Павел Виноградов - Деяние XII
Впрочем, и это озарение заняло лишь доли секунды, Сахиб вновь осознал себя, когда в него вернулось тягучее пение:
– Crazy, over the rainbow, he is crazy.
США, Калифорния, кампус Строссовского университета, 23 ноября 1981
– Только не говори, что прилетел, чтобы заняться се-ексом со старой негритянской мамашей, всё равно не поверю.
– С чего ты взяла, что я хочу это сказать? Конечно нет… Ну-ну, не обижайся!
– С чего ты взял, что я обиделась?
– Бэби, у меня была довольно долгая жизнь, за которую я кое-чему научился. В том числе и читать лица. Я всю дорогу думал, как буду спать с тобой. Это правда.
– Я знаю… А теперь к делу. Только прекрати курить свою дурь.
– Она помогает сосредоточиться – твоя жопа слегка меня взволновала.
– Да по-ошёл ты…
– Бэби, ты хочешь завести меня снова?
– Да.
– Поздравляю, тебе это удалось…
Она не понимала его и это иногда злило. Вернее, вызывало чувство неполноценности, что просто выводило её из себя, поскольку было ахиллесовой пятой целеустремлённой Дульси. Сколько себя помнила, всегда боялась быть хуже, чем другие. Главной причиной, конечно, был цвет кожи. Боль от множества детских унижений на расовой почве трансформировалась в настойчивое желание стать лучше, умнее и красивее (да, именно так!) злых белых, которые не пускали её в детстве в цирк и библиотеку, а потом гнали из мотелей и подавали в ресторанах под видом еды всякую дрянь. Тогда она ненавидела этих людей, и не была уверена, что сейчас полностью преодолела это. Слово «белый» оставалось для неё не то чтобы ругательством, а знаком чего-то неприятного, бледного, покрытого красными бугорками прыщей, испускающего кисловатый душок. Она ощущала себя выше их, особенно с тех пор, как окончила университет и доказала всем, а, главное, себе… Что доказала, точно сформулировать было трудно, но с тех пор её ненависть стала чуть притуплённой. Впрочем, во время пары фотосессий для порножурнала, в которых она участвовала, скорее, от юношеского максимализма, она наотрез отказалась сниматься с белым партнером. И её немногочисленные любовники всегда были из братьев. До Сахиба.
Когда этот белый мальчик, который, как она очень скоро поняла, вовсе не дитя, а некое непонятное существо, вдруг стал подавать ей традиционные сексуальные сигналы, первое, что она почувствовала – испуг. Решила, что он добивается её в какими-то тёмных целях. Позже, когда уверилась, что это обычная мужская похоть, почувствовала жгучее любопытство, и – тоже жгучую и тоже похоть. Тело Сахиба, его голос, руки, а, главное, странные светлые глаза возбуждали, как ничто и никогда.
Но и спустя несколько лет близости она не понимала того, чьё тело лежит рядом с ней. Когда он бывал насмешлив или разозлен чем-нибудь незначительным, казался ей ребенком, неумело играющим во взрослого. Но когда видела его в работе или в настоящем гневе, внутри её все сжималось от ощущения неодолимой грозной силы.
Она пыталась узнать о нём хоть что-нибудь и кое-что даже узнала. Могла бы покопаться и дальше, но неосознанный страх, что он проведает об этих расследованиях, остановил.
А ещё – ещё она хотела его так же, как и раньше.
Развесёлая калифорнийская луна заглядывала в окно комнаты на втором этаже домика для преподавателей в центре кампуса. В её свете желтоватые стены под красной черепицей крыш выглядели ещё невесомее, чем днем. Впечатление лёгкости бытия усиливали вверх устремленные стволы пальм. Улочку перед домом неторопливо пересекла страдающая бессонницей белка.
Несмотря на то, что бешеное солнце палило весь день, ночью стало довольно холодно. В эту пору дома тут не отапливались. «Надо бы разжечь камин», – смутно подумала Мэм, но сама мысль заставила её передёрнуться. Она и так озябла, когда оказалась под одеялом одна: Сахиб встал и, как был обнаженный, опустился в широкое кожаное кресло. На него холод, похоже, никак не действовал, и, конечно, пылающий камин был ему не нужен.
– Боишься, чу-увак? – губы Мэм раздвинулись, явив блудливую дырочку меж передних зубов.
– Опасаюсь, что пойдем по новому кругу, – проговорил Сахиб. Несмотря на неглиже, внутренне он был уже собран. – А время не ждёт.
Улыбка Мэм пожухла.
– Итак, – продолжал президент Клаба, сделав вид, что не заметил обиды любовницы, – проект «Центурион».
Приподнявшись на локте, Мэм кивнула. В ней промелькнуло ощущение нелепости ситуации: из постели отчитывается перед голым мальчишкой. Но неловкость быстро исчезла. В комнате повисло напряженное ожидание.
– Увы, не могу порадовать вас, сэ-эр. Я так и не представляю, каким образом завладеть артефактом, называемым Копьё центуриона Лонгина, – всё же в её ставшим сухим голосе пряталась обида.
– Я сразу понял, – кивнул Сахиб, – оттягивал момент, когда ты скажешь…
Забыв обидеться в очередной раз, она удивленно посмотрела на него: этот непостижимый человек так простодушно признавался в инфантильном нежелании слышать плохие известия… Её широко распахнутые глаза и чуть оттопыренная губа над тяжеловатым подбородком производили впечатление умилительное и слегка комичное, как у симпатичной мартышки в зоопарке. Сахиб слегка ухмыльнулся и продолжил, будто вслух договаривал начатое мысленно:
– Тебе не по душе это задание, Дульси.
– Я бы сказала, оно мне непонятно… – проговорила Мэм, – до сих пор не могу представить, зачем тебе эта железка.
– А зачем она была нужна другим?.. Ты знаешь, Гитлер умер через час после того, как Копьё нашли твои янки…
– Да, это написано у Паттона. Совпадение, я думаю… И вообще, это неважно.
– Правильно. Важно, где оно находится сейчас.
– Это я узнала. Хотя сначала была уверена, что проблемы нет – оно в Венском дворце с тех пор, как мы возвратили его Австрии…
– Но потом выяснила то, что я и так давно знаю: ваш бравый генерал подсунул австрийцам подделку?..
– Не совсем подделку, это тоже старинное копье, которое только немножко подработали – люди Паттона раскопали его в другом музее, кажется, во Франции.
– В Бельгии.
– Да, в Бельгии. Не представляю, как он на это решился.
– Очевидно, настояли братья.
– Да, Орден Саркофага. Тогда в него входил и президент.
– Нынешний тоже входит.
Мэм кивнула:
– Самая тайная организация в моей стране. Я сначала думала, что это масоны…
– К масонам она имеет только то отношение, что высшие иерархи почти всех ваших лож входят в Саркофаг… – пожал плечами Сахиб.
Пошарив в беспорядочно сваленной на полу одежде, извлек свою вечную игрушку. Похоже, в этом деле он был настоящим мастером – умудрялся вертеть йо-йо даже развалясь в кресле. Диски резво летали, а он глядел в лицо Мэм, ожидая продолжение отчета. Она опять зябко поежилась.
– Я узнала это совсем недавно, пришлось задействовать связи в Белом доме, и то просто повезло, нашёлся один человек, который в курсе той истории.
Сахиб кивнул одновременно с замысловатым движением кисти.
– Паттону приказали подменить Копьё и передать его совету ордена, что он и сделал. После чего ему устроили автокатастрофу. Копьё использовалось в нескольких ритуалах, а после войны распоряжением секретаря казначейства отправлено в…
– …Форт Нокс, – закончил Сахиб, ловко поймав йо-йо в раскрытую ладонь.
– Ты знал?.. – вскинулась Мэм.
Ладонь выпустила диск и он запрыгал вновь.
– Дульси, за кого ты меня принимаешь? Я это знал, когда ты ещё мастурбировала своей любимой плюшевой обезьянкой… Неужели ты думаешь, что Клаб не следит за перемещением артефактов?
– Тогда зачем же, чёрт тебя дери, ты заставлял меня вынюхивать всё это?!
Сахиб лениво улыбнулся ей сквозь почти сплошной барьер бешено вращающегося йо-йо.
– Затем, например, чтобы щёлкнуть тебя по твоему негритянскому носику…
– Ах ты!..
Со своей бесшабашной юности госпожа профессор не употребляла столь смачных выражений, самым незатейливым из которых было: «Полжопы грёбаной дохлой летучей крысы!» Сахиб даже вновь пригасил вращение игрушки, слушая с нескрываемым восторгом.
– Ну, ты даёшь, сестрёнка, – рассмеялся он весело.
Она выдохлась, только бешено вращала глазами и возмущенно раскрывала рот, как извлеченная на воздух рыба.
– Послушай меня, – Сахиб стал строг, но в глазах мельтешили лукавые искорки, – я ничего не делаю просто так, ты знаешь. Конечно, мне забавно было сейчас тебя слушать, и только ради этого стоило отколоть такую шутку. Но дело есть дело. Ты что думаешь, я ввёл тебя в Клаб из-за твоей шоколадной жопы?..
Он глянул на неё так прямо и дерзко, что она чуть не задохнулась от желания. Но тут же перенёс взгляд на вновь завертевшееся йо-йо.
– Дульси, Дульси, я мог бы добраться до твоего сладкого афедрона многими путями, ты же понимаешь… Но нет, мне нужна ещё и твоя уумная голова – чтобы добыть Копьё. Вот так. А разузнать всё про него я тебя заставил, во-первых, чтобы перепроверить информацию, а во-вторых, чтобы ты вошла в тему и перестала кривиться от этих «детских игрушек», как ты как-то сказала мсье Жану. Хотя, между нами, не имела права говорить с ним о своём задании…
