Алексей Синиярв - Бон-вояж. Литр Иваныч и Мотылёк
— …И вот эта колдунья, наколдовывает, — продолжала рассказывать Катерина Петровна, — и карты у нее так ложатся. Этот с пятном — Антихрист. Так и в Библии написано. С него всё и пойдет. Вой и плач, разброд и неразбериха. Деньги станут — бумага. Подтирайся, да сортир обклеивай. Спичку на них не купишь.
— Как в 1918 году, — вставил Сергей.
— Потом — и хуже того. Сатана Антихристу дорогу перейдет, бесенята будут воду мутить, вор вора поцелует. А итогом — глад, мор и война. Сатана свата на свата натравит, детей на отца, брата на брата пойдёт. Москва-река Красной рекой будет назваться. От кровушки людской. Тыщу трупов туда покидают рыбам на съеденье.
— Гражданская война. Колесо истории повторяется, — опять пьяно воскликнул Сергей.
— Заткнись, — сурово сказал ему Литр Иванович. — Что дальше, Катерина Петровна?
— Народу вымирать-погибать, а ворам-разбойникам — во дворцах плясать — веселиться. До полусмерти народ истреплют, считай до покойника, на износ. А чтоб совсем извести русский люд — придумают христопродавцы войну с нехристями. И нехристи потом будут в злате-серебре, над Русью потешаться. Дань им будем платить, как монголам, а они в лицо русскому человеку будут плевать и издеваться. После христопродавца придет новый царь. Черный карлик о двух головах. А с ним Чародей — кудесник-Черномор. Этот начудит — начудесит. Из мухи слона сделает.
— С Чехословакией когда воевать будут?
— Этого она не говорила.
— А с грузинами?
— Война будет, а с какими не сказала. Может и с грузинами.
— У меня друг грузин, — сказал Литр Иваныч. — Я за него любому морду набью. Сразу предупреждаю. Мы с ним в кабаке против шестерых дрались. Из-за меня, кстати. Он как взял стул! они как клочки по заулочкам полетели. Мне, правда, ребро сломали. Но зажило быстро.
— Чехи, понятно, — сказал кооператор. — У них на нас зуб с шестьдесят восьмого года. А с грузинами нам делить нечего. Это наш народ, христианский. Мы вместе должны быть.
— А потом что?
— Потом все карты смешались. Она чего-то такое увидела, что только рукой махнула.
— А что?
— Да крокодилов каких-то. Сама, говорит, понять не могу. Желтое всё.
— Н-да… Без водки не разобраться, — сказал Литр Иваныч. — Добьём? Ну, чтоб не сбылось!
Порожняя бутылка переместилась под столик.
— С водкой мы проблему решим, — решительно сказал кооператор. — Монополию отменят, это, как пить дать. И первым делом — свой перегонный заводик. Это — вечная тема, вечная, понимаешь? Веня, в долю войдешь?
— Войду, Слава, войду, — уверенно сказал Литр Иваныч. — У тебя соображалка работает. Но то, что ты с родного завода налево гонишь… Это…
— Веня, друг! Сколько у государства не воруй — все равно своего не вернешь. Бизнес надо делать. Где наша еще одна родёмая?
— Вот-вот, вот она, вот она, намотана, — показал на непочатую бутылку Литр Иваныч. — Мотылек! Размахни. «Часто, разлив по сто семьдесят граммов на брата, даже не знаешь, куда на ночлег попадешь», — напел он с хрипотцой.
— Высоцкий, — сказал кооператор и уперся указательным пальцем Литр Иванычу в грудь. — Правильно. Это в самую точку. Ты же проговорился, кассеты у вас. Польские, да? Я понял. Фильмы с ним, верно? Это вы — да! Это очень хорошо пойдет после её книги. Очень! У тебя Веня, головка в нужном направлении варит. Ой, золотая у тебя голова. Ведь в следующем году — десятилетие. А я сразу как-то и не дотумкал.
— Какое десятилетие? — спросил Сергей.
— Да ладно мне — «какое». Чего теперь-то. Не понял я, как будто. Вы ребята ушлые. По заграницам не зря мотаетесь. Володю, конечно, жалко. Сгубило его… Шесть бутылок водки в день… Какое сердце выдержит, правда?… Но, если грамотно дистрибьюцию, то сейчас эти кассеты… Возьмите в долю, а? Можно делать, слышь, Вень, комплект. У меня знакомый директор, Вень. Понял? В типографии нашей. Понял о чем я?
— Понял, — неуверенно ответил Литр Иваныч.
— Что сделаем? — загадочно спросил кооператор.
— Что? — весело переспросил Литр Иваныч.
— Но только в долю, да? Замётано?
— Замётано, — пьяно пообещал Литр Иваныч.
— Купеческое слово! Смотри! Закон! Мы еще один тираж нашлепаем, — радостно поделился кооператор и довольно облокотился на стенку купе, скрестив руки на груди. — Как родной будет. И обложечку. И тыры-пыры. Вот вам — Мариночка, и видеокассеты ваши заодно. Завернули. Бац! Ленточкой синенькой. Фотку сверху. Он с гитарой, она — киса. Рынок накроем, от Владика до Калининграда. А что? Книжка кассету продает, а кассета — книжку. Книжки не гниют, Вень. Лежат себе, хлебушка не просят. У меня гараж есть. Эта? понял? Разметут всё равно. Не печенюшки, не сгниют. Вставай, страна огромная. Я понимаю ваш замах, вы к годовщине уже хорошо подготовились. Ну, голова, — погрозил он восхищенно пальцем Литр Иванычу. — А мы — валенки деревенские. Давай, скооперируемся, Веня! На этом, я тебе скажу, можно хорошие деньги поднять.
— А чего сгубила-то? — приблизив лицо к кооператору, хмуро спросил Литр Иваныч.
— Ничего нас не сгубит, — уверенно ответил кооператор. — Масштабней надо думать. Как Ирина японская с телевизора.
— Высоцкий, — не отставал Литр Иваныч.
— Высоцкий? «После Серёги второй, истинно русский певец», — сказал с выражением кооператор. — Эх, — он смахнул пьяную слезу. — А вот, слушайте, мужчины.
Кооператор встал, и, пошатываясь, со стаканом в руке, продекламировал под стук колес:
России колокол упал,
Разбился насмерть.
Смерть прибрала тебя к рукам,
Да как-то — наспех…
Не водка и не бляди, нет,
Не Влади-выдра…
Тебя сгубили мы, Поэт,
Жиды и быдло…[17]
— Ты, подожди, что говоришь-то? — сдвинув брови, спросил Литр Иваныч. — Не понял я что-то. Ты про что? Где Володя?
— Володя на Ваганьковском, Веня. На небесах! А где ж ему быть, нашему Володе?
— Я же!!! — страшно вскрикнул Литр Иваныч, сжав кулаки. Встал и вышел из купе, резко задвинув дверь.
— Он что? — недоуменно спросил кооператор у Сергея.
— А вот, — развел руками Сергей. — У вас водка неправильная. Блевать, наверно, пошел.
— Водка какая уж есть. Было бы предложено. Ну, давайте на боковую готовиться, что ли, — сказал кооператор. — У меня проволока припасена и пассатижи, замотаем ручку на завязку. Сейчас сходите по своим делам и ночью уж не шляндайте. Терпите.
— А что? — насторожился Сергей.
— Бандиты по ночам на этом перегоне…
— Озоруют?
— Озоруют, — невесело подтвердил кооператор. — На той неделе в этом поезде целое купе вырезали.
— А если скажут: милиция? — спросил Сергей.
— Не открываем. Если жить хотите.
— Свят-свят, — перекрестилась бабуся.
— Ничего, мудро вечера утренее, — сказал кооператор, вешая на шею полотенце.
V
— Вставай! — трясла за ногу проводница, — и белье несите. Сколько раз сказано! Обормоты! Дома будешь дрыхнуть. Вставай! И этого лешего, давай, буди.
Сергей свесил похмельную голову с полки. Бабуся складывала в сумку остатки еды со столика. За окном тянулся унылый промышленный пейзаж.
— Яковлевич!
Литр Иваныч лениво приподнял голову.
— К херу.
— Яковлевич! Вставай. Покурим.
— А-а. Покурить. А выпить? В каком мы нонче веке? — спросил Литр Иваныч и тяжело спрыгнул вниз. — Где там курево?
— У тебя в гамаке.
— Заграничные? — заинтересованно спросил мужчина в синей «олимпийке».
Литр Иваныч протянул пачку LM.
— А у тебя что?
— «Стюардесса».
— Давай. «И стюардесса, как невеста»… Какой день сегодня?
— Так пятница же.
— Завтра, значит, выходной? — уточнил Литр Иваныч.
— Кому как. У нас на полиграфе черная суббота. Конец квартала. План гонят.
Сергей посмотрел в вагонное окно.
Мимо тянулись знакомые корпуса лампового завода. На фасаде светились огромные буквы: «Решения XXV съезда КПСС — в жизнь!»
1
Капитан третьего ранга
2
Мичман
3
тормоз железнодорожного подвижного состава
4
Яак Йола — популярный советский певец, «Вана Таллинн» — марка ликера, «Каубамая» — универмаг в центре Таллина
5
апрель 2007 года, Таллин.
6
Maxima — торговая сеть продуктовых супермаркетов типа «Пятерочки».
7
ERT — Eesti Raudtee — Эстонская железная дорога.
8
«Калина красная».
9
«Eesti Ekspress» (Э́эсти э́кспресс — Эстонский экспресс) — общественно-политический еженедельник
