Никита Аверин - Революция
— Вы, наверное, из газеты, — оторвавшись от письма, женщина закрыла тетрадь и оглядела вошедших. — Мне говорили, что вы придете. А Питти у нас теперь настоящий герой. К нему часто наведываются. Будете брать интервью?
— Что-то вроде того, — стаскивая с головы тяжелую каску и с облегчением встряхивая непослушными волосами, Недельская наморщила носик, когда мимо проскользнула сестричка с наполненной уткой в руках, от которой разносился резкий аммиачный запах.
Кейт же насторожилась, услышав из-за перегородки, отгораживающей вход от основного помещения, где содержались проходящие курс реабилитации солдаты, обрывочные трели губной гармошки. Что-то в них показалось ей смутно знакомым.
— Идите за мной, — встав из-за стола, медсестра отогнула внутренний полог палатки, делая приглашающий жест.
— Проведайте парня, а я пока займусь документами о его переводе, — кивнув агентам, сержант Грант покинул палатку.
Кейт, Мешадо и Недельская прошли в палату вслед за медсестрой, которая подвела их к смежным койкам, которые занимали двое солдат с забинтованными головами. У одного из них — чернокожего — была ампутирована рука.
— Вот они, наши герои, — с ноткой гордости доложила сестра.
— Девочка, ты ничего не напутала? Рука это, конечно, хорошо, — понижая голос, проговорил Мешадо, покосившись на Недельскую. — Но Гай Метьюз белый.
— А он нас и не интересует, — пожала плечами Марина. — Нам нужен его сосед.
— Но у него же забинтовано лицо.
— Именно! — Недельская подняла вверх пальчик с холеным ноготком. — Вражеская корпорация наверняка знает Гая в лицо, поэтому бинты только играют нам на руку. Кейт, что с тобой?
— Пока не знаю, — неопределенно откликнулась та, обводя палату настороженным взглядом.
— Пит, к тебе снова журналисты, — тем временем приветствовала пациента сестра.
— Опять, да? Кто на этот раз? — настороженно зашевелился на койке пилот.
— «Старз энд страйпс».[19]
— Опять пришли раздувать байки? — устало поинтересовался Пит. — У меня уже взяли интервью восемь газет, и все они врали. Обманывали про то, что я умирал и воскресал снова…
— А что, то, что про вас говорят, это неправда? — настороженно поинтересовалась Недельская.
— А что вы хотите, чтобы я вам рассказал?
— Правду, — коротко обозначила Кейт.
— Мы были на задании. — Посетителям пришлось придвинуться ближе, чтобы лучше слышать пилота, едва шевелящего бледными губами, видными сквозь марлевые прорези бинтов. — Боевой вылет. Заранее было ясно, что зона высадки находилась под интенсивным огнем. Но приказ есть приказ. Их не обсуждают. Мы угодили в самое пекло. Вспышки, пламя… С погодой не повезло, лил дождь. Нас подбили, мы упали… Я приложил все свое умение, чтобы посадить «птичку» и спасти парней. Получилось, но при посадке потеряли Виннига. Моего друга… Потом мы заняли оборону у вертолета, и вот тут чарли поперли со всех сторон. Окружили нас. Джунгли словно ожили лицами сотен людей. А когда мы поняли, что самим не отбиться, Шкипер[20] вызвал огонь на себя и запросил напалм. Мы забрали с собой все, что можно унести, и рванули через джунгли, словно сам черт кусал нас за пятки. Мы почти вышли из зоны поражения, когда все к чертовой матери накрыло огнем… Простите, мэм.
— И вы правда восемнадцать раз умирали? — уточнила Недельская.
— Ну что вы, — с нотой грусти усмехнулся Пит. — Просто повезло пару раз. Тоже собираетесь писать неправду?
— Нет, что вы. Вы герой, — пылко возразила Марина.
— Я не герой. — Он задумчиво помолчал. — Погибли люди. Моя вина, что не посадил вертолет как следует. Ребята… все мы, кто там был… Еле ноги унесли. Я не пытаюсь оправдать себя…
Повисшую паузу разрезал тягучий пассаж губной гармошки.
— Оставьте его в покое. — Пит жестом остановил сестричку, решительно направившуюся к соседней койке, где лежал чернокожий калека. — Не трогайте его. Мне нравится, как он играет. Это успокаивает. Напоминает о доме.
— Кто этот человек, — скорее инстинктивно, чем осознанно, поинтересовалась Кейт, сама не зная, зачем это делает.
— Босуел Дидденс, младший лейтенант, — женщина сверилась с картой обхода. — Он один из тех, кто был в том вертолете вместе с Муном. К сожалению, руку нам спасти так и не удалось. Жалко, такой молодой. — Мы зовем его просто Бо.
— Бо, — механически повторила девушка, сообразив, наконец, где и когда могла слышать эту гармошку.
Пожилой бородатый музыкант лет пятидесяти. Черное как смоль лицо с надвинутой на кустистые брови шляпой, обрамленное белоснежной кудрявой бородой… старая военная куртка времен Вьетнама, с выцветшими нашивками названия войск и номером подразделения, один рукав которой пустует и глубоко заправлен в ветхий карман. Огромные черные очки, скрывающие пораженные слепотой и лишениями глаза…
Кейт окончательно осознала, кого видит перед собой. Одинокого бездомного музыканта Бо Дидди с улицы Прачек, несущего ежедневную вахту под окнами квартиры, которую ей предоставили при переводе в Чикагский офис «Хроноса».
Вот оно, беспощадное и жестокое лицо войны.
— Бо Дидди, малмис. Бо Дидди. Кто-то пришел навестить старину меня в трудный час? Дайте мне подержать вашу руку. — Кейт позволила ослепленному солдату взять свою ладонь, внутренне холодея от очевидной истины, чувствуя, как на глаза навернулись слезы. — Красивая кожа. Тонкая рука. Таким не место в этом аду. Аду-у-у-у. М-м-м. Слышь, Мун, старину Бо навестила прекрасная малмис. Можешь ли ты похвастать таким успехом? Извините, я сейчас немного не в форме, и не знаю вашего имени. Но ведь это не играет никакой роли, ведь так? Как видите, старина Иисус протянул мне руку помощи, но в своей любви промахнулся немного… Но это ничего, не так ли. Много тепла, как дома, — мягко водя пальцами по ладони Кейт, проговорил Бо. — Скорее всего, я теперь увижу нечто большее, чем боль, кровь и смерть. Их слишком много вокруг. Слишком много. Я не хотел все это видеть, и так и произошло. Может быть, так надо. Скорее всего, это так. Наверное, такую цену стоит заплатить за жизнь старины Бо, который просто летел, чтобы сражаться за свою семью, на войну, которая никому не нужна. Войны ведь никому никогда не нужны. Но кровь и боль будут. Нам их не избежать, увы. Но вот я вышел из войны. А награды и ордена, на черта они мне… Война ведь никого не может сделать великим, м-м-м… Иисус любит меня, и я приму все как есть. Пусть так и будет.
— Все у вас будет хорошо, Бо, — Кейт упрекнула себя за шаблонную банальную фразу, но ничего лучше в данной ситуации просто не смогла придумать. Она не умела утешать больных.
— Я знаю, что останусь слеп. И не тратьте время, чтобы меня утешать, малмис, — Босуел удобнее повернул перебинтованную голову на подушке. — Не в этом дело. Важно, что человек, который лежит со мной рядом, спас мне жизнь. И я напишу об этом песню, Мун, слышишь?
— Да, Бо. Я тут, — со своей койки откликнулся Пит.
— Я знаю. Ведь никому не нужны солдаты без войны. Войны меняются, а мы остаемся. Одинокие. Никому не нужные. Без судьбы, без войны-ы-ы, м-м-м…
— Хорошие новости, Мун. Собирайся, — доложил вошедший в больничные покои сержант Грант.
— Что вы имеете в виду, сэр? — приподнялся на койке Пит.
— Для тебя война окончена, парень. Ты отвоевался и едешь домой.
— Домой?
— Так точно. Ты отправишься с этими людьми.
— Да, — перехватив взгляд Недельской, сказала Кейт. — Ты же из Уоллкилла, так? Мы бы хотели по дороге заскочить с тобой на одно мероприятие.
— Какое?
— Где бы ты рассказал об ужасах войны правду, а не то, о чем повсюду без устали твердят газетчики.
— Не знаю, — с сомнением проговорил Мун. — А для чего это нужно?
— Вы ведь хотели бы остановить войну? — риторическим вопросом ответил Мешадо.
— Да, конечно! — пылко воскликнул солдат. — Но что может сделать один человек?
— Очень многое, — улыбнувшись, заверила Недельская. — Именно поэтому вы поедете с нами.
Глава пятая
«Я фермер, я не умею выступать перед зрителями, перед таким большим собранием людей, как это. Это самая большая группа людей, когда-либо собиравшихся в одном месте. Но, кроме этого, важная вещь, которую вы доказали миру, — это то, что полмиллиона детей — и я называю вас детьми, потому что у меня есть дети, которые старше, чем вы, — полмиллиона молодежи, может собраться и иметь три дня забавы и музыки и не иметь ничего, кроме забавы и музыки, и благослови вас Бог за это!»
Вступительное слово Макса Ясгура, владельца фермы, на территории которой проходил фестиваль Вудсток.Есть на свете зверь, равных по мощи и силе которому нет. У него миллион голов и сотни тысяч рук. Его рык слышен отовсюду, где бы ты ни находился.
