Игорь Мист - Новый Вавилон
Уютно устроившись в глубоком кресле, он наблюдал, как постепенно исчезают признаки цивилизации, а тревожные мысли поневоле крутились вокруг того, что он слышал об Аввакуме.
Его отец, например, считал иезуита выскочкой, втершимся в доверие к Патриарху, а в университете Афанасий слышал, как преподаватели восхищались твердой рукой церковника, сражающегося с ересью. Грозный иезуит возродил в стране публичные казни еретиков, собирающие восторженные толпы религиозных фанатиков и обывателей.
Накануне, отец рассказал ему про визит к Аввакуму и про его просьбу увидеть Афанасия. Молодой человек не понимал до конца, что происходит, – он все еще не верил, что его Веда могла пойти на такой поступок, как продажа снимков из Африки подпольным торговцам в Сети.
Он видел, что отец взбешен. Хорошо, что его сотрудникам удалось перекупить снимки – отлично поработал давно внедренный агент, но грязная история всплыла, и Афанасий на коленях выпрашивал прощения у родителя, метающего громы и молнии.
– Вот результат того, что ты выбрал нищенку! Додумался – тайно свозить ее в Африку! – В сердцах, Вольный не выбирал выражений, Афанасий не часто слышал ругательства в его устах.
От воспоминаний к действительности молодого человека вернул голос Аввакума:
– Он сам мне готовит. Все свежее. Чуешь, какой чудный запах пробивается из кухни – выбирай, что душе угодно. – Аввакум с удовольствием изучал меню.
Афанасий не ощущал никаких запахов, но из вежливости кивнул. Самолет, тем временем, забрался выше облаков, и в салон хлынуло солнце.
Повар знал свое дело – обед был действительно превосходным. Аввакум аппетитно ел поданные блюда, доброжелательно глядя на своего молодого собеседника и рассуждая о нравах современной молодежи. Он ни словом не коснулся цели полета. Когда они закончили с клюквенным десертом под сливками, самолет пошел на посадку.
У трапа их встречал лимузин – близнец того, что был в Москве. Могучий шофер, одетый так же строго, как и стюард в самолете, предупредительно открыл двери.
– Присаживайся, дорогой Афанасий. Мы скоро будем на месте.
Аввакум тяжело погрузился на заднее сиденье, подбирая полы длинной рясы.
– Куда мы все-таки едем, господин Аввакум? – решился задать запоздалый вопрос своему грозному спутнику Афанасий.
– Называй меня Владыкой Аввакумом. – Он словно не слышал вопроса и, откинувшись на сиденье, закрыл глаза. – Извини, юноша, но сейчас, мне надо сосредоточиться.
Вскоре, Афанасий увидел из окна лимузина большую толпу народа на опушке леса. Аввакум, будто почувствовав, что они на месте, мгновенно открыл глаза.
– Мы подъезжаем, ваше святейшество, – вежливо известил шофер и включил неяркий свет в салоне.
Афанасий увидел, как, заметив приближение лимузина, от толпы отделился бородатый широкоплечий человек и быстрым шагом пошел навстречу, а приблизившись – рухнул на колени.
– Здравствуйте, Владыка! Слава Богу, вы приехали! Все прихожане смиренно с надеждой ждут вас! – Мужчина при этом мельком взглянул и на Афанасия.
– Здравствуй и ты, раб Божий. – Аввакум крестным знамением перекрестил бородатого, тот поднялся с колен и почтительно поцеловал протянутую иезуитом руку.
– Все готово к церемонии, и только вас ждем, ваше святейшество!
– Хорошо, Степан. Мы отметим тебя отдельно и щедро.
– Благодарю вас за милость!
Мужчина пригласил их следовать за собой. Аввакум, слегка подобрав полы длинной рясы, мягко, но настойчиво взял под руку Афанасия и не спеша последовал за Степаном.
Когда они подошли ближе, Афанасий смог рассмотреть собравшихся. На опушке было человек двести – триста. В передних рядах он увидел людей в такой же одежде, как у шофера. За ними стояла разношерстная толпа мужчин и женщин, наверное, жителей ближайшего города. Детей не было.
Люди расступились, пропуская вперед Аввакума и его спутника. Когда они прошли сквозь толпу, Афанасий увидел два небольших помоста с вертикальными столбами. К Аввакуму степенно подошел пожилой человек с длинной седой бородой, перекрестился и низко ему поклонился.
– У нас все готово, ваше святейшество.
Иезуит забрался на помост. Толпа приветствовала его, крича и истово крестясь.
– Здравствуйте, люди добрые! Я слышал, что у вас произошло горе. Почтим же память отца Михаила – мученика.
Мужчины сняли шапки и кепки, и Аввакум осенил всех крестным знамением. Затем он обратился к народу:
– Сегодня – святой день! Когда истинная вера объединяет, лжеучения уходят. Кто поддерживает еретиков? Где иуды, убивающие служителей Господа? Прислужники тех, что отправились встречать антихриста. Они в Вавилоне опять возводят царство порока, в которое хотят ввергнуть нас новые идолопоклонники. Нам нужен новый царь. Исповедники и мученики, как ваш невинно убиенный отец Михаил, умоляют вас призвать нового царя на борьбу с антихристом, а с теми, кто покушается на святую веру, пусть народ решает, как поступать!
Хор торжественно запел, а когда пение закончилось, все стояли еще с минуту, молча. Аввакум махнул рукой.
– Начинайте. – И он, стал спускаться с помоста.
В ту же минуту, пораженный речью Аввакума, Афанасий увидел, как несколько здоровых парней ведут к помостам двух людей, с надетыми на головы холщевыми мешками. Их силой затащили наверх и привязали толстыми веревками к столбам. Афанасий начинал понимать, что сейчас должно произойти. Он видел, как несчастные дергаются, слышал, как они мычат. Очевидно, у них были заткнуты рты. Мужики стали быстро обкладывать хворостом, привязанных к столбам людей. Аввакум крепко схватил Афанасия за руку, чуть выше локтя.
– Это они зарубили топорами здешнего священника, отца Михаила.
Афанасий не мог сказать ни слова. У него начало темнеть в глазах, ноги едва держали его. Все вокруг будто превратилось в плохую картинку на испорченном экране.
– Смерть идолопоклонникам! Смерть! Сжечь! Сжечь! – Толпа вокруг громко орала и шумела, постепенно заводясь от собственных криков.
Бородатый Степан с еще несколькими мужиками, такими же могучими, торжественно подошли к Аввакуму с тремя зажженными факелами. Один из факелов оказался вдруг и в руках Афанасия. Он уже не помнил, как зажгли огонь. Помнил только, дикие крики и запах горелого мяса, как когда-то во сне. А потом была пустота.
Очнулся Афанасий в машине. Все тот же могучий шофер Аввакума угрюмо протирал ему лицо мокрым полотенцем.
– Дай ему, Агафон, немного выпить. Есть водка у тебя?
– Нет, Владыка. У меня – нету. Нам ведь, вашим указом – строго запрещено. – Шофер старался не смотреть в сторону Аввакума.
– Если сейчас не нальешь ему рюмку, Агафон, тебе уже будет все равно – разрешено или запрещено. – Аввакум говорил устало, но весьма просто и убедительно.
Понятливый Агафон, без слов, послушно открыл вместительный багажник лимузина, повозился там, и через минуту под носом у Афанасия оказалась небольшая рюмка с водкой.
– Выпей, Афанасий. Если бы русский человек слушался запретов, не было бы нас с тобой на белом свете, а родились бы мы неграми в Африке. – Аввакум был внешне спокоен и вел себя так, как будто ничего не произошло.
После водки, Афанасию стало немного легче.
– Ладно, устал ты, юноша, вижу. Сам я, тоже притомился сегодня. Мы переночуем у добрых людей, здесь недалеко. – Аввакум прикрыл глаза.
Афанасий, молча слушавший, позволил себе тоже.
Вскоре лимузин мчал их по сгустившимся окончательно сумеркам все дальше от страшного места. После первой в своей жизни казни, Афанасию, совершенно не хотелось ни думать о чем-нибудь, ни чувствовать, ни что-либо осознавать.
Ранним утром они вылетели обратно. Был тот же аскетичный салон, и строгий стюард, сразу, услужливо подал два больших золотых кубка с родниковой водой, но для Афанасия все изменилось. Есть и пить не хотелось, он старался не вспоминать о том, что видел вчера. Полузакрытыми глазами, он смотрел в круглый иллюминатор на белесые облака.
– То, что произошло, и чему ты был накануне свидетель, отнюдь не новшество. – Аввакум говорил, не глядя на отвернувшего голову Афанасия. – Расскажу тебе, как все начиналось. Смертную казнь за хранение еретических рукописей впервые одобрил сам император Константин на первом Вселенском соборе триста двадцать пятого года в византийской Никее. Были ли в России сожжения еретиков? Да! Первое упоминание я нашел в летописи тринадцатого века. В Великом Новгороде жители бросили в огонь пойманных волхвов, новгородцы были истинными слугами Господа и своего князя. Ты, наверное, думаешь, что это варварство, а не христианство?
Афанасий только подавленно искоса взглянул на Аввакума.
– Нет, это согласуется с христианским запретом на пролитие крови. В некоторых казнях: сожжении, утоплении – крови не проливается.
Афанасий снова отвернулся и не видел, как от собственного рассказа начали блестеть большие глаза Аввакума: эта тема его вдохновляла.
