Дмитрий Лазарев - Вспомни меня (сборник)
– А иногда по-другому нельзя. Знаешь, когда-то я была феминисткой. Не то чтобы совсем оголтелой, но весьма твердой в своих убеждениях. Все сама, сама. Стремилась разбираться в любом деле, не давать ничего на откуп другим, не показывать свою неуверенность, некомпетентность… Это проходит, Кира, поверь мне. Если все время зажимать себя в кулак, никогда не позволять себе быть слабой и ведомой, однажды просто сорвешься. Мужчин это тоже касается, хотя Серж, думаю, будет возражать с пеной у рта, – Эжени улыбнулась. – Жизнь – это не только рок-н-ролл. Порой это и вальс, когда нужно просто прильнуть к плечу того, кому веришь, и позволить ему вести. Этот танец, Кира, и тебе стоит освоить – не повредит.
– Знаю, хотя это не так просто… Но я ведь не только о себе беспокоюсь. О нем тоже. Ради меня он полез в пасть льву, хотя это вовсе не его война…
– Его! – горячо возразила Эжени. – Неужели ты до сих пор не поняла? Полагаю, у Данила в жизни не было более личного дела, чем это. Не уверена, что он так же бросался бы на амбразуры, если бы речь шла о его жизни.
– Что?! – Выражение лица Тумановой выдавало ее полное ошеломление. – Но… это же неправильно! Так не должно быть!
– Знаешь, в вопросах человеческих чувств слово «должно» в принципе неприменимо. А «правильно» и «неправильно» – это вообще термины для высшей математики, а не для жизни. Почему «неправильно»? Потому что ты замужем за другим? И что же теперь, Данилу запрещено любить тебя? Не претендовать, не пытаться отбить у мужа, а любить и пытаться сделать для тебя все, что в его силах или даже несколько больше. Извини – это его неотъемлемое право.
Кира вспыхнула и отвела взгляд.
– Я боюсь за него, Эжени! Он там сражается за меня, а я даже ничем не могу ему помочь! Но ты-то можешь! Ты в этой каше варишься давно и многое знаешь. Помоги ему, подстрахуй, пожалуйста! Не ради меня – ради самого Данила! Обещаю, я никуда не сбегу!
Ермакова колебалась секунд десять.
– Ладно! Пойду. Признаться, у меня самой душа не на месте. Только с ума тут не сходи, пожалуйста, и не делай глупостей!
Рука Киры взмыла в салюте:
– Честное пионерское!
Эжени усмехнулась.
– Верю… пионерка. Жди с хорошими новостями.
* * *День Изменения. 18:30–19:30.
Снять со счета такую крупную сумму оказалось не столь уж простым делом. И не быстрым. Вообще-то, в любом другом банке данную операцию не удалось бы провернуть в течение двух с небольшим часов – наличность в таких объемах требуется заказывать за сутки. Тем более речь шла о закрытии счетов – выбиралось все под ноль. Но Воронцову повезло (должно же когда-то). Счет в этом банке он открыл не просто так. Его директор был… ну не другом, конечно (для Данила дружба была несколько более глубоким понятием), но хорошим приятелем, которому Воронцов оказал когда-то очень большую услугу. Будучи глубоко убежден, что долг платежом красен, директор банка Карен Хачатрян даже обрадовался возможности сделать ответное доброе дело. Данил посетил его перед началом поиска, и процесс пошел. Теперь оставалось только заехать, поставить кучу подписей на различных бумагах и получить деньги… А потом где-то раздобыть оружие для выполнения второй части условий Меняющего, от одной мысли о которой Данила внутренне передергивало.
Впрочем, проблемы следовало решать постепенно. Сначала – раздобыть деньги и отнести Меняющему, чтобы он запустил процесс «размена», а там… время будет. Сутки как минимум на поиски заказчицы и ее… окончательную нейтрализацию. Да, так звучит лучше, хотя как ни называй, суть не меняется. Воронцов пока не думал о том, как это сделает, а точнее – отчаянно гнал от себя эти мысли: всему свое время. Хотя толку-то: думать все равно скоро придется. И не только думать, но и делать.
Оружие… Пока в машине Данила лежал только электрошокер, но его мало. Пистолет так быстро не раздобудешь, да и денег он стоит приличных, в то время как первое условие Собинова его полностью выпотрошит. Остается нож. Банальный кухонный нож, на который не нужно никакого разрешения, но который в криминальной статистике орудий убийств держит прочное первенство, намного опережая все виды огнестрельного оружия. За ним придется заехать домой или в ближайший хозяйственный магазин…
Поиск… Тут это самое плевое дело. Адрес этой особы был хорошо известен Воронцову – подвозил ее до дому и не раз. Сомнительная привилегия непьющего после любой вечеринки… И знал ее Данил тоже хорошо… Пожалуй, даже слишком, учитывая то, что придется сделать…
* * *Два месяца назад.
– Ты не находишь, что это глупо, Данил?
– Что именно?
– То, как ты за ней увиваешься. Со стороны это смотрится… достаточно жалко.
– Спасибо.
– Не за что. Между прочим, уже половина фирмы обсуждает, как вы не можете разобраться в собственных отношениях.
– Нет у нас никаких особых отношений! Просто дружба.
– Ага. По тебе хорошо заметна эта «просто дружба». Пойми же, ваши потребности друг в друге просто несопоставимы. Ей тебя хватает изредка и по чуть-чуть, а тебе ее надо много и часто. Это порождает проблемы.
– Ты, конечно, эксперт…
– Обидно. Но я тебя прощаю. Тем более что так оно и есть – кое в чем я действительно эксперт. Отрицательный опыт – тоже опыт. К тому же со стороны виднее. Да и Кира на тебя жалуется…
– Что?!
– Твое явно избыточное внимание ее напрягает. Ей столько не нужно. Даже половины этого для нее слишком много. Ей плохо, да и тебе не фонтан, когда все твои усилия не ценятся и, более того, в тягость. Мой тебе совет – сбавь обороты. Как можно сильнее. Лучше, вообще, на время оставить ее в покое. Может, тогда что-то изменится.
– Я уже сбавляю…
– Извини, но в глаза это не бросается. Помимо всего прочего еще и слухи пойдут. Тебе-то все равно – ты человек свободный, а ей каково, ты подумал?
– Я стараюсь ее не скомпрометировать.
– Лучше старайся. И, вообще, побольше цени себя, и поменьше ее. А то Киру от твоего обожания иногда заносит, и она начинает мнить о себе слишком много. Самооценка у девушки делается неадекватная от обилия комплиментов. Это в том числе и ты ее портишь.
– Слушай, может, закроем эту тему? Твои наставления становятся слишком… настойчивыми.
– Это ты так дипломатично намекаешь мне, что я тебя задолбала?
– Я этого не говорил…
– Но подумал. Понятно, тебе не нравится все это слышать, но иногда неприятная правда необходима, чтобы ты рос над собой. Ты хороший парень, Данил, но тебе явно не хватает мужской твердости и самоуважения. А раз так, можно ли требовать уважения от других, в том числе и от женщин? А без уважения нет и любви…
– Далась вам всем эта любовь! К черту ее! Не нужна она мне – и без нее проживу!
– Это ты про кого сейчас?
– Про любовь… Хватит уже. Ехидство тебе не идет. У тебя под языком полно колючек, но не стоит все их тратить на меня. Оставь и для других чуток. А мне пора – работы много.
– А вот в этом вы с ней очень похожи! Чуть что не по-вашему, сразу сбегаете. Но так не будет развития. Будете крутиться на одном месте, пока сами от этого не устанете. Я пытаюсь открыть тебе глаза, но ты не хочешь видеть, говорю тебе, но ты отказываешься слышать, тормошу тебя, но ты слишком крепко спишь наяву. А такой, спящий, ты не только ей, никому не нужен. Я трачу на тебя свою энергию, но отдачи никакой…
– Зачем тогда тратить время на такого недостойного? Пытаешься спасти мою заблудшую душу? Спасибо – обойдусь!
– Ничего-то ты не понимаешь… Что же, иди и возвращайся, когда проснешься. Надеюсь только, что произойдет это не от удара о землю после падения с большой высоты.
* * *День Изменения. 19:30–20:00.
Возвращаться к уединенно стоявшему коттеджу Меняющего с таким количеством наличных было, честно говоря, страшновато. С одной стороны, это могло бы показаться странным, учитывая принятое Данилом решение, но с другой одна мысль о том, что какое-нибудь дурацкое происшествие может помешать ему исполнить свой замысел, была невыносима. Поэтому в боковом кармане пиджака Воронцова лежал электрошокер. Потом, когда будет сделано все, что можно для спасения Киры, всякие подобные форс-мажоры уже будут волновать Данила не больше, чем проблемы размножения жужелиц в Татарстане. Но пока требовалось соблюдать максимальную осторожность.
Остановившись, как и было условлено, в пятидесяти метрах от коттеджа, Воронцов вышел из машины, подхватил поудобнее свой черный баул и неторопливым шагом двинулся к дому. Было еще достаточно светло (до заката оставалось часа два) и времени для исполнения второй части договора с Меняющим еще вполне хватало. К тому же ее можно будет выполнить и завтра. Мысли Данила периодически возвращались к этой теме, осторожно касаясь ее, словно губы горячего чая, и отдергивались, обжигаясь. У любого нормального человека мысль об убийстве себе подобного, да еще и женщины (какой бы тварью та ни была) вызвала бы инстинктивное отторжение. Но в данной ситуации другого выбора у Воронцова просто не было: или Кира, или эта… Какие тут могут быть сомнения?! Фактически то, что он намеревался совершить, станет актом самозащиты: ведь спасая Киру, ставшую для Данила дороже его собственной жизни, он спасает себя, собственную душу (как ни парадоксально и кощунственно это звучит применительно к убийству).
