Хольм Ван Зайчик - Дело незалежных дервишей
«Почему мне все это вдруг вспомнилось? – недоуменно подумал Богдан. – От одиночества, наверное. Ах да, Асланiв… Жанна там. Милая моя, взбалмошная и добрая Жанна, такая иная – и все же такая родная…»
Он решительно пошел к «Керулену».
Любой ордусский канал всегда можно было загрузить с легкостью, но Ордусь велика и обильна, новостями – особенно, а времени на праздный интерес к провинциальным сенсациям у Богдана никогда не оставалось. Хватало общеордусской ленты да тех своеобразных новостей, каковые сыпались на Богдана по долгу его службы – вот, например, про неизвестно кем не закрытую дверь… Но теперь работа уже не шла в голову, на душе отчего-то скребли кошки; а так хоть иллюзия будет, что Жанна поближе. Ничего нет сложного в том, чтобы нажать нужные клавиши в нужной последовательности: www.aslaniv.ord; не прошло и минуты, как Богдан читал асланiвськие новости.
«Чудесное спасение старушки. Пожилая женщина, имя каковой сейчас устанавливается, решила покормить птичек хлебушком в городском саду, но слетевшиеся со всей округи голодные воробьи едва не заклевали ее насмерть. Люди вокруг были совершенно растеряны происходящим и не знали, что делать – но совершавший в парке свой обычный дневной моцион достопочтенный начальник уезда Кур-али Бейбаба Кучум, никогда не отделявший себе от народа и всегда радевший о нем, решительно отогнал распоясавшихся птиц и спас несчастную от неминуемой гибели».
«Вот это да!» – подумал Богдан.
«После многолетних усилий трудами асланiвських мастеров создана самая большая в мире зурна; первый пробный концерт состоится на двадцать второй день текущего месяца в восемь вечера. Приглашено много музыковедов из Европы».
«Однако!» – подумал Богдан.
«В силу неодолимых внешних причин, не имеющих к деятельности уездной управы ни малейшего отношения, по явной вине вновь пренебрегающего нуждами Асланiва улусного руководства, в ближайшие дни в третий раз ощутимо скажется недостаток энергоносителей. Временное отключение электроэнергии ни в коем случае не затронет учреждений, ответственных за изучение и распространение уникальной асланiвськой культуры. Что же касается больниц и родильных домов…»
«Вот так новости!» – подумал Богдан.
«Членами детского древнеискательского кружка „Батько Шлиман“ совершено сенсационное открытие. Многомесячные раскопки, осуществлявшиеся близ городской свалки влюбленными в свой прекрасный край подростками, увенчались поразительной находкой, каковая позволяет сделать вывод о том, что человек на территории Евразии зародился именно в окрестностях Асланiва. Этому сверхраннему зарождению способствовали исключительно благоприятные природные условия и особая аура здешних мест. Найденные останки черепов специфической формы положительно могут быть датированы эпохой, на двести-триста тысяч лет более ранней, нежели эпоха появления синантропа…»
«Ни фига себе!» – подумал Богдан.
«Загадочное исчезновение профессора из Франции и его секретарши. В середине дня профессор Кова-Леви, прибывший непосредственно из Парижа, ожидался, в силу достигнутой накануне договоренности, в городском меджлисе, где собирался произнести приветственное слово асланiвським интеллектуалам от лица французских интеллектуалов. Однако на встречу он не прибыл, и ведущиеся вот уже пять часов поиски ни к чему пока не привели. Начато следствие…»
– Господи, спаси и помилуй! – вслух сказал Богдан и, не помня себя, поднялся из кресла.
Возвышенное Управление этического надзора,
8 день восьмого месяца, вторница,
поздний вечер
Главный цензор Александрийского улуса, Великий муж, блюдущий добродетельность управления, попечитель морального облика всех славянских и всех сопредельных оным земель Ордуси Мокий Нилович Рабинович, которого подчиненные частенько называли с любовью «Раби Нилыч», ожесточенно курил, с сочувствием глядя в лицо Богдану. Богдан был бел, как мел.
– Да, дела… – пробормотал Великий муж. Богдан молчал. Все потребное он уже сказал; а на пустые слова у него не оставалось сил.
– Конечно, поезжай, – негромко сказал наконец Мокий Нилович. – Разумеется, я даю тебе отпуск. Сколько понадобится, столько там и будь, потом задним числом даты оформим. Билет на ночной рейс закажем прямо отсюда, от меня… Только вот что, драг еч. Ты вообще асланiвськими делами интересовался когда-нибудь?
– Ни разу в жизни, – честно проговорил Богдан. – Сегодня вот первый раз новости глянул…
– Ну и как? – пристально вглядываясь ему в лицо, спросил Мокий Нилович.
– Бред какой-то. То ли у меня в голове помутилось, то ли у них…
– И не у тебя, и не у них.
– Ну, тогда не знаю. По работе у меня за всю жизнь ни одного дела оттуда не проходило… а так… Да мало ли краев в улусе! В одном – одна специфика, в другом – другая. В одном на оленях ездят, в другом предпочитают закупать повозки из Нихона… Кому что нравится.
– Тут случай особый… Дай-ка я тебя в курс дела введу слегка, а там – видно будет. Можешь в воздухолете потом к нашей сети запароленной подключиться, или… сам смотри. Допуск к базам Возвышенного Управления государственной безопасности я тебе, честно говоря, уже подготовил, пока ты ехал сюда. А вкратце – так. Началось это года буквально три назад, может – чуть больше. Все вроде хорошо, отлично – культура, самобытность, традиции. Мы же это всегда поощряем. Поначалу нарадоваться не могли, как там исторические кружки развиваются, всякие детские походы по славным местам, люби и знай свой край… Язык свой они вдруг хвалить очень начали – мол, то, что у них сохранилось «и» с точкой, показывает, будто они среди всех ордусских наций к Европе ближе всего, и, стало быть, могут претендовать поголовно на статус гокэ – ноль налогов первые три года, поощрительные фонды… Вот тут у князя просто глаза на лоб полезли. А маховик-то раскрутился уже, ты ж сам знаешь, такие процессы росчерком кисти ни начать, ни прекратить нельзя.
– Понимаю.
– И ладно бы еще эти этнографические завороты – но когда этакая этнография из академических высей на бытовой уровень спускается, все становится вдесятеро мрачнее. Статистику посмотреть – Армагеддон, чистый Армагеддон. Еще лет пять назад в среднем все было, как везде – а теперь первое место в стране по числу мелких человеконарушений на национальной почве.
– Пресвятая Богородица! Да это ж пещерный век!
– Вот тебе и пещерный. – Мокий Нилович прикурил сигарету от окурка предыдущей и резко смял окурок в необъятной, и без того переполненной пепельнице. – Обычном делом стали анонимные надписи на стенах да заборах, скажем… «Бей Русь – спасай Ордусь!» Или такое: «Долой многовековую татарскую оккупацию!» А еще почище: «Пророк говорил с правоверными по-асланiвськи!» Полная каша.
Он помолчал. Богдан тоже хранил молчание, потрясенный.
– Нельзя сказать, что уездное руководство смотрело на это все сквозь пальцы. Что-то делалось. Но как-то, знаешь… неуклюже. Впрочем, задним умом все крепки. Например. Год назад Бейбаба Кучум лично пригласил из Ханбалыка знаменитую труппу Императорского театра сыграть пьесу замечательного нашего драматурга Муэр Дэ-ли «Великая дружба».
– Знаю, – кивнул Богдан. – Прекрасная и очень добрая вещь.
– Вот. Все вроде правильно. Прутняки развешивать направо и налево – ведь не выход, правда же? Души надо чистить – словом умным и добрым, искусством настоящим… Директор по делам национальностей в Ханбалыке, преждерожденный единочаятель Жо Пу-дун, сам рассматривал вопрос и дал разрешение на гастроль. Знаменитая пьеса о дружбе народов – самое то! Кто ж мог предвидеть…
– А что такое?
– А то, что играли-то, разумеется, на языке подлинника. И как дошло до этого, помнишь, душераздирающего диалога в первом акте… – Мокий Нилович с легкостью перешел на ханьское наречие и, безукоризненно тонируя слоги, демонстрируя при том незаурядное артистическое дарование, процитировал наизусть: – «Ни хуй бу хуй дайлай хуйхуйжэнь дао дахуй?» – «Во чжэгэ е бу хуй». – «Дуй…»[16] – тут в зале дикий гвалт поднялся, актеров забросали гнильем, а потом, буквально на следующий день, асланiвський меджлис принял постановление о запрещении публичного пользования ханьским наречием на всей территории уезда – он, дескать, является грубым, пошлым и оскорбляет слух любого воспитанного человека.
– Но это же противуречит народоправственным эдиктам и уложениям!
– Правильно, противуречит. Так сказать, дуй. Ну и что в связи с этим прикажешь делать?
– Они что, ханьское наречие впервые услыхали?
– Кто теперь разберет…
Мужчины снова помолчали. Потом Богдан резко выпрямился.
– Раби Нилыч… Но ведь если артистов закидали гнильем, которое, заметь, у зрителей уже было с собой, стало быть, кто-то все заранее просчитал? Кто-то буквально спровоцировал это, пригласив ханбалыкскую Императорскую труппу?
