Амур Гавайский - Сказки о рае
Не успел Лёша прочесть поздравление, как услышал шаги босса. В руках Алика Мухамедовича не было кинжала. Он выглядел грустным и подавленным.
– Как дела, Лёш? – спросил он и даже положил свою тяжёлую горячую ладонь Лёше на плечо.
– Да, я вот тут… – Лёша испуганно вскочил и хотел было что-то соврать по поводу всё ещё хихикающих девушек в глубине монитора.
Алик Мухамедович приказал ему знаком помолчать, потом взглянул на экран, потом – Лёше в глаза:
– Лёш, я те когда последний раз зарплату платил?
– В начале августа, у меня всё записано, – Лёша засуетился, чтобы достать свой табель из ящика стола.
Алик Мухамедович опять остановил его знаком:
– Но-но-но, – затараторил он вполне дружественно – я тебе верю. И знаешь что, – тут Алик Мухамедович достал из внутреннего кармана пачку денег и протянул ему, не считая, – вот, возьми.
Лёша механически пересчитал деньги:
– Алик Мухамедович, тут 700 долларов, чот очень много.
– Возьми, возьми, какие счёты между своими? – Алик Мухамедович стал возмущённо махать руками и даже оживился при этом. – Я те вперёд плачу, кто знает, что с нами будет завтра?
Лёша положил деньги в карман. Он не верил, что всё это происходит наяву.
– Знаешь что, Лёш, ты щас вот что, – езжай к маме, отдай деньги. А часиков в семь приезжай в магазин, у меня к тебе очень серьёзный будет разговор. Приедешь?
– Ну, конечно приеду, Алик Мухамедович, как не приехать…
– У нас с тобой в бизнесе неприятности. Нужен твой совет, помощь нужен. Будешь помогать?
Лёша посмотрел на своего низкорослого босса, покрывшегося за четыре часа после бритья стальной щетиной, на его каучуковые дикие глаза.
– Конечно, Алик Мухамедович, вы вполне можете на меня положиться.
– Вот и хорошо, – Алик Мухамедович довольно сильно хлопнул Лёшу по плечу и практически вытолкал его из магазина.
Из каптёрки вышел очень похожий на своего дядю-босса некий Аладвар Байранович. Он громко почесался под кепкой и зевнул, затем подошёл к компу и стал ругаться по-азербайджански:
– Твой русский идиот ушёл и оставил программу со всеми нашими накладными открытой. Кто это будет закрывать?
Алик Мухамедович стоял у окна и смотрел на дождь. Не оборачиваясь, он ответил племяннику по-русски:
– Не пизди, ёбаный карась…
Лёша не поехал к маме. Он позвонил Мишеньке, но его не было на месте. Лёша позвонил ещё в пару мест и только к пяти купил, наконец, четыре ампулы. Он поймал частника и поехал домой. Там он застал сестру, убиравшуюся в его комнате; он поругался с ней, и, когда всё уже было готово для «прививки», обнаружил, что время – полседьмого. Ему нужно было ехать обратно в магазин.
Он нежно посмотрел на ампулы – они лежали в специальной шкатулке, тесно прижавшись друг к дружке, словно мышата. Если он притронется сейчас хоть к одной…
«Ёбаный карась!» – выругался Лёша вслух и, достав из кармана остаток утреннего пирожка с картошкой, засунул его в рот, чтобы доказать самому себе, в который уже раз, что он в состоянии преодолевать свои слабости.
Он опоздал. У магазина стояли две машины, обе с заведённым мотором: старенький джип Алика Мухамедовича и газель с непитерскими номерами. Алик Мухамедович высунулся из джипа и указал ему на газель:
– Я уж думал, ты не придёшь.
Лёша виновато улыбнулся и полез в машину. Спереди сидели незнакомые парни в спортивных костюмах, один из них повернулся и внимательно посмотрел на него.
– Привет, в смысле – салям алейкум, – Лёша опять виновато улыбнулся. Угрюмый парень не ответил, отвернулся, противно скрипнув сидением. Машина тронулась. Ехали довольно долго, молчали… Лёша даже задремал, ему тут же стал сниться сон: девушки из зелёного веб-сайта вышли из своей арки и запели:
Красоты и силы полны,
Хороши Амура волны.
Серебрятся волны,
Славой Родины горды.
Лёша стал подпевать им, и получилось очень красиво, немного грустно, но красиво… Вдруг он ощутил, что без штанов. Пиджак, правда, надёжно прикрывал его срамоту, но всё-таки было очень стыдно. Лёша плотно прижал полы пиджака к голым ляжкам и продолжал петь:
Плещут, плещут, силы полны
И стремятся к морю волны.
Серебрятся волны,
Славой русскою горды.
Сон постепенно становился неприятным: «Песня о Родине, а я без штанов», подумал Лёша и приказал себе проснуться, и тут же проснулся.
Именно в этот момент машина остановилась. Приехали.
Угрюмые парни всё так же молча вышли из машины, Лёша тоже вышел и осмотрелся. Они приехали на какой-то пустырь. Вдалеке справа маячили кривые коробки новостроек. Дождик пошёл сильнее.
Глупо было вот так вот молча стоять под дождём. Лёша залез обратно в машину, там у него был зонтик. Когда он выбрался оттуда и раскрыл смешной, украшенный цветами и какими-то райскими птицами зонтик, к нему подошёл всё тот же мрачный парень, смачно сплюнул в сторону и неожиданно спросил:
– Стрелять-то умеешь?
– Стрелять? – удивился Лёша.
– Ну, вощем, на, держи нах, – парень протянул ему нечто тяжёлое.
Лёша впервые в жизни держал в руках пистолет, и ему это как-то совсем не нравилось. Он решил было потихоньку выкинуть его в кусты, но тут слева, из кромешной тьмы пустыря показались два огонька. Они приближались всё ближе и ближе, и Лёша даже стал различать контуры огромной, видимо, чёрной машины.
– На «Хаммере», блять, хуярят, – негромко сказал кто-то слева от Лёши и сплюнул.
Чёрная машина остановилась метрах в пятидесяти от них и замерла. Лёша хотел переложить зонтик из правой руки в левую, но ему мешал пистолет. Засуетившись, он и не заметил, как на борту «Хаммера» блеснули беленькие звёздочки выстрелов…
Ал-джанна кузи бармотина
Сказка пятая
ТЕПЕРЬ Лёха Бармотин тихо сидел на корточках посередине, как ему казалось, бесконечного лабиринта, из которого он безуспешно пытался выбраться последние часа два.
Куда бы он ни шёл, всё было одно и то же: невысокие, всего метра два в высоту неровные пористые стены из пемзы или чёрт его знает чего. Между ними – узкие извилистые проходы, под ногами – галька, песок и всё та же пемза.
Вконец измучившись не столько ходьбой, сколько раздражением, Лёха сел на корточки и стал думать о последних событиях своей жизни.
«Где же я, ёлы палы?» – думал Лёха, ощупывая стены лабиринта. У него вдруг стала болеть грудь, особенно одно место ближе к плечу, и потом – другое, чуть ниже. Одет он был всё в те же старенькие джинсы и вельветовую куртку, только зонтика не было.
«Где же зонтик-то, ёлы палы?» Зонтик, правда, ему был не нужен: дождь прекратился, превратившись в некое серое месиво вроде тумана.
Он осмотрел грудь – синяков вроде нет. Зато совершенно перестали болеть зубы. Лёха давил их языком – нет, не шатаются, к тому же пропало ощущение «надутости» в дёснах.
«Чудеса, блин. И всё-таки, где же я? Вроде мы приехали на какой-то пустырь, Алик Мухамедович с племянником и ещё эти два парня. Один всучил мне пистолет. Где он? Потом подъехал какой-то Хаммер…»
Лёха отметил, что при всей хаотичности лабиринта, часть проходов идут чуть-чуть наверх, а часть – будто вниз. Ему пришла в голову мысль, что нужно попробовать выбирать проходы, которые идут наверх – хоть какая-то система.
Он тут же встал и пошёл. Он шёл всё быстрее и быстрее, а потом даже полетел. Лететь было очень удобно и интересно.
Довольно скоро он оказался на вершине холма, и перед ним открылась чудесная картина: огромный город, весь белый-белый, а посередине – огромное серое здание с золотым куполом.
Лёша сел на землю, зачарованный красотой храма и белого города. Он даже увидел людей, они ходили вдоль стены храма, иногда останавливаясь и разговаривая друг с другом.
Среди них один силуэт показался Лёше очень знакомым, он всмотрелся повнимательней и увидел его совсем близко – ну, конечно же, это Дима Рошаль, с которым когда-то, чёрти знает когда, они сколотили группу и даже играли один концерт с Курёхиным, потом Дима уехал в Израиль.
– Димон, ёпть. Алё! – заорал Лёша изо всех сил.
Приятель Лёши то ли не услышал, то ли не пожелал обернуться. Одет он был как-то странно: в какую-то больничную робу и шлёпанцы, к тому же, на голове у него лежала какая-то книжка.
– Это я, Лёха, – продолжал орать он, – я тоже тут!
«Я тоже тут, я тоже тут», – отозвалось где-то в груди у Лёши. Он ещё раз посмотрел в сторону города и храма и вдруг ясно осознал, что умер, что грудь болит именно в тех местах, где коснулся ангел смерти Азраил, и что именно к нему нужно теперь обратиться.
Он также понял смысл лабиринта, в котором находился. Лабиринт отнюдь не бессмысленно-бесконечный, он был сотворён создателем по милосердию своему, чтобы дать возможность таким, как Лёха, придти в себя после смерти, дать им возможность оправиться. Осознать, что произошло с ними.
