Елена Хаецкая - Пришельцы и единороги (Городские легенды)
И, не дождавшись ответа, женщина положила трубку.
Дела. Зеленцов обзвонил еще нескольких ребят, все оказались злые и никто не знал, где Половников. А еще через день его, утонувшего, нашли в заросшем ряской пруду в Александровском парке. Зеленцов и еще один ходили на опознание.
Дознаватель в некрасиво сидящей форменной куртке, с неприятной худенькой папочкой под мышкой, глядел на ребят иронически. Одна бровь у него подрагивала. Менты не любят десантников. Особенно во время и чуть позже дня ВДВ. На то есть причины.
– В желудке обнаружен алкоголь, – сказал дознаватель.
– Думаете, несчастный случай? – прищурился Зеленцов.
– А вы думаете иначе? – в упор спросил дознаватель.
– Вам бы только дело закрыть, – обвинил его Зеленцов и поиграл мышцами на правой руке. – Если человек был пьян, значит, утонул.
– А что, нет?
– Нет, – сказал Зеленцов. – Серега Половников не мог утонуть. Его убили.
Дознаватель сделал человеческое лицо и проникновенно проговорил:
– Ваш друг был пьян. Он утонул.
– В этом пруду даже лягушка не утонет! – заричал Зеленцов.
– Меня предупреждали о том, что десантники – люди нервные, – сказал дознаватель невозмутимо. – Не кричите. Здесь морг. Лягушка вообще нигде не утонет. Мать потерпевшего согласилась не возбуждать дела.
– Уговорили? Она ничего не соображает. У нее сын погиб!
Дознаватель пожал плечами.
– Уже не первый случай. Год назад – кстати, тоже в день ВДВ – в том же пруду утонул еще один десантник. Молодой парень. Кстати, не так уж много выпил, по показанию свидетелей. От судьбы не уйдешь. И три года назад, кажется… Я тогда еще не работал. Информация к размышлению. Поставьте подпись – здесь и здесь.
Подписав протокол опознания, Зеленцов вышел из морга на ясное солнышко и долго, с осуждением щурился в небеса.
Половников утонул. Конечно, Серега выпил. Но не мог такой опытный человек, как Серега, просто взять и утонуть в луже! И до него – еще двое или трое… И все – на день ВДВ.
Стоп. Зеленцов метнул сигарету в угол рта, ловко закурил, упругим шагом зашагал прочь от морга по улице. Мимо с ревом носились автомобили и прочие транспортные средства, их шум представлялся музыкой. Тяжелый металл. Усугубленный. И запах – соответственный. Пыль, гарь. Очень хорошо.
Конечно, они не станут разрабатывать версию маньяка. Очень им это нужно! Подумаешь – десантник напился на день ВДВ и полез купаться с летальным исходом… Но ведь преступления повторяются. Одно и то же место, одно и то же время. И жертвы похожи друг на друга. А это уже говорить о многом. Явный маньяк. Зеленцов замычал от боли и стукнул кулаком ни в чем не повинный бетонный столб.
Через год Зеленцов, как и задумал, явился в парк. Один. Трезвый. Он рассуждал так: потребность убивать заставит маньяка снова прийти сюда. Он уже неоднократно испытал здесь свой омерзительный восторг, когда жертва обмякла и начала пускать пузыри. Нездоровая психика потребует своего. И тут – новый клиент, готовенький: Алексей Зеленцов. Сидит в одиночку и, судя по его поведению, пьян в зюзю: можно давить, так сказать, голыми руками.
Бутылочку пива Зеленцов, конечно, приголубил, но не более того. И все компании отшил. Он ждал вечера. Ребята бродили по парку, некоторые – очень красные и трудно, надрывно, натужно злобные: давняя боль взрывалась в их головах и рвалась наружу, заливая едкими слезищами водянистые глаза. И девушки с такими ребятами шли взвинченные и поглядывали на прохожих так, словно искали среди них того единственного гада, который за все это дерьмо и отвечает.
Вечер сущался. Все отчетливее пахло ряской с пруда, от скошенной травы на газоне несло сыростью. Этот маленький пруд появился в парке очень давно, еще до рождения Зеленцова. В шестидесятые он уже был, это точно. Просто небольшая лужа в самом начале парка.
У этого пруда всегда был исключительно непрезентабельный вид. Время от времени производили «реконструкцию», пытались чистить, выгребали целые моря дурно пахнущей тины, умершей ряски, несостоявшихся лилий. Все это вывозили на грузовиках, и в считаные дни пруд снова зарастал. Причина заключалась в том, что болотная сущность Петербурга никогда не позволяла забыть о себе окончательно, и пруд Александровского парка, по странному совпадению, был вырыт как раз над тем местом, где исконное, доисторическое болото стремилось выйти на поверхность. Понятно, что все попытки остановить эту необъятную стихию санитарными мерами – просто смехотворны.
Но ликвидировать пруд все же не стали. Так и продолжают качать оттуда грязь, год за годом. А пруд стоит, закрытый ряской. Пестрая клумбочка на одном берегу и тонкие клены особой породы, с красными листьями, придают его облику минимальное благообразие.
От пруда отходит выложенная крупным ломаным булыжником канавка, а дальше, перед кафе «Грот», плюхает невразумительный фонтанчик. Фонтанчик пользуется слабенькой популярностью: посетители «Грота» бросают в него монетки, а дети посетителей купают в нем автомобильчики и многострадальных Барби, попутно промокая сами. Но этим и ограничивается. Истинные обитатели парка «Грот» почему-то не посещают, предпочитают газоны.
Зеленцов так долго сидел в неподвижности, что даже задремал. Пробудился он от шагов. По аллее парка очень твердой походкой шел десантник. Он был маленького роста с невероятно широкими плечами и добродушным, простоватым лицом. Такое лицо, прикинул Зеленцов, в мгновение ока может стать зверским – и тогда держись: этот квадратный порвет голыми руками. Страшен он был.
Зеленцов напрягся, но внешне этого никак не показал.
Квадратный подошел, остановился, потоптался. Спросил закурить. Зеленцов протянул пачку. Квадратный сказал: «С праздником!», закурил и ушел.
Зеленцов тоже покурил и опять затаился.
Голоса людей плескали в отдалении, ближе к станции метро. Возле пруда разливалась тишина. И становилась она все более тихой, все более глобальной, что ли. Как будто затихал по повелению таинственной силы самый город, не то что птички и прочие дневные букашки. Машины, гудящие совсем недалеко, на Каменноостровском, – отдельно, а здешняя тишина – отдельно. Зеленцову казалось, что его поместили в стеклянный кокон.
Затем запах тины усилился. Зеленцов на всякий случай свесил голову на грудь – прикинулся совсем беззащитным, – и начал похрапывать. А сам поглядывал из-под ресниц, и держал руку с ножом в кармане. Ну, только сунься, гад!
Кто-то тихо приближался. Зеленцов не мог его видеть, но всей кожей между лопатками чувствовал каждый новый шаг этого неизвестного. Сомнений в том, что надвигается маньяк, не оставалось. Зеленцов совершенно не испытывал страха. Теперь он был сосредоточен, как машинистка, перепечатывающая директиву своего босса.
Шаги звучали так, словно человек двигался без обуви. Они скользили и слегка пришлепывали. Странный запах. Почему от него пахнет тиной? Или просто ветер подул со стороны пруда? К запаху тины прибавился новый – гнили.
Зеленцов стиснул зубы. Он боялся, что его стошнит. Он плохо переносил вонь. В общественных сортирах ему делалось дурно.
«Терпи, – приказал он себе. – Сейчас ты прирежешь этого гада. И пусть это тоже считают несчастным случаем. Надеюсь, у него нет мамы».
На мгновение он представил себе маму Половникова. Ребята приходили к ней на серегину годовщину, выпили много водки (водку принесли с собой), дали клятву отомстить, и мама Сереги прощалась с ними растроганная, немножко пьяная и как-то невероятно, невозможно юная. Она казалась не матерью Сереги, а его вдовой.
Вот бы принести ей голову гада. Вытащить из полиэтиленового пакета, бросить к ее ногам. «Вот этот… это он убил Серегу». И мама Половникова с отвращением пнет мертвую голову и поцелует Зеленцова в губы. Лодыжки у нее стройные. Наверняка длинные пальцы, это даже по домашним тапочкам заметно.
Холодная рука опустилась на плечи Алексея. Он подскочил, как ужаленный. Когда это произошло? Как он упустил момент полного сближения с противником? Тихий невнятный голос забубнил возле его уха, и Алексея окатило новой волной зловония. Он стиснул зубы и промычал в ответ. Пусть продолжает считать его пьяным и беззащитным.
А сам украдкой повернул голову, чтобы посмотреть – как выглядит человек, которому предстоит умереть в самом скором времени.
Ничего толком разглядеть не удалось. Возле Алексея сидела, беспокойно ерзая, человекообразная масса. Очевидно было только, что волосы у незнакомца длинные и спутанные.
«Как же от него воняет! – думал Зеленцов в панике. Эта проблема сейчас беспокоила его больше всего. – Не моется он никогда, что ли? Даже от бомжей не так пахнет…»
Незнакомец придвинулся. Влажные руки пробежали по волосам Алексея, запутались в них, слегка дернули, и тотчас принялись лихорадочно гладить его щеки. Волны отвращения сотрясали тело Зеленцова. Он стиснул зубы так, что где-то в глубинах мозга отчетливо хрустнуло, и отчаянно зажмурил глаза. Наконец произошло то, чего Зеленцов ждал: липкие пальцы добрались до его горла. Слегка сжались. Отпустили. Снова сжались, на этот раз немного сильнее. Голос забормотал отчетливее: «Ну… Ну… – произносил он. – Идем. Идем. Будет хорошо. Идем».
