Рэймон Руссель - Locus Solus
Каждую фигурку снабжали хитроумным механизмом, действующим от внезапного выхода кислорода и приводящим к совершению того или иного движения или явления — вплоть до составления какой-либо краткой типичной фразы из располагающихся соответствующим образом пузырьков.
Порывшись в памяти, Кантрель выбрал несколько эпизодов, которые могли бы послужить интересными сюжетами.
№ 1. Случай с Александром Македонским, описанный Флавием Аррианом.
В 331 году во время победоносного завоевания Вавилона Александру очень понравилась огромная красивая птица, принадлежавшая сатрапу Сеодиру, державшему ее всегда в своей опочивальне, привязав за ногу длинной золотой нитью, прибитой другим концом к стене. Царь завладел чудесной птицей, оставив ей прежнюю и хорошо известную ему кличку Аснор. К птице был специально приставлен совсем еще юный раб Тузил, обязанный кормить ее и заботливо ухаживать за ней.
Некоторое время, когда войско завоевателей находилось в Сузах, птицу держали в апартаментах Александра, восхищенного ее великолепным оперением. Конец золотой нити прибили к стене рядом с царским ложем, и Аснор, расхаживавший целый день по комнате, насколько позволяла ему длина привязи, ночь проводил на насесте, устроенном в нескольких шагах от хозяина.
Птица эта оказалась, однако, безразличной и холодной и не выказывала никакой привязанности к царю, державшему ее лишь по причине ее ослепительной красоты.
В то время в числе персидских воевод, допущенных Александром в его окружение, находился некто Брус, глубоко ненавидевший своего нового господина, хотя оказывавший ему при этом лицемерные знаки привязанности.
Движимый патриотизмом, Брус замыслил подкупить слуг Александра с тем, чтобы остановить путем убийства, в котором сам он прямо бы не участвовал, триумфальную поступь завоевателя.
Брус остановил свой выбор на Тузиле, так как тот благодаря должности, занимаемой им при Асноре, мог свободно входить в любое время в царские покои, и пообещал юному рабу озолотить его, обеспечить на всю жизнь, если он предаст смерти угнетателя Азии.
Тузил решился на предложенную ему сделку и стал думать, как заработать обещанную награду, не подвергая себя риску.
За те дни, которые он беспрестанно ухаживал за Аснором, подросток заметил, что птица эта была очень покорна и великолепно поддавалась любой дрессировке. Он задумал так обучить птицу, чтобы она убила Александра, и тогда в его смерти нельзя было бы никого обвинить.
Всякий раз, когда Тузил оставался один в опочивальне царя, он укладывался на его ложе и терпеливо приучал Аснора завязывать клювом большой узел-удавку из золотой нити, привязанной к его лапе.
Когда послушная птица научилась выполнять этот трюк, юный раб, все так же лежа, стал учить ее надевать на себя огромную петлю так, чтобы одна часть ее ложилась на шею, а другая — ближе к затылку. Затем, подражая беспорядочным движениям спящего человека, он выучил ее при любой возможности подтягивать все дальше под затылок смертоносную золотую нить, достаточно тонкую, чтобы проскользнуть между головой и подушкой. Известно было, что у Александра неспокойный сон, и это должно было в подходящий момент облегчить работу Аснору.
Пройдя и этот этап дрессировки, Тузил стал приучать птицу быстро отбегать в нужном направлении и резко натягивать нить во всю силу своих огромных крыльев, а сам он при этом хватался обеими руками за страшный ошейник, чтобы не оказаться задушенным. Принимая в расчет необыкновенную силу громадной птицы, задуманный способ должен был привести к немедленной смерти Александра. К тому же все должно было непременно произойти беззвучно, так как покой царя охранял находившийся в соседней комнате гигант Вырл — его непобедимый и преданный телохранитель.
Тузил был полностью уверен в крепости нити, сплетенной весьма прочно для того, чтобы не дать улететь птице с мощными крыльями.
Когда все было готово, раб стал спешить выполнить задуманное.
С самого начала дрессировки он нарочно ложился плашмя на ложе, так что один лишь вид лежащего мужчины служил для Аснора сигналом к действию. До этого не приходилось опасаться, что птица хоть отчасти выполнит внушенное ей задание, ибо она проводила всю ночь в глубоком сне. Но в нужный вечер подросток просто дал ей проглотить снадобье, прогонявшее сон, уверенный, что при виде спящего на своем ложе Александра она совершит все действия, которым была обучена.
Как удалось выяснить впоследствии, все произошло так, как и предусматривал Тузил. Когда царя сморил мертвый сон, птица ловко соорудила петлю, одела ее на шею спящего и потянула за нить сильными взмахами крыльев. Однако судорожным бессознательным движением Александр зацепил рукой стоявший рядом металлический кубок, еще полный оставляемого ему на ночь питья.
Услышав звук упавшего предмета, в опочивальню бросился Вырл и при слабом свете ночника увидел посиневшее от напряжения лицо царя, тело которого изгибалось в конвульсиях. Гигант кинулся на птицу, мигом скрутил ее, а затем своими сильными пальцами ослабил смертельный узел, стягивавший шею Александра, и помог ему прийти в чувство.
После скорого дознания Тузил был схвачен, ибо только он один мог научить птицу столь сложным действиям.
Подвергнутый допросам раб сознался и назвал того, кто подстрекал его к убийству. Однако Брус, доведавшись о провале его попытки убить царя, поспешил бесследно исчезнуть.
По велению Александра были преданы смерти Тузил и опасная птица Аснор, которая и в будущем могла продолжить попытки умертвить какого-либо спящего человека.
№ 2. Рассказ святого Иоанна, согласно которому Пилат после распятия Иисуса всю свою жизнь испытывал ужасные мучения, навсегда утратив покой и сон.
Как писал евангелист, с наступлением вечера Пилат ощущал во лбу своем нестерпимое жжение, усиливавшееся по мере того, как сгущались сумерки, и исходившее от фосфоресцирующего знака, изображавшего распятого Христа и стоящих возле него на коленях Деву Марию и Марию Магдалину. Свет от их очертаний постепенно становился все ярче, и когда спускалась ночь, казалось, что это странное сверкающее, ослепляющее видение создано самим солнцем. Самого же Пилата все это время терзали настоящие пытки, похожие на без конца поддерживаемый: адский огонь.
К физической боли присоединялось и душевное мучение, ибо Пилат прекрасно сознавал, что эта пылающая картина — преследующие его угрызения совести. Огненный знак, занимавший весь его лоб, спускался к векам, куда ниспадали с обеих сторон плащи Магдалины и Богородицы. Единственный способ, которым несчастный мог освободиться от этой муки, было осветить тьму. Светящийся знак при этом тотчас исчезал, а вместе с ним и ощущение жжения.
Но и постоянный свет сам по себе становился настоящей пыткой, и Пилату едва удавалось забыться на несколько мгновений лихорадочным и некрепким сном. Когда же в эти секунды эфемерного покоя он бессознательно пытался укрыться от изнуряющего света, прикрывая ладонью лоб и глаза, устрашающая пламенная картина тут же возвращалась к нему и вновь вызывала острое жжение.
Точно так же и днем проклятый должен был постоянно находиться на ярком свету. Стоило ему случайно повернуться в сторону темного угла комнаты, как немедленно возникало огненное клеймо, отмечавшее его на глазах у всех подлинной печатью низости.
В конце концов жизнь его стала невыносимой. Забывший, что такое сон, с глазами, испорченными непрекращающимся светом, Пилат отдал всю свою власть за возможность хотя бы на миг погрузиться в густую тьму. Но когда, подчиняясь непреодолимому желанию, он тушил свет, стигмат вдруг вспыхивал ярчайшим пламенем и жег его так, что он вновь торопливо зажигал ненавистный огонь.
Так до самого своего последнего часа несчастный грешник мучился от неизлечимого недуга.
№ 3. Эпизод, описанный поэтом Жильбером в его «Пережитых восточных снах».
Году эдак в 1778, будучи исполненным любопытства дилетантом и испытывая благородную жажду творческих ощущений, Жильбер предпринял длительное путешествие в Малую Азию, в преддверии которого он посвятил долгие месяцы усердному изучению арабского языка.
Посетив много разных мест и городков, он добрался до развалин Баальбека — главной цели своих странствий.
То самое важное, чем знаменитый мертвый город привлекал к себе его любопытство, заключалось в памяти о великом сатирическом поэте Миссире, чьи произведения, частью дошедшие до нас, появились в эпоху расцвета Баальбека.
Как сатирик Жильбер до фанатизма восхищался Миссиром, справедливо считая его своим духовным прародителем.
В первый же день путешественник разыскал главную площадь, куда, по преданиям, Миссир приходил в определенные дни и нараспев читал благоговейно внемлющей толпе свои новоиспеченные стихи, подчеркивая ритм слов своих позваниванием нечетного систра.
