Виталий Каплан - И взошли сорняки
— Понимаете, — проникновенно сказала я, — вы не могли бы мне помочь? Дело в том, что я дом тут покупаю.
— А я тут при чем? — подозрительно осведомилось это слегка похожее на женщину существо.
— Просто, может, вы обратили внимание… вчера утром отсюда заказывал разговор с Москвой один человек… — легенда лилась из меня легко, вдохновенно, еще лучше выходило, чем на суздальской почте.
Увы… С какой теплотой вспоминала я сейчас ту, вчерашнюю девочку, продававшую конверты. Ибо эта жаба выслушала меня с выражением каменной скифской бабы, после чего мрачно сообщила:
— А меня это не касается!
И величественно отвернулась, давая понять, что аудиенция окончена.
Так и ушла я, несолоно хлебавши. Ругаться с теткой не стоило ни в коем случае, к тому же подтянулся народ — кто покупать газеты, кто оформлять подписку, кто за посылками. Лицедействовать на публике — благодарю покорно.
Не больше повезло мне и на автостанции. Там, правда, в кассе монстра не было — вполне приличная женщина, ее-то я легко уболтала и очаровала. Но увы, узнала немногое. По крайней мере, ни вчера, ни сегодня дорогой наш Босс обратного билета не брал. Точнее, она такого не запомнила. Показанная фотография ничего ей не сказала. Расстались подругами.
То же случилось и в нескольких случайно выбранных магазинах. Вообще, для столь мелкого населенного пункта магазинов здесь было ненормально много. И как это они не прогорают, своими обугленными головешками иллюстрируя великий Закон Стоимости?
Увы, никакого Босса продавцы не запомнили. Много тут, сказали, всяких приезжих крутится. Посоветовали сходить в гостиницу.
Гостиница и так была в моих планах, но, выйдя на воздух из очередного заведения с обворожительным названием «Виолетта», я крепко задумалась.
И тут меня окликнули:
— Тёть, дай люлюку!
Староват он был для люлюки. На вид не менее шестнадцати. С прыщавой физиономии смотрят прозрачные глаза, такие бывают у коров и младенцев. Черные волосы торчат во все стороны, будто намагниченные.
Одет экзотически. Военная гимнастерка образца середины прошлого века, резиновые шлепанцы. Потертые, местами до дыр, тренировочные штаны. С пухлой губы тянется не то сопля, не то слюна.
Бедный ребенок! Видимо, последствия имманентного родительского алкоголизма. Разумеется, неизлечим.
Добрых пятнадцать минут мне пришлось ему доказывать, что люлюки у меня нету, а то бы немедленно дала, сорок тысяч люлюк. Мой дар убеждения, однако, не сработал. Подросток не верил, канючил и ныл, и лицо его при этом неприятно подергивалась. На миг мне стало жутковато — имбецил-то он имбецил, но габаритами его матушка-природа не обидела… Потом сообразила — буйного вряд ли выпустят на улицу. Хотя тоже не факт.
В итоге мне пришлось попросту от него сбежать — вернее, осторожно отступить дворами. Пришла в себя возле какого-то сарая, откуда доносилось козье меканье. В голове вибрировала гулкая тупость.
Самое печальное, ничего не получалось выдумать для гостиницы — ведь там требовалась своя легенда. К тому же ее пришлось бы увязать с уже использованными. А ничего толкового в измученную голову не лезло. Бессонная ночь, нервы, душный, чреватый грозой воздух. Вдобавок сосущая пустота в районе желудка.
Проще говоря, гостиницу я отложила на вечер. Сперва обедать, в мой псевдокупленный домик.
Пусто оказалось в домике. Ни гостеприимной Валентины Геннадьевны, ни, ясное дело, Олега. Ведь чуяла селезенкой. Еще когда торжественную клятву с него брала — чуяла.
Без паники. Будем считать, что все нормально. Поправим прическу (зеркало тут мощное, старинное небось). Вымоем руки (как же все-таки тускло жить без горячей воды). Досчитаем до ста…
Пробежалась по дому с инспекцией. Пусто. Подпол и чердак, правда, не обследовала — не поняла, как дотуда добираться. Зато мелькнула у меня здравая мысль об огороде. Бабка давеча что говорила — малина, смородина… Хотя для этих не сезон… а вот клубника самое то. Пасется, небось… «Слушай, дурень, перестань есть хозяйскую герань…»
Увы, и там ни следа. Осторожно, чтобы не задеть грядки, обошла все вдоль и поперек. Сама от огорчения съела несколько ягод — не помогло. Все так же невидимые скользкие пальцы игрались с моим сердцем. Потискают — и отпустят, и снова…
Логикой я понимала, что вряд ли это проделки Фомича. Тот проявится не раньше чем послезавтра. Но что же тогда? Ведь давал же недоросль клятву! И что мне с ним теперь делать? Пожалуй, задачами по алгебре не обойтись. Что ж, в моем педагогическом арсенале есть и более изощренные методы.
Мечты, мечты! Как свойственно всем нам надеяться на счастливый конец… Методы… А вот если он лежит сейчас на дне под корягой, и хищные раки примеряются к раздувшемуся телу — какие тут, интересно, применить методы?
Ринулась обратно, в отведенную нам комнату. Лихорадочно прошерстила вещи Олега. Правильно подозревала — плавок нет!
Тихонько скрипнула внизу дверь. Неужели возвращение блудного попугая?
Я выскочила в темные, захламленные сени — и разочарованно придавила накопленный гнев. С пухлой кошелкой вошла Валентина Геннадьевна.
— В магазин ходила, — жизнерадостно сообщила она мне. — Сейчас обед сготовлю-то…
— А… — хрипло выдохнула я… — а вы не знаете, где Олег?
— Так ведь на реку пошел! — удивленно ответила она.
— Как на реку?
Со стороны я гляделась сейчас тупо. Небось, на щеках красные пятна, совсем недавно причесанные волосы вновь растрепались, кисло пахнет потом… Тьфу!
— Так вы ж ему разрешили, — сообщила мне интересную новость бабка. — Я ведь тоже подумала, спросила-то — отпускают ли? Он сказал, тетя Оля разрешила. Сказал, что до вечера отпустила гулять.
Очень кстати оказался в сенях колченогий табурет.
— А почему вы решили, что именно на реку? — на всякий случай уточнила я.
— Так он же спросил, как на пляж-то идти, — удивилась моей непонятливости хозяйка. — Я и растолковала.
Ну что ж… Хотя бы с направлением определились. Так… три спокойных, глубоких вдоха-выдоха. О высоком думаем.
Пока на звезду
Молча глядел во дворе,
Дом загорелся.
Главное, очень к месту.
— Что ж, — решительно поднялась я, — теперь и мне растолкуйте, где искать этот самый пляж.
— Он что, обманул? — соболезнующе поглядела на меня Валентина Геннадьевна. — Говорила ведь — шебутный возраст.
Выслушав ее объяснения, я молча вышла на улицу.
День уже ощутимо клонился к вечеру. Солнце, правда, висело довольно высоко и жарило на всю катушку, но то ли темнее стало небо, то ли прозрачнее воздух… Легкий ветер шелестел листвой повсюду растущих здесь вишен.
Мне, однако, было не до лирики. Направо по улице до перекрестка, потом налево до аптеки, от нее направо и вниз, к больнице, а там уж скверик и тропинка, вихляющая по крутому склону. Пляж, предупредила Геннадьевна, протянулся широкой полосой, так что придется изрядно побегать взад-вперед.
…Бегать, однако, не пришлось нисколько.
В десяти шагах от меня обнаружились они. Совершенно счастливый Олег с мокрыми взъерошенными волосами, и вожделенная цель наших поисков, Юрий свет Михайлович, в просторечии — Босс. Высокий, тощий, плохо побритый. В какой-то совершенно легкомысленной майке. И с дымящейся сигаретой в пальцах. А ведь еще год назад окончательно бросил…
— Так, — сказала я деревянным голосом. — Встреча на Эльбе.
— Приветствую, Ольга Николаевна! — пробасил Босс. — Вот уж действительно мир тесен. Какими судьбами?
— Об этом мы еще поговорим, — многозначительно пообещала я. — Пока же меня интересует кое-что другое.
Олег понял правильно и сделал неуверенную попытку отступить Боссу за спину.
— Друг мой юный, — вкрадчиво начала я. — Мне смутно помнится, что кое-кто, не будем показывать пальцами, давал мне обещание никуда — подчеркиваю, никуда не выходить в одиночку из дома. Кое-кто казался мне надежным человеком, и я доверяла его слову. Увы. Век живи, век учись. Поэтому разговор будет коротким. Сейчас я звоню папе и объясняю ему, как доехать. Он немедленно отправляется в путь.
Я бросила взгляд на часы.
— Отлично. Успевает к ночному поезду. Завтра в полдень он будет здесь, и мы с тобой распрощаемся. Мне, знаешь ли, надоело наступать дважды на одни и те же грабли. А кроме того… — я сделала длинную паузу и безжалостно закончила: — А кроме того, теперь надобность в тебе вообще отпала. Уж как-нибудь мы с Юрием Михайловичем и без тебя справимся.
Пацан героически старался не всхлипывать, но где уж там… от слов Ноновой и бородатые мужики рыдали…
— Не надо… — захлебываясь соплями, взмолился он. — Не надо папе… Я лучше задачи… И на дроби, и… — он сжался, как перед прыжком в холодную воду, — и по геометрии.
