Вячеслав Рыбаков - Доверие
— Есть! — Чжу-эр браво крутнулся на каблуках и почти бегом вымахнул из кабинета.
Ринальдо повернулся к Чанаргвану. Мертвый, он выглядел еще более огромным. Со стены уже не капало. Ринальдо потрогал кисть Чанаргвана, свесившуюся почти до пола, — теперь он мог сделать это без трепета, без преклонения перед недоступной ему силой. Кисть все еще была горячей и по-живому твердой, будто Чан спал, но из лохмотьев воротника безрукавки торчал спекшийся обрубок шеи, бурый и черный, с перекошенным, обугленным позвонком, наполовину высунувшимся из сухой грязной массы. Ринальдо сел рядом, прямо на пол. Было странно пусто в мире, хоть плачь.
Бекки робко постучала.
— Оу? — раздалось из-за двери. — Что? Ответ с Земли?
— Да, — сказала она, ужасаясь от содеянного. Первый раз, подумала она. Первый и последний, все, больше никогда ему неправды не скажу. Оказалось, ужасно гнусно это было и противно — она прямо не ожидала.
В комнате раздались поспешные шаги, и дверь распахнулась.
— Где? — жадно спросил Мэлор, обшаривая взглядом ее руки в поисках радиограммы. — Где?
— Нету, — ответила Бекки честно. — Я соврала. Я к тебе хочу.
Мэлор смотрел на нее — туда, где тонкая шея ее легко и музыкально, напоминая полет во сне, превращалась в плечо и стремительно ускользала под воротник. Она видела, куда он смотрит, и поэтому опустила глаза и спросила:
— Я тебе не помешала?
Он осторожно коснулся пушистого марева ее волос.
— Я же тебя жду… Она вошла.
— А эти чего там делают?
— А что им осталось? Бу-бу-бу-бу. Вот что они делают. Бу-бу-бу. Весь день сидят и восхищаются.
— Знаешь, а я и не знал вчера, что такую штуку придумал замечательную. Так спать хотел. Вывел общий закон трансформации… думаю, вот вроде и все, можно баиньки…
— Чудик… — сказала она с нежностью. — Я зачем у тебя свечки горят?
— А у меня и музыка играла, — похвастался Мэлор, — клавесинчик. Только когда постучали, я сдрейфил и выключил. Они небось думают, что я еще чего-то творю, а я просто тебя жду.
— Свинья ты свинская, слушаешь без меня! Он метнулся к кристаллофону.
Осторожно всколыхивая сиреневые язычки пламени, медленно окатывая отемненные стены, в каюту поплыли чистые, хрустальные звуки. Словно кто-то невидимый и беспредельно, нечеловечески добрый перебирал ласковыми пальцами драгоценные камни, чтобы выбрать лучшие и раздарить друзьям — знакомым и еще не знакомым. Мэлор постоял, а потом задумчиво, беззвучно, словно несомый музыкой, подошел к Бекки. Осторожно опустился на тахту рядом с нею, несильно обнял ее узкие плечи, так отчетливо прощупывавшиеся под рубашкой. Она прижалась к нему, и дыхание ее сразу участилось. Он едва заметно гладил пальцами ее предплечье, потом поднялся к шее, и то, что вдруг кончился воротник и началась сама она, было как подарок- неожиданный, долгожданный и великолепный.
— Ты зачем меня прогнал? — спросила она шепотом. Она всегда переходила на шепот, как только он касался ее.
— Не знаю, — так же тихо ответил он. — Хотел, чтобы ты пришла. Это так здорово, когда ты приходишь…
— А сказал, хочешь побыть один…
— Ты мне не верь, когда я так говорю. То есть бывает такое настроение, но только ты уходишь — начинаю ждать. Бывает такое настроение, понимаешь?
— Не понимаю.
— Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках…
Она тихонько засмеялась. Эту фразу он перенял у нее и сам уже забыл об этом.
— Так уходить мне или нет, когда ты так вот говоришь? Мэлор подумал.
— Уходить, — сказал он. — А через полчаса возвращаться. Она обиженно надула губы.
— Нетушки, — сказала она. — Я буду возвращаться через двадцать минут. Мерцали звездные звуки. Мэлор улыбнулся, погладил упругие, сухие губы Бекки.
Она поцеловала его пальцы.
— Ты хорошая моя… — проговорил он. — Ты… — он расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки, и глаза Бекки закрылись, а голова чуть запрокинулась, откинувшись ему на плечо. Он медленно погружался распахнутой ладонью от шеи, через ломкую ключицу, в сокровенную теплую бездну, к соску — вздернутому, набухшему, словно почка, готовая стать рвущимся к свету листом. — Ты чудо… Всякая женщина — чудо, а влюбленная — вдвойне, а ты — четырежды…
И тогда в дверь постучали — несмело, но долго и настойчиво, так, чтобы не осталось сомнений в том, что открыть надо.
Бекки прянула в противоположный угол тахты.
— Бом… — раздался из коридора голос Карела. — Простите, ребята… Можно? Ответ пришел…
Мэлор вскочил.
— Можно, можно!!
Дверь пропустила Карела, и пламя свечей всполошенно затрепетало, калеча и корча туманные тени на стенах.
— Что?! — спросил Мэлор.
Карел слегка развел руками. Он выглядел непривычно опечаленно и оттого не авторитетно. Как просто растерявшийся друг, а не начальник.
— Запал они обещали… И вот… Тебя зовут, — произнес он извиняющимся тоном.
— Куда? — выдохнул Мэлор. — Когда?
— Срочно. — Карел протянул бланк: — Читай… Мэлор прочитал. Опустил руку.
— Можно мне? — робко попросила Бекки из угла.
— Да, конечно, — ответил Мэлор бесцветно и двинулся к ней, мимоходом выключив кристаллофон.
— И когда? — спросила она очень спокойно, пробежав глазами скупые серые строки. Мэлор обернулся к Карелу. Карел помялся.
— Сейчас, — сказал он. — Они прислали катер.
Бекки прикрыла глаза. Зачем же это, подумала она. Зачем же тогда все, если потом вот так?
— Я с тобой, — сказала она.
— Двухместная яхта с пилотом, — сообщил Карел виновато. — Скоростная, три часа полета.
— Завтра, — сказал Мэлор. Карел пожал плечами.
— Смотри, голова, — прогудел он. — Там ясно сказано…
— Но я не хочу никуда!
— Да что ты паникуешь?
— А больше радио не было? — спросила Бекки.
— Да нет, только вот… А что?
— Корабли, — сказал Мэлор. — Тут ни слова про корабли.
— Дались вам эти корабли! — взьярился Карел. — При чем тут корабли?
— Только не тяни, — сказала Бекки. Мэлор судорожно глотнул, глядя на нее.
— Я… — просипел он петушиным голосом.
Провожать его к переходу пришли все, и каждый пожал ему руку, потому что это было странно — чтобы вот так вот кого-то вызывали вместо ответа. А Бекки поцеловала его в шею и чуть присела, сделав какое-то подобие книксена.
— Ну вот, выдумала еще вприсядку плясать, — сказал Мэлор ужасно грубым голосом. — Еще пала бы ниц да коленки мне облобызала, тоже мне…
Бекки не поняла юмора.
— Я бы да, — сказала она, глядя на Мэлора совершенно завороженными, распухшими на пол-лица глазами, бездонно-черными от боли, — но эти…
— Мы отвернемся, — сказал Карел.
— Я скоро, — заявил Мэлор. — Одной ногой там, другой, сами понимаете, уже обратно здесь. Ты тут… это… будь мне верна.
Она яростно задергала губами, пытаясь улыбнуться в ответ на его шутку, и закивала, стряхнув сверкающие слезинки с ресниц. Почти беззвучно шевельнув губами, произнесла что-то вроде «Мир фар дайн пуным…»
— Что? — шепнул Мэлор. Она покраснела.
— Старое-старое заклинание. Ужасно старое. Значит, у тебя все будет хорошо.
— У нас все будет хорошо, — сказал Мэлор.
В четкой, стремительной работе Комиссии по переселению произошел сбой. Когда Чжу-эр вошел в кабинет, чтобы доложить об исполнении приказов, и привел с собой врача и следователя из Службы Спокойствия, Ринальдо лежал без сознания у ног трупа. Около пяти часов лучшие врачи планеты боролись за существование нового председателя.
Мэлора Чжу-эр поселил в гостинице Совета и ограничился просьбой не покидать номер: вы в любой момент можете понадобиться. Затем Чжу-эр удалился к операционной, где, грызя ногти, принялся ждать известий о состоянии Ринальдо.
Не выходя из номера, Мэлор узнал, что террористы и саботажники покушались на целостность кораблей и жизни экипажей и пассажиров. Мэлор узнал, что уже двенадцать тысяч техников и инженеров ракетно-космодромного персонала, некогда запятнавшие себя изоляционизмом, выявлены и арестованы, что содержатся они в крайне суровых условиях, полностью отсечены от внешнего мира и вскоре понесут наказание. Мэлор узнал, что агенты изоляционистов проникли даже в Совет. Мэлор узнал, что председатель комиссии по переселению пал смертью храбрых от рук главарей саботажа, которым пытался помешать. Мэлор узнал, что отправка лайнеров на Терру приостановлена до тех пор, пока Служба Спокойствия не даст гарантии, что диверсанты не смогут больше угрожать жизни и здоровью переселенцев.
Мэлор решил было, что он сошел с ума. Или что по всем каналам радио и теле передают какой-то детективный роман. Но радио с неумолимым постоянством продолжало сообщать о новых раскрытых группах, о новых попытках что-нибудь взорвать, о кошмарных перестрелках в здании Кейптаунского космопорта… А теле транслировало выступления ошарашенных членов Совета, которые спешили отмежеваться от проникших в их ряды изоляционистов, заявить о своей непричастности, напомнить, что тогда-то и тогда-то данный член указывал на необходимость более строгой охраны лайнеров и их катеров, более тщательного подбора персонала и отказа от использования на космодромах членов группировки изоляционистов… Земля была напугана. Земля была в панике.
