Андрей Колганов - Жернова истории 4 (СИ)
Ну, разошлись! Не соображают, что ли, – ведь подставляют по-крупному и себя и меня?
– Вы кто – специалисты или барышни-институтки? – говорю тихим, но нарочито угрожающим голосом, едва не срывающимся на рычание. – Что вы тут вселенский плач устроили? Изобразите ещё детский визг на лужайке для полного комплекта! – и, не дав им опомниться от такой оскорбительной выволочки, перехожу на более спокойный тон. – Лбом стену не прошибешь. Уж вы-то, как специалисты, могли бы понимать, что для этой цели имеются другие инструменты. Вам предлагают нереальное расширение капитальных работ и основанные на нем столь же авантюристичные планы увеличения производства? Отлично! Выше темпы социалистического строительства! Какие тут могут быть возражения? – иронический подтекст последних фраз не ускользает от моих собеседников, вызвав у некоторых из них кривые ухмылки, но они пока не понимают, к чему я клоню.
– Ваше дело – ни в коем случае не возражать, а, напротив, приложить все усилия для должного обоснования этих решений. Нужно начинать крупную большую стройку? Отлично! Для нее нужно выделить столько-то капитальных вложений из бюджета, открыть такие-то кредитные лимиты в Стройбанке, выделить такой-то дополнительный фонд заработной платы для найма строительных рабочих, включить в график треста «Строймеханизация» аренду подъемных кранов, экскаваторов, бульдозеров, заключить контракты на поставку стройматериалов, труб, металлоконструкций, кабеля в таких-то объемах… Ах, всего этого не имеется в потребных количествах? Тогда надо снимать всё требуемое с каких-то других строек, и вдобавок растягивать планируемые сроки строительства. То же самое касается и объемов производства. Нужно, скажем, произвести на 30% больше рыбной продукции, чем предусмотрено контрольными цифрами? С удовольствием! Для этого всего лишь нужно закупить ещё сотню-другую траулеров, расширить соответственно портовое хозяйство, построить в портах крупные морозильники, новые рыбоконсервные заводы и коптильные цехи, принять в мореходные училища ещё несколько тысяч человек. Вот тогда, не пройдет и трех лет, как намечаемые рубежи будут достигнуты, – останавливаюсь, чтобы перевести дух после этого эмоционального диалога и обвожу глазами своих собеседников:
– Вы поняли? Не восклицать: это не выполнимо! Не шуметь насчет авантюризма, волюнтаризма и попрания экономических законов. Нужен результат? Будет! Если обеспечить то-то и то-то. Вот, примерно, в таком ключе и надо вести разговор.
– Все равно ведь будут обвинять в этом, как его… – Абрам Моисеевич Гинзбург запнулся на мгновение, но все же сформулировал, – в неверии в творческие силы пролетариата и в недооценке руководящей воли партии.
– Будут, – со вздохом соглашаюсь я, переждав сдавленные смешки, вызванные последними словами моего заместителя по планово-экономическому управлению ВСНХ. – Меня самого в том же самом кое-кто подозревает. Но это всё же лучше, чем обвинения в саботаже, или, паче чаяния, во вредительстве, а то и в контрреволюционном заговоре.
Глава 5
Стычка на Пленуме ЦК
Настал день открытия намеченного на апрель 1930 года Пленума ЦК. Я ожидал его с большой тревогой – почва для разногласий, уже заметных на XVI съезде ВКП(б), но тогда ещё открыто не заявленных, была уже подготовлена настолько, что вряд ли можно было избежать лобового столкновения. Большинство ЦК явочным порядком проводило политику расширения государственных капиталовложений в промышленность, масштаба государственных заказов трестам и предприятиям, усиливало меры нажима на зажиточные слои деревни, форсировало организацию новых крестьянских коллективов… Их оппоненты в ЦК стремились всеми мерами поставить заслон такого рода решениям или спустить их на тормозах. Обеим сторонам сложившаяся ситуация решительно не нравилась, и следовало ожидать решительной схватки. Выиграть в этом столкновении правые не могли, – не позволяла расстановка сил в ЦК, – но питали небезосновательные надежды на то, что большинство удастся склонить к компромиссу.
Я в компромисс не верил. Для большинства в ЦК и в Политбюро, и лично для Сталина вопрос теперь, после того, как была задвинута в тень «левая оппозиция», стоял не просто о выборе курса экономической политики, но о консолидации власти, о сосредоточении её в руках одного признанного партийного вождя. И тут Сталина совершенно не устраивало само наличие влиятельной группы в ЦК и Политбюро со своим особым взглядом на принимаемые решения. Это было видно мне и без всякого послезнания. Но вот будут ли громить «правых» именно на данном Пленуме – этого для себя я пока решить не мог. Скорее нет, чем да, ибо до сих пор не было заметно пропагандистской подготовки к разгрому «правых». Вялотекущий обмен завуалированными уколами присутствует, но он ещё очень далек от уровня пропагандистской кампании. Вероятно, сам Пленум и может стать отправной точкой такого идеологического наступления на их позиции.
Пред началом пленума на Москву обрушилось долгожданное весеннее тепло. Во дворах и на тротуарах остатки неубранного дворниками снега образовали кашу, перемешанную с грязью. Слишком поздно я сообразил, что моя привычка ходить пешком, а автомобиль из гаража ВСНХ вызывать лишь в случае насущной надобности, в данном случае вышла мне боком.
Нет, тротуар Тверской был в достаточной мере убран, чтобы не создавать больших проблем. Так что я иду себе, особо под ноги не смотрю, а глазею по сторонам. Вот прямо на меня идет прехорошенькая барышня – в уходящем уже стиле «флэпперс» (с началом кризиса на Западе там этот стиль стал стремительно выходить из моды). Коротко стриженые волосы, лишь слегка выбивающиеся из-под шляпки-чалмы, весёлый, слегка дерзкий взгляд, румяные щечки, легкое, по сезону, пальто, лишь чуть ниже колена, отделанное бархатом – и воротник, и полы, – почти такое же короткое платье, узкой полоской виднеющееся из-под пальто… В общем, девушка как будто сошла прямо с недавно появившейся рекламы зубной пасты «Хлородонт».
Провожаю прелестное создание взглядом и галантно делаю шаг в сторону, чтобы не заступать ей путь. Нога попадает на бровку тротуара, соскальзывает, и, чтобы удержать равновесие, я и вторую ногу убираю с тротуара на мостовую. Всё бы ничего, но ботинки плюхаются прямо в тоненький слой жидкой грязи, коварно притаившийся у самого бордюра. И вот результат – оба ботинка заляпаны донельзя. Проклиная свою любопытствующую натуру, лихорадочно ищу способ выйти из положения. Не привык я появляться в присутственных местах в столь неподобающем виде. На мое счастье, выход скоро находится – в виде маленького чистильщика обуви, расположившегося в глубине Советской (бывшей Скобелевской) площади, недалеко от угла с Тверской улицей. И я торопливо пересекаю Тверскую, а затем, наискосок, и площадь, направляясь к нему, на этот раз очень аккуратно глядя не только по сторонам, чтобы не угодить под лихача или автомобиль, но и под ноги.
При ближайшем рассмотрении чистильщик оказался не только маленьким, но ещё и донельзя взлохмаченным мальчонкой. Одежонка его видала виды, да к тому же давно не знакомилась со стиркой. Паренек подвижный, как ртуть. Хотя клиента у него в данный момент нет, он что-то перекладывает в своем хозяйстве, достает, убирает, да ещё и песенку поет. Приблизившись, отчетливо слышу слова. Незатейливые такие, рекламные:
Чистим, чистим, чистим,
Чистим, гражданин,
С вас недорого попросим –
Гривенник один.
Направляю свои стопы прямо к певцу. Мальчишка быстро обегает взглядом потенциального клиента. И что он видит? Распахнутое по случаю апрельского тепла прилично выглядящее, хотя и ношенное, английское пальто, виднеющийся из-под него такой же костюм, да ещё с галстуком, – правда, на голове у меня не шляпа, а пролетарская кепка, однако на вид и этот предмет выдает во мне человека довольно состоятельного. Песенный репертуар тут же меняется:
Чистим, чистим, чистим,
Чистим, господин,
С вас недорого попросим –
Миллион один.
Довольный своей немудреной шуткой, юный работник сапожной щетки растягивает в улыбке рот до ушей и заливисто хохочет. Настолько заразительно, что и я, не склонный реагировать на такого рода юмор, непроизвольно улыбаюсь. Перед мальчишкой – ящик, на крышке которого пристроена специальная подставка, по форме напоминающая подошву обуви. Что же, туда и водружаю ногу в перепачканном грязью ботинке. Но прежде, чем я проделал эту простую манипуляцию, мальчишка успел открыть свой ящик и извлечь рабочие принадлежности: среди множеств баночек с гуталином разного цвета он безошибочно выхватил светло-коричневый. Под руками у него появились щетки: одна вполне привычного вида, а две других – с изогнутым основанием, чуть ли не полукруглой формы, с длинным разлохмаченным ворсом, цвет которого ясно намекает, что предназначены щетки как раз для работы со светло-коричневой обувью. Рядом с ящиком – нечто вроде раскладного стульчика, чтобы клиент мог сесть, если захочет. Но обычно все чистят обувь на ходу, и поэтому стоя – торопятся.
