Богдан Петецкий - Люди со звезды Фери
— Кое-что они, однако, умеют… — буркнул я.
Гускин глянул на меня, покачал головой, словно хотел сказать, что ожидал от меня большего, и вызвал автоматы.
На этот раз он выслал их два. Они не воспользовались дорогой. Шли вдоль нее, на расстоянии в несколько метров. Приблизились к краю каньона, и только тогда направились в сторону моста. Через минуту остановились.
Температура «пылающего» виадука не превышала шестисот пятидесяти градусов.
— Пугают, — сказал Гускин.
— Ага. Фата-моргана. Странно, что они всю дорогу не сделали невидимой.
Огонь, ясное дело, был фальшивым. Применялись, очевидно, силовые поля, используемые примерно так же, как в случае с «защитой» световода.
Автоматы возвратились. Мы без малейших хлопот проскочили над мостом. С высоты кабины летуна там не было видно ничего, что напоминало бы пламя.
Похолодало. Вентиляторы резко сбросили обороты, но еще какое-то время продолжали гнать в трубы климатизаторов ледяной воздух, замороженный в криоэнергетических камерах силового отсека аппарата. За мостом температура дороги не отличалась от окружающей.
— Пришли к выводу, что мы — другой природы, — сказал Гускин не без оттенка задумчивости.
Получалось, что шестьсот градусов были для них непреодолимым барьером. По крайней мере, для их машин. Эта информация могла пригодиться. Мы тоже умеем подогревать участки почвы. Даже без использования дистанционно управляемых устройств. И даже в том случае, если там окажется не земля, а, к примеру, белая пирамида…
— Перехожу на телеметрию… — неожиданно прозвучал голос Сеннисона. — В случае чего — сообщайте. У нас тут кое-какие делишки… — добавил он и умолк.
— Может, нам вернуться? — спросил Гускин.
Динамик не ответил.
Я подумал, что «делишки» могут оказаться посерьезнее, чем «кое-какими», поскольку уж Сен решил отказаться от прямой связи. Когда он хочет, то может быть деловитым. Этим «у нас» он коротко и ясно дал понять, что хлопоты у него не из-за Реусса.
— Они справятся, — уверенно заявил я.
Гускин многозначительно вскинул голову, словно хотел и подчеркнуть, что в этом вопросе продолжает придерживаться собственной точки зрения, но не изменил положения рулей.
В нескольких сотнях метров дорога отклонялась от диаметра, пересекающего котловину, и резко сворачивала на запад. Район повышался. Мы двигались прямо в направлении бокового горного хребта. Перед нами понемногу открывалась глубокая, резко врезанная в каменные массивы долина. Мы могли не сомневаться, что именно в нее была проложена коммуникационная трасса.
Вход в долину, или скорее — в каньон, был обрамлен высокими скалами, образующими узкие ворота. За ними царил полумрак. Слева и справа вздымались вверх темные, крутые, местами вертикальные стены, изъеденные старыми обвалами и многочисленными, резкими трещинами. Каменный обломок, размером с дом, скатился на самое дно, перекрывая вход в каньон. Дорога огибала его крутой дугой, врезанной в скальную стену. Гус сбросил скорость. Летун преодолел поворот и резко затормозил.
Мы заметили это одновременно.
Примерно на километровом расстоянии, на каменном возвышении, напоминающем ровно срезанную сахарную голову, наичистейшей белизной сияла огромная, массивная пирамида. Дорога поднималась на широкую террасу, шла дальше и, преодолев подъем, скрывалась за краем, образованными широкой, пологой котловиной. Она появлялась на противоположной ее стороне и оттуда по прямой шла к подножию строения. Точнее, на первую из целой системы террас и ступеней, грани которых образовывали ребра пирамиды, сложенные из массивных, гладко обтесанных блоков.
— Вот и доехали, — произнес Гускин чуть ли не веселым голосом.
От вершины постройки поднималась струйка дыма. Это могло не иметь ничего общего с нашим появлением. Например, они там обед готовят.
Медленно, не спуская глаз с белой горы, мы приближались к пологой впадине. Пирамида росла на глазах. Должно быть, в ней было добрых двести метров высоты.
Строение и ее окружение казались вымершими. Террасы были очищены от следов присутствия живых существ. Никаких брошенных машин, конструкций, антенн, никакого движения.
Летун плавно закачался, преодолевая пологое углубление котловины. Мы въехали на его противоположный край. До сих пор по-прежнему ничего не происходило. Тишина. Перед нами оставалось еще около трехсот метров прямой, как стрела, дороги. Дальше она резко поворачивала, поднимаясь на самую низкую из трасс.
— Погоди, — сказал я. — Доберемся туда — и что дальше?
Гус затормозил. Он проверил показания приборов и посмотрел на меня вопрошающими глазами.
Я осмотрелся. Желая и дальше воспользоваться дорогой, мы в определенном месте теряли бы пирамиду из поля зрения. Именно там, где она уходила на террасу, огибая вертикальную, скальную гряду. Мне это как-то не особенно улыбалось.
С левой стороны начиналось небольшое возвышение, уходящее в направлении постройки пологим спуском, поросшим густой растительностью, словно бы грязной ватой или плотным мхом. Сразу за ним виднелся массивный, округлый холм, завершающийся плоский вершиной. Я указал на него Гусу.
— Там нам было бы не худшим образом, — сказал я.
Его глаза скользнули вверх, потом он кивнул.
И поинтересовался:
— Мечтаешь о контакте?
Я пожал плечами. И пробурчал:
— Не все ли равно, о чем.
Контакт. Хорошенькое дельце. Нам придется объяснить этим, с суши, что люди, которые их убивают, делают это не ради собственного удовольствия. Что они прилетели сюда совсем не для этого. Нам предстоит убедить их, что, по сути дела, мы — народ симпатичный и доброжелательный. Ну и договориться с ними о мире, если не о помощи в деле спасения оставшихся членов экипажа «Анимы».
То есть, обо всем этом мы договаривались перед тем, как покинули «Идиому».
Интересно, повторил бы Сеннисон все это здесь, у подножия этой вымершей, ребристой сахарной головы. Я охотно полюбопытствовал бы у него, актуальное ли это дело. Что ж, каждому предстояла своя «работка».
— Может, ты и прав, — буркнул Гускин и взялся за управление.
Летун сошел с дороги и, не меняя скорости, без малейшего усилия, стал взбираться на поросший мохом склон. Через неполные шесть минут мы уже стояли на каменистой полянке, на вершине выбранного нами холма.
Перед нами виднелась маленькая, пологая долинка. В нее вел едва заметный склон длиной не более тридцати метров. Дальше начиналась каменная плита, наклон которой позволял воспользоваться ей как самой обычной дорогой, выводящей к нижней террасе. Это был не самый плохой наблюдательный пункт.
— Начинай, — сказал Гус.
Он заблокировал управление и поудобнее устроился в кресле.
Не отрывая глаз от белой пирамиды, я нашарил пальцами переключатели. Из башенки летуна ударили нити света. Тишина.
Я закончил цифровой ряд и немного подождал. Потом изменил угол наклона лазерных объективов и начал сигнализировать цветами.
Минута. Пять минут. Ничего.
— Может, поехали… — начал Гускин, но не закончил.
Из-за тыльной грани пирамиды, а точнее из-под ее основания, из-за ребра террасы, выкатились три крупных шара. Двигались они достаточно активно. На мгновение они исчезли с наших глаз, скрывшись в переходе, ведущем на более низкие ступени.
Когда мы вновь увидели их, они были совсем близко. Подкатились к самому краю спуска, ведущего в крохотную долину, и остановились. По прямой нас отделяло от них не больше восьмидесяти метров. Теперь мы могли рассмотреть их как следует.
Они не были шарами в полном значении этого слова. Нижняя их часть, в том месте, где она касалась грунта, сплющивалась. Словно они были изготовлены из пружинистого, эластичного материала, специально, чтобы собственный вес давал им лучшую опору в горных районах.
Шары не имели определенного цвета. Молоко, сильно разбавленное водой. В их стенках мы не заметили ничего, что напоминало бы клапаны отверстий, никаких выступов, антенн, вообще ничего. И они сохраняли неподвижность, словно ожидали приглашения.
— Думаешь, это и есть… они? — нерешительно спросил Гускин.
Откуда мне было знать? Я о том же думал. Что они с одинаковым успехом могут оказаться как механизмами, так и организмами. А всякие измышления были сейчас столь же полезны, как, скажем, исполнение свадебного марша.
Неожиданно один из шаров, тот, что находился справа, дрогнул и, набирая скорость, покатился в нашу сторону. Я невольно потянулся к прицелу излучателя.
Шар достиг дна котловины и по инерции взлетел до середины противоположного склона. На какое-то мгновение он оказался не дальше, чем в пятнадцати метрах от носа летуна.
Потом вернулся назад, какое-то время катился плавными движениями то в одну, то в другую сторону, то, наконец, остановился. Точно так же вел бы себя большой мяч, сброшенный сверху разыгравшимся ребенком.
