Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле
Подписав этот указ, Лирбьера подтвердил его силу тем, что добровольно первым взошел на эшафот.
Теперь Ливьен знала, что и гильдия Посвященных, и Координационный Совет, и вообще – вся современная административная структура Города зародились именно в те жестокие годы. Почти все в этих структурах призвано прежде всего подавлять малейший намек на реакцию и сохранять секретность любой информации, опасной для установленного тогда порядка.
Неразвенчанных иллюзий у нее, пожалуй, не осталось ВОВСЕ. Однако она не могла не признать, что при всем при том, живя в Городе, она не ощущала на себе ничьего давления, не замечала несправедливости, лживости или чего-либо подобного. И она была вполне счастлива там.
Она поинтересовалась у Лабастьера, каковы взаимоотношения полов в обществе махаон, хоть и сомневалась, что он владеет и этой информацией. Оказалось, он знает это. Изначально общества маака и махаон были очень похожи, различие было только в повышенной религиозности последних. Возможно, потому-то у них не появилось института думателей и не случилось Войны полов. Самцы и сейчас занимают там главенствующее положение, самки же – предельно угнетены. И это еще одна причина взаимной ненависти махаон и маака.
Ливьен не была уверена, чье общество справедливей. Но война есть война. Дело, в конце концов, не в социальной структуре, а в сохранении вида.
…Минула еще одна неделя. Еще дважды караван успел сменить место расположения лагеря. Однажды, вернувшись утром из леса, Рамбай объявил:
– Будет большой дождь. Сегодня.
Дожди в лесу бывают нечасто, но экспедицию они парализуют напрочь: приходится отсиживаться в палатках, ведь под дождем бабочки не могут летать.
Приближение дождя бабочки чувствуют часа за два, и у них всегда есть время подготовиться. Сейчас Ливьен ничего подобного не ощущала.
– Ты уверен? – переспросила она.
– Когда Рамбай не уверен, он молчит.
– И как скоро он начнется?
– Через… – он глянул на подаренные ему Ливьен часы. – Через… – Он наморщил лоб еще сильнее. – Через пять часов и тридцать семь минут, – объявил он наконец.
Ливьен только развела руками. Что ж, лесные жители, конечно же, более тонко понимают природу, нежели горожане.
– И сколько же этот дождь будет длиться?
– Два дня.
Ого…
Ливьен нашла Инталию и рассказала ей о прогнозе мужа. Координатор не стала подвергать сказанное сомнению и не медля принялась суетиться с подготовкой. Два дня – большой срок.
Прежде всего лагерь, до того разбитый между деревьями, был перенесен метров на пятнадцать в сторону – на открытую поляну. Это позволило бабочкам, достав из капсулы рулон тончайшей, но прочной паутины, слегка под углом растянуть ее над лагерем, цепляя несущие нити за стволы окружающих деревьев. Затем паутину облетели сверху и опрыскали специальным влагоотталкивающим аэрозолем. Теперь дождевые капли будут шариками скатываться с опущенного края.
К концу работы уже и городские самки почувствовали приближение осадков. Более того. Стало ясно, что это будет не просто дождь, это будет гроза, а то и буря. Небо темнело с невероятной быстротой, словно на несколько часов раньше положенного наступал закат. Видно, сказав «дождь», Рамбай просто не совсем точно выразился по-маакски. Или эпитет «большой» показался ему достаточно весомым.
Немедленно вокруг каждой палатки в почву стали вкручиваться дополнительные крепежные буравчики. Кроме того, команда из трех бабочек собрала запас хвороста на два дня и теперь набивала его в специальные непромокаемые мешки…
Рамбай работал наравне со всеми, но вид у него был страшно недовольный. Он был медлителен и что-то все время бормотал себе под нос на языке ураний.
– Да что такое, наконец?! – не выдержав, заорала на него Ливьен, когда он раз в двадцатый выронил из рук рулон флуоновой нити.
Рамбай расправил плечи, искоса глянул на нее, молча развернулся и, обойдя палатку, нырнул внутрь.
Ливьен, искренне раскаиваясь, поспешила за ним. Он валялся на циновке лицом вниз.
– Рамбайчик, миленький, ну прости меня, я не хотела тебя обидеть. Я просто очень спешу, мы все спешим. А ты – всегда такой ловкий, такой сильный, сейчас почему-то такой… такой… неуклюжий. Я ничего не понимаю! Ну, извини меня, слышишь? – она обняла его за плечи.
Он резко перевернулся и вдруг закричал:
– Зачем работа?! Зачем столько делать?! Вокруг ходит махаон, я чую, он ходит! И он с любой стороны подойти может! Дождь, ночь, никто не увидит!
– Ну а что же делать, милый? Будем бдительнее…
– Почему не хотите в дупло? Сколько Рамбай говорил?!
В самом деле, он уже несколько раз повторял, что намного безопаснее было бы размещаться в дуплах, не мучаясь с развертыванием, и Ливьен, соглашаясь с ним, передавала этот совет Инталии. Но той эта идея не казалась столь уж блестящей. Имея определенные достоинства, вариант Рамбая имел и серьезные недостатки. Найти дупло подходящей величины для всех вместе, да еще и с имуществом, не так-то легко, и им пришлось бы разбиться, минимум, на три группы. Кроме того, хоть охранять вход и проще, чем вести круговое патрулирование, но ведь и выход, в случае нападения, тоже один… И доводы Рамбая, и контрдоводы Инталии казались Ливьен в равной мере логичными.
– Пойми, – как могла убедительнее заговорила она. – Я – не вождь. Я не могу…
Но он перебил ее:
– Ты можешь! Рамбай знает, можешь! Чтобы вот тут был свет, – он ткнул пальцем в диадему. – И они бы все тебя послушались.
Это так. Но не была она уверена в необходимости прятаться в дуплах! К тому же, она твердо решила не пользоваться Знаком, если можно обойтись без этого.
Как горько предстоит ей вскоре пожалеть об этой своей принципиальности!..
Но сейчас она решила применить маневр.
– Да, милый, ты, конечно, прав. Ты – умный. А я – глупая. Я забыла… Но сейчас уже поздно что-то менять. Пойдем, закончим нашу работу, а в следующий раз сделаем все так, как ты говоришь.
Рамбай подозрительно покосился на нее, затем, что-то недовольно ворча, выполз наружу. И они вновь принялись за укрепление палатки.
Черная туча уже полностью закрыла небо, и последнее крепление они устанавливали в полутьме. Чаща дышала сыростью и свежестью. Бабочки поспешно разбежались по палаткам, чтобы одеть на крылья предохранительные флуоновые чехлы. (Кроме часовых, которые позаботились об этом еще перед заступлением на пост.)
Рамбай флуон одевать отказался.
Справившись с застежками, Ливьен вместе с мужем выбралась обратно наружу. Они уселись у входа; гроза – зрелище редкое. Лес окутала мгла и над лагерем нависла какая-то глухая придушенная тишина. Словно ЧТО-ТО готовилось к прыжку… И Ливьен поняла тревожную нервозность Рамбая.
Минута ползла за минутой, каждая – словно тяжелая жирная капля ртути.
Но вот внезапно небо на миг осветилось, расколотое на куски многохвостой серебряной змеей. И грянул гром. Такой силы, что у Ливьен перехватило дыхание.
8
И повис над землею туман, туман,
И неясно, куда лететь.
И спросил соплеменников Дент-Дайан:
«Может, нам и не нужно лететь?
Мы готовились долго, но, знайте, и там
Есть не только жизнь, но и смерть…»
«Книга стабильности» махаон, т. VI, песнь IV; мнемотека верхнего яруса.Плотные и черные, словно струи нефти, обрушились потоки воды на тонкую перепонку над их головами. Подул холодный промозглый ветер, и Ливьен, зябко поежившись, хотела было забраться внутрь, но Рамбай вдруг громко рассмеялся и обнял ее. Она удивленно всмотрелась в его лицо и заметила в обращенных к небу глазах странный возбужденный блеск.
– В такую грозу мое племя поет песни, – сказал он, не дожидаясь ее вопроса и не опуская головы. Вода бьет по листьям, листья – как струны. И каждый садится у края дупла. И Рамбай садился и свешивал ноги вниз. И вода била по ногам. Ноги – как струны. – Он снова диковато хохотнул и перевел взгляд на Ливьен, словно ожидая ее одобрения.
– А почему… зачем вы пели? – вместо этого спросила она.
– Весело, – ответил он и отвернулся, как будто объяснил странное поведение своих соплеменников более чем исчерпывающе.
Они помолчали. Рамбай снова посмотрел на жену, прочел на ее лице недоумение и, поджав губы, словно говоря, – «эх, горожанки, ничего-то вы в жизни не понимаете», – пояснил:
– Льется вода и стрекочут небесные цикады. Они хотят убить Рамбая, а ему – не страшно! В дупле сухо и тепло. Рамбай запел, а сосед – подхватил. И весь лес поет. Все вместе.
И в какой уже раз Ливьен почувствовала себя ущербной от того, что не ощущает сердцем общности со своим племенем. Но разумом она понимала, как это должно быть прекрасно. И даже это знание согрело ее. Или это рука Рамбая была так горяча?..
– Спой, – попросила она.
Он недоверчиво покосился на нее. Но она повторила:
