Боб Шоу - Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач
Ни у одного из жителей лагеря не было причин желать его смерти — никто здесь не знал его до вчерашнего дня. Карев глубоко вздохнул, заметив вдруг, что его новая одежда почта высохла, хотя и выглядит немного неряшливо. Чтобы защититься от усиливающейся жары, он надвинул на голову козырек, прикрепленный к тунике, и ускорил шаг. Ливень поднимался все выше и выше, и вот уже до него донеслись зловещие раскаты, нарушавшие покой утра. Где-то высоко наверху, на границе стратосферы, человек заставил технику манипулировать силами природы, а с их помощью и мыслями других людей. Эта идея подействовала на Карева угнетающе, ибо он знал, что происходит, и принимал в этом участие. Интересно, как подействовало это на малавов, живших в деревне, когда они поняли, что само небо обернулось против них?
Впереди над дорогой навис туман, сквозь который Карев заметил фигуры людей и контуры машин. Ливень закрывал уже все поле зрения и, хотя спину еще грело солнце, на лице он чувствовал прохладные щупальца влаги. Мир вокруг выглядел неестественно, как освещенная прожекторами сцена, где за специальными эффектами наблюдают режиссеры. Карев поднял к подбородку застежку молнии туники.
— Фамилия? — спросил мужской голос из открытой двери стоящего в стороне фургона.
— Карев. Из Фармы, — ответил он и полез за документами.
— Порядок. Идите дальше, вас ждет мистер Шторх.
— Спасибо.
— Вы найдете его примерно в километре отсюда, — говоривший высунул темное от щетины лицо и с интересом взглянул на Карева. — А где ваша машина?
— Осталась там… Неисправность. Вы не могли бы меня подвезти?
— К сожалению, нет. С этого места запрещено передвижение на машинах, — ответил мужчина и тут же спрятался.
Карев пожал плечами и пошел дальше. Через минуту видимость уменьшилась до пятидесяти шагов, и он двигался, окруженный коконом сухости в дожде, который разбрызгивался, преломляемый козырьком. После пятиминутного марша по густой красной грязи он приблизился к группе из примерно тридцати мужчин в светло-зеленом снаряжении. Один из них отошел от остальных и направился к Кареву. Это был плотный исправный со слегка насмешливым взглядом, загорелый и — вот неожиданность — довольно красивый, несмотря на сломанный нос и белый шрам, пересекающий верхнюю губу.
— Деви Шторх, — представился он, протягивая руку. — Меня известили о вашем приезде, но где ваше снаряжение?
— Осталось в вездеходе, — ответил Карев, пожимая руку.
— Вам придется за ним вернуться. Разве вам не сказали, что…
— Это невозможно. Вездеход лежит на дне реки, утонул на самой середине.
— Как это утонул? — спросил Шторх, внимательно глядя на него.
— А так. Пошел прямо на дно, — Карев начал раздражаться. — Заглох двигатель, и я только чудом сумел спастись.
Шторх с сомнением покачал головой.
— Ничего не понимаю. Вы говорите, что заглох двигатель, но что случилось с плавательными баллонами?
— Плавательными баллонами? — Карев удивленно открыл рот. — Ничего похожего я не видел, машина пошла на дно, как камень. Он замолчал, переваривая новую информацию. Если аварийная спасательная система вышла из строя в момент подозрительного дефекта двигателя, число, выражающее вероятность того, что это не было случайностью, вырастало до совершенно нового порядка.
— Это нужно будет расследовать, — сказал Шторх. — Видимо, вам дали машину, частично размонтированную после консервации. Такой аварии вообще не должно было быть.
— Я тоже так думаю, — ответил Карев, тяжело вздыхая. — Еще немного, и я бы оттуда не выбрался.
Шторх посмотрел на него с таким сочувствием, что это немного поправило настроение Карева.
— Сегодня я не буду брать вас в деревню, — сказал Шторх. — Возвращайтесь к фургону, и вам дадут…
— Я хочу идти с вами, — прервал его Карев, желавший скорее принять крещение боем. Еще больше ему хотелось произвести хорошее впечатление на Шторха. Возможно, это была жалкая попытка доказать, что под поверхностью остывшего по-прежнему скрывается «настоящий» мужчина.
— Нам не хватает людей, мистер Карев, но я не могу подвергать вас такой опасности.
— Ответственность я беру на себя. Шторх заколебался.
— Ну, хорошо, но прошу держаться сзади и не выходить вперед, пока я не дам знака. Понятно?
— Да.
Группа пошла по дороге. Из отрывистого разговора Карев узнал, что селение малавов не является деревней, а представляет собой хутора по десятку хижин, рассыпанные на площади в четыре квадратных километра. Расположенная прямо перед ними часть селения должна была первой подвергнуться обработке, и невозможно было предсказать, какой прием их ожидает. Проведенная раньше разведка установила, что у туземцев нет огнестрельного оружия, но никто не знал, насколько достоверна эта информация.
Когда первая крытая соломой хижина оказалась перед ними, группа рассыпалась цепью и углубилась в заросли. Кареву показалось, что его товарищи, в отличие от него самого, не дилетанты в этом деле. Он осторожно спрятался за дерево, чувствуя себя, как мальчик, играющий в индейцев, и стал ждать, что будет дальше. Царившую тишину нарушал только неустанный шорох дождя.
Потом он заметил, что члены бригады пустились бегом, а их зеленое снаряжение поблескивало, как сегменты туловищ огромных насекомых. Они бежали сквозь клубящиеся полосы тумана, окружая хижины все более плотным кольцом. Сердце неприятно заколотилось у него в груди, когда оттуда донесся приглушенный крик. Крик быстро усилился до вопля, потом почти полностью стих. Показалась массивная фигура Шторха. Он махнул рукой и снова исчез между хижинами.
Карев неохотно побежал вперед и вскоре был в центре селения. Вооруженные члены группы окружили полтора десятка мрачных туземцев. Большинство из них валялись в грязи, однако некоторые не сдавались и продолжали вырываться. Их с трудом удерживали. За всем этим следили стоящие на порогах хижин женщины и дети, которые то и дело поднимали плач. У одного из лежавших была на голове большая рана, из которой стекали ему на спину струйки крови, которые тут же размывал дождь. Глядя на кровь, Карев почувствовал отвращение к тому, что делала группа Объединенных Наций.
— Познакомьтесь с нашим антропологом, доктором Виллисом, — сказал стоявший рядом Шторх. — Идите с ним и делайте уколы всем мужчинам, возраст которых он оценит на шестнадцать или более лет.
— Шестнадцать!? Это официально установленная граница?
— Да. Вас это удивляет?
— Пожалуй, это слишком рано для…
— Это натуристы, мистер Карев. На-ту-ри-сты! Не думайте, что лишите кого-то весеннего дыхания первой любви или чего-то в этом роде. В шестнадцать лет некоторые из них уже полностью выработаны.
— Все же это, пожалуй, слишком рано, — упирался Карев, поглядывая искоса на Виллиса, который был остывшим и имел совершенно седые брови, выгнутые, как крылья чайки.
— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Виллис. — Но мы имеем дело с существами, которые отбросили все ценности нашего общества. Разумеется, они имеют на это право, и нам вовсе не в радость навязывать кому-либо бессмертие. Но мы тем более не позволим, чтобы они лишали жизни других.
— Для агитации сейчас не время и не место, — энергично вставил Шторх. — Я советовал вам, мистер Карев, вернуться в лагерь и отдохнуть. Если вы не в силах справиться с заданием, то только напрасно расходуете свое и чужое время. Ну так как, вы делаете эти уколы, чтобы я мог перейти в другую часть деревни, или мне остаться и делать их самому?
— Я сделаю это, — буркнул Карев, открывая сумку. — Простите, но меня это несколько выбило из колеи.
— Не беда, — Шторх сделал знак рукой, и к нему подошли четверо мужчин. Новая группа быстро двинулась вперед и исчезла между хижинами.
— Начнем с этих трех, — сказал Виллис, указывая на схваченных туземцев.
Двое из них тут же успокоились, зато третий принялся вырываться с удвоенной силой. Ему было немногим более двадцати лет, и сильные руки со слегка выступающими на бицепсах венами говорили о многочасовой титанической работе. Двое державших его едва не упали, поскользнувшись в грязи. Карев бросился вперед, держа наготове пистолет для уколов. Туземец с искаженным страхом и ненавистью лицом отпрянул назад так стремительно, что мужчины, нагруженные снаряжением, рухнули вместе с ним на землю.
— Чего вы ждете? — рявкнул один из них, потеряв терпение.
— Простите.
Карев обежал их, заходя сзади, и выпустил заряд в жилистую шею туземца. Жертва обмякла. Мужчины осторожно отпустили его и поднялись с земли. Карев обошел остальных, чувствуя облегчение, когда они с готовностью протягивали руки для уколов, и одновременно презирая их за такую покорность. Не спуская глаз с первого туземца, которому ввел биостат, он заметил, что тот идет к хижине, где его обнимает высокая молодая женщина. Как заботливая мать с ребенка, она стряхнула часть грязи с его рубахи, кроме которой на нем не было ничего. Глаза ее, сверкавшие в полумраке под навесом крыши, медленно открывались и закрывались, как два гелиографа, передавая Кареву сообщение, о смысле которого он мог только догадываться. «Я слишком поспешно бросил Афину, — взорвалась в его голове мысль. — Я должен к ней вернуться».
