Крис Вайц - Мир юных
В этом весь Джефферсон – он терпеть не может стычки и научился мастерски улаживать разногласия. Хочет всегда выглядеть хорошим. И ведь выглядит!
Но не просто выглядит. Джефф и правда хороший. В том-то и беда.
Помню, однажды, еще до Хвори, мы с ним держали небольшой военный совет. Тема – личная жизнь Джефферсона.
Жила-была себе девица Хлоя, из разряда белокурых ангелов, за которыми Джефф всегда вился. Голубые глаза, вьющиеся волосы, классные сиськи – короче, полный комплект. От таких цыпочек Джефферсон вечно впадал в священный ступор и совсем не замечал их недостатков.
А главным недостатком в данном случае было то, что девица – идиотка.
Мы знали ее с детского садика. Неженка и ломака. Ревела, если пачкала лакированные туфли. Как-то в первом классе нас выстроили в шеренгу и повели в парк. Я прыгнула в лужу, а Хлоя завопила: «Не надо! Отсюда бедняки пьют!»
Короче, умом она не отличалась.
Но хуже всего была ее неслабая принцессомания.
У меня насчет этой мании есть теория: принцессомания не проходит, даже если Принцесса понимает – пора бы завязывать. Когда настает время отказаться от внешних наворотов – типа нельзя же вечно быть тринадцатилетней, ходить в ярко-розовых пышных юбках и носить волшебную палочку (я, кстати, ничего против не имею; нравится – на здоровье), – мания прорастает внутрь.
Выбора у Принцессы нет – только диагноз. Ее потуги выглядеть Золушкой на балу деформировали мозг. Поэтому она до конца жизни верит, будто некий красавчик напялит ей на голову корону и умчит на белом скакуне. Все завистники будут повержены, и глаза им выклюют птицы – как в сказках братьев Гримм.
Если по Принцессе никто не сохнет, она впадает в отчаяние и депрессию. Ах, как жесток мир… Если же сохнет – все равно берегись! Впереди засада.
Потому что красавчиков с комплексом Принца не существует! Никто не сможет вписаться в извращенное Принцессино представление о мире.
Нет, то есть поначалу парни ведут себя как надо. Водят, короче, в классные места, дарят цветы, осыпают комплиментами и тра-ла-ла. Вопрос – на кой фиг? Зачем им плясать под чью-то дудку? Только чтобы понравиться?
Ну да ладно. Все равно рано или поздно парень меняется. Происходит это: а) когда девчонка ему надоела; б) когда он залез ей в трусы; в) когда до него доходит, что таким вот ухажером придется быть, короче, постоянно (а доходит обычно сразу же после выполнения пункта «б»).
Я что, сказала – парней с комплексом Принца не существует? Вношу поправку. Один есть. Джефферсон. Не в том смысле, что он помешался на «Спящей красавице», нет. А в том, что Джефф, в отличие от всех моих знакомых, помешался на добродетелях. Типа быть благородным, защищать слабых, поступать по совести и т. д., и т. п. Хотя, правильней, наверно, сказать, что у него комплекс Джедая. Он, короче, посмотрел в семь лет «Звездные войны» и такой: «Вот он я!» У Джефферсона даже световой меч есть. Ну ладно, не световой, а родовой самурайский. Какая разница.
Беда всех этих Принцесс и Джедаев в том, что они – если начистоту – выдумка. Их не существует. В реальной жизни нет темных колдуний, мудрых наставников, волшебных крестных и империй зла. Есть только разные оттенки серого.
Тьфу, такое подходящее выражение – а его испохабили какие-то конченые книжки!
Короче говоря, к девятому классу мой приятель Джефферсон перевлюблялся во все, что хоть как-то напоминало диснеевскую героиню. И наконец погнался за главным призом, принцессой Хлоей.
И вот однажды сидим мы в кафе «Орлин». Мне там нравилось – кофе так себе, поэтому пижоны туда почти не заглядывали.
Джефферсон весь на взводе: он водил Хлою на свидание в музей искусств «Метрополитен».
С чего начать? Во-первых, я уже говорила, Хлоя – дурында. Представляю, как она кудахтала над экспонатами. Точно курица над газетой. А Джефферсон, можете не сомневаться, таскал ее к своим любимым произведениям, трещал о том, что они для него значат, как его волнуют, бурлил романтикой. Короче, пытался возбудить свою Принцессу с помощью картин Джорджии О’Киф. Фу!
Кстати, знатоком искусства Джефф не притворялся. Он и правда любил ходить в музей. Сам. Садился на шестой номер от станции Астор-Плейс, топал в «Метрополитен», платил один цент – мол, взнос-то за вход благотворительный, зачем больше? – и бродил по залам, пялился на экспонаты. Я составила ему компанию всего раз, мне хватило. Достопримечательная достопримечательность. Я, короче, прониклась. Культурное наследие человечества и все такое. Хотя с тем же успехом можно накачаться кофеином и заценивать художества чудаков из Ист-Виллидж.
– Ну, как успехи? – спросила я Джеффа после его музейного свидания.
Джефферсон. В смысле?
Я. В смысле – чем занимались? Ты ее уже лапал?
Джефферсон. Донна!
Убийственный взгляд. Типа: «Как ты могла подумать, будто у меня грязные намерения!»
Джефферсон. Мы проговорили несколько часов. Нашли друг друга.
Я. Ну-ну, а подробней?
Джефферсон. Хлоя сказала, я очень хороший парень.
Я. О боже.
Джефферсон. Что?
Я. Так и сказала? Хороший?
Джефферсон. Кажется.
Я. Тебя поимели. А значит, ее ты не поимеешь.
Джефферсон (раздраженно). Да в чем дело?
Я. У таких, как Хлоя, слово «хороший» означает «я ни за что и никогда тебе не дам».
Джефферсон. «Хороший» – это хорошо.
Но вид у него слегка удрученный.
Я. Слушай. С ней нужно лезть напролом. Ты должен показать: «Никакой я не хороший. Это только с виду. А в душе я – офигенный засранец». И потом наброситься на нее. Поцеловать, короче. Только без всяких нежностей. Сгребаешь в охапку – и вперед.
Джефферсон. Хм, а я-то думал, это называется изнасилованием.
Я. Дело твое. Все равно вряд ли сработает. «Хороший» – это типа смертный приговор.
Джефф стал совсем несчастным.
Я. Чувак, зря ты потащил ее в музей. Что это за свидание? Так люди не сходятся. Уже лет сто, наверное. Хочешь девочку – иди на ту же вечеринку, что и она, напейся и трахни ее.
Джефферсон. Спасибо за совет.
Я. Да ладно тебе, она больная на всю голову. Думаешь, раз красивая, значит – сокровище? Ни фига подобного.
Джефферсон. Она не просто красивая.
Я. Ясно. На твоем месте я все равно переключилась бы на кого-нибудь другого.
Джефферсон. Да? И на кого же?
Будто на свете больше девчонок нет.
Поцеловать его, что ли? «Да на меня, придурок!» Если б это была романтическая комедия, я бы так и сделала. Но мы знакомы с пеленок. И вместо «Поцелуй меня, балда!» я подумала: «Глаза разуй!»
Джефф для меня слишком… хороший. Наверное, это кое-что обо мне говорит. Типа – со мной тоже не все гладко.
Раньше мне, короче, никогда не признавались в любви. Может, потому я и не поверила. Джефф меня сильно озадачил. Странно, вместо того, чтобы растаять: «Ах, как мило!», я начала защищаться. Типа мною командуют. Джефферсон, наверное, и правда командовал. Заставлял чувствовать то же, что и он.
Как можно ему верить? То есть Джефф не стал бы водить меня за нос, но запросто может водить за нос себя. Невозможный парниша.
И требует невозможного.
Кстати, для озабоченных. С Хлоей у Джефферсона после Случившегося все сложилось. Она вступила в наш клан и вроде как сама приклеилась к Джеффу. Не знаю, по-прежнему ли она ему тогда нравилась. У нее типа крыша поехала. Хлоя стала ярко краситься; одевалась, как стриптизерша; разговаривала писклявым детским голосом. Но Джефф ее не бросил. Он ведь хороший. Защитить хотел небось свою Принцессу.
А та однажды стащила его пистолет, пошла на Бродвей, в магазин «Сефора» – ну, в то, что от него осталось. Нагребла любимой косметики. Сделала полный макияж.
И вышибла себе мозги.
Мило.
Вот о чем я думаю, пока библиотечные уроды тащат нас назад в хранилище. Странновато, конечно, в такой момент предаваться воспоминаниям, но, может, это у меня защитная реакция – обложиться прошлым, будто мягкими подушками.
А Джефф тем временем лезет вон из кожи: задает вопросы, расспрашивает про их долбаный культ. Психи вроде польщены. Думают, типа нашли потенциального новообращенного. Счас попросят Джеффа заполнить анкету соискателя.
Хорошо, что мы и правда явились сюда за информацией, которую они так любят. Не за их едой, а в поисках Знаний. Психи от этого прям тащатся. И ведут нас в ту секцию хранилища, где лежит периодика. Может, у них и не все дома, однако систему расстановки книг по Дьюи они знают на «отлично».
В хранилище обнаруживается Умник. Зависает там, понимаешь, с парочкой инфо-психов. А они смотрят ему в рот – он их типа ослепил своим блистательным разумом. Две лысые девчонки (кажется, девчонки – под этими уродливыми одеждами фиг что разберешь) таскают нашему Умнику коробки с медицинскими журналами. Значит, пока нас держали в наручниках, били мордой об землю и вообще терроризировали, его водили по хранилищу и всячески помогали в поисках еженедельника «Здоровье» – или как его там?
