Зайцев Викторович - Поневоле-2
К середине декабря напряжение достигло предела, дружинники были готовы сами ринуться на территорию Булгарии, пройти до столицы и взять её штурмом, что самое интересное, никто не сомневался в успехе. С учётом опыта прошлой зимы горожане вряд бы стали возмущаться, больших усилий стоило старейшине отговорить Ждана и
Сысоя от таких планов, уральцы не представляли монолитного общества, распыляться на захват других городов было опасно. Уговорил командиров сыщик очень просто, спросил, сколько человек они планируют оставить в каждом из захваченных городов. Посчитав минимальный гарнизон в десять дружинников, он убедил парней, что после четырёх или пяти городов Бражинск останется беззащитным. Чего стоят такие завоевания, если сердце уральцев, столица, останется без защиты? Даже набор новых войск из занятых городов не принесёт пользы, их некому будет обучать, после захвата трёх-четырёх городов придётся возвращаться и заново тренировать новых парней, на это уйдёт не меньше года, не слишком ли просто? Кто даст ещё год уральцам, когда за этот год было уже два нападения и вот-вот будет третье?
– Нет и ещё раз нет, – заявил Белов своим нетерпеливым ученикам, – чтобы получить мирный год мы должны разгромить как можно большее войско, да не просто отбиться, а захватить всех, кого не сможем уничтожить, в плен. Для этого и нужны ваши всадники, как только будет закончено сражение, три десятка дружинников должны скинуть попоны, взять пару заводных лошадей и продолжить преследование отступивших врагов. Те будут на некованых конях и без сменных лошадей, поэтому вероятность догнать их на пути в сорок с лишним километров довольно велика. Если не догоните, потребуйте выдачи у городских старейшин, за вами сразу поедет обоз с тремя пушками.
– В любом случае, будем гнать нападающих, пока не пленим всех, – поддержал Ждан, – а укрывшие их города захватим!
– Договорились, – согласились уральцы.
Ожидание длилось недолго, через три дня из Россоха сообщили по рации о появлении под Баймаком большого войска. В Россох прискакал посыльный, сообщивший об огромном войске, подступившем к Баймаку.
Дружинники на нервах добрались до Россоха к вечеру, принялись расспрашивать гонца, уже отоспавшегося.
– Ты сам-то видел, – расспрашивал Кудим посыльного недоверчиво.
– Истинно так, сам всё видел, – взахлёб рассказывал парень, отошедший от суточной скачки, – огромное войско, тысяча, не меньше.
Поговорив намного, все убедились, что ничего толкового от парня не добиться. Дальше двинулись ровной рысью, надеясь добраться к вечеру второго дня пути, сохранив коней в силах. Так и получилось, передовые разъезды смогли подобраться в вечерних сумерках почти к самому городку, в белых маскхалатах разведчики обошли вокруг города и посчитали костры окружившие город. По примерному числу воинов у костра прикинули численность врагов, которая выходила до двухсот человек. Разница не принципиальная, но на душе полегчало. Ждан рискнул под покровом ночи одну пушку отправить ниже по реке, для стрельбы по отступающему войску, чтобы не дать уйти врагам от плена.
Спали недолго, в предрассветных сумерках проскочили по Каме до самого городка, где выстроились на льду не поперёк реки, а вдоль, по направлению от противоположного берега к Баймаку. Четыре пушки были закрыты от вражеских глаз конной полусотней, которая выстроилась ровной линией и стояла неподвижно. Дружинники опустили копья ко льду и ждали. Ждать пришлось полчаса, пока от казарского войска на берегу отделились два десятка всадников, поскакавших с пиками наперевес, наказать смелых глупцов. Белов поразился, насколько атакующая уральцев конница напоминала казачью лаву. Те же папахи со свисающими клоками ткани, длинные усы, синие или красные шаровары. Отличие было в практическом отсутствии сабель, которые, как убедился старшина, в этом мире были крайне дороги и редки. Основным оружием казар были пики и дубинки, либо топорики. Хотя у многих видны были луки и колчаны, запас стрел в которых, очевидно, практически иссяк за три дня осады. Поэтому стрельба из луков в сторону уральцев велась чисто формально, сотня стрел, отражённых щитами, не повлияли на боеспособность маленького отряда. Предварительную атаку малыми силами командиры предполагали, всадники спешились через одного и открыли огонь ружейными залпами с расстояния около двухсот метров.
Спустя два залпа от нападавших остались не больше десятка напуганных всадников, повернувших обратно, уйти им не дали лучшие стрелки.
Отстрелявшись, дружинники вновь сели в сёдла и замерли неподвижно.
В это время защёлкали частые выстрелы ружей со стены Баймака.
Пятеро дружинников отстреливали последний запас патронов, выбивая командиров, запомнившихся за три дня штурма. От неожиданности войско казар подалось вперёд, подальше от стен городка, потом, уже не слушая команд, разобщённая орда пошла на горстку уральцев, стоявших на льду. Всадники дали залп на расстоянии двухсот метров, который конная лава не заметила, только кувыркнулись несколько коней, да из ровного строя вырвались клинья всадников на самых быстрых конях вперёд. Дружинники отошли на три шага, встав на линии пушек, которые разу дали залп. Приученные уральские кони не испугались, только прядали ушами. До этого времени, по инструкции Ждана, осаждённые не смели стрелять из пушек, отбивая штурм классическими способами, с редким применением ружей. Сохранить орудийную стрельбу в качестве сюрприза требовалось обязательно, иначе казары могли уйти и вернуться неожиданно с удвоенным или утроенным войском.
После пушечного залпа стрельбу продолжили разнобойные выстрелы ружей, со стены городка эхом ответил залп из двух городских пушек.
Первый залп не смог остановить всадников, вышедших на рубеж сотни метров, но он повторился буквально через три секунды, отозвавшись эхом и залпом двух пушек городка. Линия атаки стала ещё более изрезанной, упавшие кони и метавшиеся раненые лошади заметно снизили общую скорость движения казарской конницы, хотя по свободным направлениям вперёд выдвинулись клинья всадников, ружейные выстрелы выбивали первых всадников, шедших на остриях этих выступов, что ещё замедлило общую скачку, вызывая столкновения и падения в центре лавы. Заметен, стал испуг многих всадников и коней, вызванный шумом пушечных выстрелов.
Ещё залп, последний залп пушки дали в тридцати метрах от передней шеренги всадников, которые уже поднимали пики для удара в пушкарей.
В этот момент полусотня дружинников с места ударила вскачь, выставив вперёд длинные копья. За двадцать метров кони не успели разогнаться достаточно хорошо, и были бы сметены встречной лавой, но! Конница казар не только была изрядно прорежена, всадники практически остановились, объезжая трупы лошадей и своих товарищей. Скорость столкновения первых рядов оказалась равной, на чашу весов уральцев упала тяжесть уральских всадников и экипировка лошадей. Общий импульс уральцев в момент столкновения стал вдвое больше казарского, а подковы уральских коней, не скользивших по льду, добавили дополнительную лепту в удар всадников. Одним словом, столкновение прошло отлично, уральцы пролетели первые пять метров как по маслу, дальше стало хуже. Появился неучтённый фактор повисания мертвецов на копьях, всадники стали освобождать оружие от мертвецов, машинально замедлив движение.
Фланги казарского войска, как пчелиный рой, нависали по краям, стремясь ударить в спину уральским копейщикам, но были снесены залпами в упор пушек, развёрнутых для прикрытия охвата конницы.
Наступил переломный момент в сражении, орда из двухсот всадников потеряли убитыми и ранеными не больше пятидесяти человек, но действия уральцев и огнестрельное оружие остановили движущуюся массу. Казары могли задавить уральцев за счёт своего численного преимущества даже сейчас, без всякого руководства, тупо вступая в разрозненную схватку. Возможно, случись в бою перерыв, так и произошло бы. Но, забытые две пушки на стене Баймака спешили отквитаться за вынужденное трёхдневное молчание и продолжили стрельбу по конной массе, эти два выстрела, как последняя соломинка,
'сломали спину верблюда'.
Всадники противника стали отходить, не все сразу, тонкий ручеёк отступающих начал струиться на запад, вниз по Каме, в сторону спасительной Булгарии. Ещё рубились и пытались остановить уральцев первые ряды казар, ещё пытались повторить фланговых охват, нарываясь на картечь, два десятка всадников. Только три десятка самых прагматичных уже отходили вниз по реке, пока оборачивались, собираясь в группу, ожидая друзей и выкликивая их из рубящейся массы. А уральская тяжёлая конница, почувствовав свою неуязвимость, двигалась вперёд, наращивая силу давления на врага. Если казарину удавалось уклониться от наконечника тяжёлого уральского копья, он падал просто от столкновения с всадником, снесённый мощным ударным импульсом, не в состоянии остановить разогнавшегося кованого монстра, на котором сидел железный всадник, а пики и топоры соскальзывали с бронированного коня уральца. Даже не упавшие лошади казар, продолжали скользить по льду под напором противника, пока не убегали, сбросив седока, или падали вместе с ним под копыта уральских коней.
