в лагерь, а оруженосца мы похороним. Вы еще не были у императора, своего тезки?
– Ехал к нему.
– Я проведу вас, – сказал Тангейзер, он чувствовал ликование, есть повод снова появиться перед императором и постараться, чтобы тот его запомнил получше. – Вы прямо из Австрии?
– Да, – ответил герцог и добавил, словно защищаясь от неких обвинений: – но я оставил хороших управителей.
– Не сомневаюсь, – ответил Тангейзер. – Бабенберги всегда отличались здравомыслием и скрупулезной точностью.
Герцог снова оглянулся на оруженосца своего спасителя, тот все еще на коленях и читает над мертвым заупокойную.
– Не думал… что его придется оставить в этих песках.
– Не убивайтесь, – сказал Тангейзер мягко, – сейчас он входит через Господни врата, ангелы Божьи принимают его ласково.
– Надеюсь, – сказал герцог. – Он был предан и… просто хорош.
– Его примут, – повторил Тангейзер. – Еще неизвестно, примут ли так нас.
Герцог сказал со вздохом:
– Вы правы, дорогой друг. Он погиб красиво, защищая своего сюзерена. На небесах ему будут рады, а на земле я сам позабочусь о его родне… Помогите мне только поймать моего коня, а то слишком уж испугался их диких криков, вряд ли подойдет…
Тангейзер свистом подозвал своего коня, тот подбежал веселый, бодрый и послушный, герцог уважительно покрутил головой, Тангейзер повел своего четвероногого друга к убежавшему коню герцога, прячась с другой стороны.
