Александр Звягинцев - Принуждение к любви
Я пытался собрать свои мысли, а Разумовская с торжествующей улыбочкой следила за мной. В стиле оранжевой принцессы Тимошенко. Женщины очень и очень лихой.
Она вдруг расхохоталась, весело и беспечно.
- Не ломай голову, мальчуган. У тебя такое лицо! Успокойся - я ничего не знаю о твоих делишках. Ровным счетом ничего.
- Угу, не знаешь! - только и сумел выдавить я из себя.
- За исключением того, что ты зарабатываешь деньги в сомнительной конторе, начальник которой редкий по мерзости тип, с отвратительной рожей мартовского кота. Несколько месяцев назад он предлагал мне совместный проект продвижения либеральных ценностей. Хотя на самом-то деле хотел по-быстрому срубить деньжат под политическим соусом. Я его, конечно, послала, но о тебе мы поговорить успели…
- Представляю себе этот разговор! - с трудом прокашлялся я. Час от часу не легче!
- Ничего ты не представляешь!
Тут Анетта была права. Представить себе, что именно Бегемот может говорить обо мне посторонним людям…
- Ладно, не пугайся, - смилостивилась она. - Это котообразное существо очень настойчиво пыталось продать мне тебя. Ты представляешь, мальчуган, предлагал мне - тебя!
- В каком смысле - предлагал? Ты, пожалуйста, выбирай выражения.
- Не как мужчину, мальчуган! Он тебя рекламировал как аналитика и специалиста по расследованиям. Суперпрофессионала с немыслимыми возможностями и связями. В том числе и связями твоего отца. Он очень старался. Говорил, что для тебя нет невозможного. Говорил так убедительно, что я чуть не согласилась купить тебя. Представляешь, я могла приобрести тебя, мой милый. И служил бы ты у меня на посылках, даже сам не подозревая того. Выполнял бы мои тайные поручения и прихоти, - мечтательно, но явно издевательски протянула Анетта.
- Представляю себе, - буркнул я, даже не представляя, чем ей можно ответить.
- Кстати, как твои недавние утренние проблемы? Я надеюсь, все миновало? Наши маленькие неприятности позади?
- Хочешь проверить? Прямо здесь?
- Ты же знаешь, меня это не испугает.
- Не испугает! Думаю, тебя это, наоборот, возбудит. Особенно если в дверь в это время еще кто-то будет ломиться…
- Ты меня ни с кем не путаешь, мальчуган?
- Тебя перепутаешь!
- Все, мальчуган! Гонг! По команде судьи оба бойца делают шаг назад. Пойдем лучше кофе пить.
Она сняла трубку и сказала особым бесцветным, но непререкаемым тоном:
- Приготовьте кофе. На двоих. И последите, чтобы нам никто не мешал.
Кофе мы пили в темной комнате с двумя огромными аквариумами и множеством экзотических растений.
За окном уже почти совсем стемнело, хотя еще не было и трех часов. Я всегда чувствовал в Киеве, особенно зимой, эту разницу во времени с Москвой, которая образовалась сразу же после развала СССР. Я сказал об этом Разумовской.
- Это в тебе остатки имперского сознания бродят, - рассеянно ответила она. - Кстати, этот урод много дел на тебя навесил? Ты долго собираешься еще торчать здесь?
- Да нет, у меня билет на завтра. Поезд вечером. А ты?
- Улетаю завтра рано утром. Чартерный рейс. Если обернешься со своими темными делишками сегодня, могу взять с собой. Чего тебе трястись в поезде целую ночь по степям Украины?
- Все зависит от того, как у меня пройдет сегодня вечером один разговор…
«Да и вообще, состоится ли он?» - вдруг подумал я про себя. Мне пришло в голову, что Веригин вполне может смыться, чтобы избежать новых объяснений и откровений. Эта история начинала приносить все больше сюрпризов.
Разумовская теперь выглядела задумчивой и грустной. Любопытно, какие такие срочные дела у нее в Москве? В самый разгар революционных битв и закулисных торгов, тайных предательств и откровенных вероломств?
- Ты вернешься сюда? - как бы просто так, как бы от нечего делать спросил я.
- Нет, - равнодушно сказала она. - А зачем?
- Ты считаешь, здесь все уже определено? И никаких сюрпризов не будет?
Она внимательно посмотрела на меня. Легко пожала плечами:
- А у тебя есть сомнения?
Совсем недалеко от нас, на площади, в холодных палатках мерзли люди, посчитавшие, что пришло их время сказать свое слово и перевернуть историю своей страны. Они чувствовали себя вершителями судеб, в них клокотало непривычное ощущение собственной значимости, они желали идти до конца и жаждали сражений и битв. А моей Анетте исход этих битв и сражений местного значения уже давно был ясен, потому что она знала их место и смысл в битвах глобального масштаба. Она знала и то, что испокон веков людьми, заразившимися революционным неврозом, политики разрушали страны и свергали правителей…
- Сомнений у меня нет, - честно признался я. - Конечно, какие-то закулисные дела я не очень знаю, но их вовсе и не обязательно знать, чтобы понимать, куда тут все катится. Вот только…
- Да-да, я знаю. Тебя, как человека хотя и молодого, но несколько старомодного, интересует вопрос, что же будет с родиной и с нами? Кажется, так поется в одной патриотической песне? Ну что ж, могу тебе ответить на этот немудреный вопрос.
- Будь так добра. Я весь внимание.
- Что бывает с проигравшей стороной? Ей продиктуют в более или менее явной форме новые правила существования. И потребуют их соблюдения. Только и всего.
- И каков же будет смысл этого нового порядка?
- Слушай, мальчуган, ты что - совсем книжек не читаешь? Все уже давно расписано. Причем в самой что ни на есть легальной литературе. Об этом можно даже в газетах прочитать. Я уж не говорю про Интернет.
- Одно дело прочитать, а другое - узнать из первых рук. Совсем другое ощущение.
- Ну, изволь. Времени у меня немного, но в нескольких словах могу и просветить. Так вот, нашему с тобой отечеству был дан шанс после падения коммунизма стать нормальной страной.
- Слушай, вы меня достали с этой нормальной страной! Для вас быть нормальной страной - значит чувствовать себя второсортным государством и выполнять указания старших товарищей, которые и будут определять, что тебе можно, а чего нельзя. А чуть что не по их предписаниям - тебя сразу записывают в изгои, к которым можно применять любые методы воздействия.
- Ты тоже передергиваешь. Есть и такой взгляд. Но есть и другой. Быть нормальной страной - значит много работать на ее благо, строить свою, а не чужую экономику, не лезть в чужие конфликты, понимать, что без морали и нравственности никакое общество не устоит… Быть нормальной страной - значит использовать опыт других и соблюдать принципы, которые соблюдают все остальные.
- Соблюдать лицемерно, ханжески!
- Пусть лицемерно и ханжески! Но до лицемерия и ханжества еще дорасти надо! Развиться надо! Потому что лицемер и ханжа хотя бы знает, что есть правила, которые при людях надо соблюдать. Например, нельзя гадить прилюдно. Нельзя воровать открыто. А чем занялась наша благословенная отчизна? Она, с одной стороны, предалась дикому и всеобщему воровству, непотребству, наконец, просто физическому истреблению собственного народа. Но одновременно она продемонстрировала патологическую неспособность избавляться от пороков советского общества. Очевидно, советскость вошла в ее кровь, генотип, обратилась ее сутью. И стало ясно, что такая страна не может быть лидером на пространствах бывшей империи. Хуже того - она опасна для других. Опасна и непредсказуема. Мир не может с этим согласиться. Потому…
- Ее нужно разрушить?
- Ограничить. Россия не оправдала…
- …оказанного ей высокого доверия! - довольно тупо сострил я.
Но Разумовская даже бровью не повела. Она была холодна, как лед. И нарезала свои сентенции словно бритвой.
- Она не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Поэтому люди, чувствующие ответственность за ситуацию в мире, приняли решение поставить преграды разрушительному и опасному влиянию нашему с тобой отечеству.
- «Весь Запад пришел высказать свое отрицание России и преградить ей путь к будущему», - процитировал я. - Федор Иванович Тютчев. Писано накануне Крымской войны.
- Молодец был Федор Иванович. Жаль, что нынешним российским мыслителям до него далеко. Не богатыри. Но, как видишь, речь идет о пороке неизлечимом… Как и российское пьянство, как и российское неистребимое желание сначала грешить, потом каяться и находить в этом какое-то извращенное удовольствие.
- Если у меня глаза синего цвета - это тоже неизлечимый порок?
Разумовская спокойно допила свой кофе.
- Мы закончили? Или будем продолжать политзанятия для ленивых и нелюбопытных.
- Будем продолжать, - уперся я. - Итак, мудрые господа прямо так сели, подумали и постановили?
- Ты прекрасно знаешь, как все происходит, - укоризненно сказала Разумовская. - Такие решения сначала вырабатываются путем дискуссий в закрытых кабинетах, обсуждений в более широких аудиториях, экспертных сообществах, путем научного анализа…
- Сбора разведданных, - ввернул я, надеясь хоть как-то уязвить Анетту.
