Реймонд Хоухи - Последний козырь
Лоуренс был когда-то оперативником в специальных войсках и являлся соавтором наставления по взрывному делу. Взорвать мост при помощи серии зарядов, которые бы сработали по очереди с задержкой в сотую секунды, было детской игрой по сравнению с тем, что ему предстояло сделать. Цель-то в общем была та же самая — взрыв. Но перед этим предстояло сделать вид, что космический корабль пробил крышу, дом и оказался в подвале, а уж потом взорвался. Нужно все сделать как в кино, пущенном наоборот, и тут полковнику приходилось продемонстрировать и выдумку, и способность проявить скрупулезность до последней мелочи.
Через десять дней после возвращения в Детерик они с Бенедиктом начали проводить серию имитаций аварии на уменьшенных моделях дома и корабля. При помощи скоростной киносъемки в шестьдесят тысяч кадров в секунду им удалось установить разрушения, которые падающий на дом корабль должен произвести до своего взрыва. Потом провели миниатюрные взрывы моделей в одном доме. В результате этих опытов Лоуренс установил, например, что черепица, провалившаяся вместе с кораблем в подвал, должна быть вбита в землю в результате взрыва. Значит, ее следовало заранее поместить под днищем. А вот органические провода разбрасывались взрывом как попало, и о их месте не следовало беспокоиться.
Необходимо было также разработать способ доставки корабля из Детерика в Лос-Анджелес. Оказалось, что потребуется сделать две поездки, так как корабль придется разобрать, а потом собрать на месте. На это, как показала тренировка на модели, потребуется десять дней. Цереброиды же без сложной питающей аппаратуры в лаборатории Макэлроя столько просуществовать не могли, их необходимо было доставить перед самым взрывом.
Лоуренс установил три возможных пути доставки груза в Лос-Анджелес: военным самолетом, грузовиком — под видом несуществующей транспортной компании — или воспользовавшись услугами настоящего транспортного агентства. Первый способ он отверг сразу: потребовалось бы разрешение официальных военных организации, а это вызвало бы рассекречивание груза.
Второй способ при тщательном рассмотрении также не гарантировал полной безопасности. Наиболее подходящий маршрут по магистральному шоссе № 66 и по автостраде № 70 проходил через индейские резервации, которые считались опасной зоной. Если же ехать в объезд, то это означало подвергнуться проверке и обыску патрулей на границах штатов, боровшихся с контрабандой оружия.
Последняя возможность доставить груз скрытно, воспользовавшись официальной фирмой, была наиболее подходящей. Полиция в аэропортах пропускала запечатанные контейнеры известных транспортных фирм без досмотра. Таким образом риск сводился до минимума, все зависело от тщательного планирования.
VII
Был уже восьмой час вечера, когда, слегка запыхавшись, Макэлрой позвонил в дверь квартиры Мэри.
— Кто там? — спросила она. Ее голос звучал непривычно громко, и он пожалел, что не позвонил по телефону, чтобы предупредить о своем приходе.
— Пол, — отозвался он.
— Входи. Открыто.
Он тихо закрыл дверь за собой и огляделся.
Мэри стояла у окна, повернувшись спиной к нему. Услышав, что он вошел, она, не поворачиваясь, спросила ровным голосом:
— Ты можешь дать мне сигарету?
Пол зажег сигарету и подал ей. Глубоко затянувшись и выпустив дым, она спросила:
— Ты догадался?
Пол почувствовал неожиданно острое отчаяние. Вся надежда на то, что она случайно вызвала смерть цереброидов, улетучилась.
— Догадался.
— И что же теперь будет? — спросила Мэри словно из простого любопытства.
— Не знаю.
— Остальные в курсе?
— Еще нет. Зачем ты сделала это?
Она обернулась, неуклюже держа сигарету перед собой.
— Потому что знаю правду.
Он ждал, что она будет продолжать, но Мэри, казалось, была очень занята тем, что тушила сигарету в пепельнице. Сейчас он впервые заметил, каким станет ее лицо, когда она постареет: впадут щеки под высокими скулами, появятся морщины в углах большого рта и между бровями.
Резкий порыв ветра, бросивший в окно охапку пожелтевших листьев, отвлек Пола от его мыслей.
— Правду? Какую? — Он нахмурился.
Мэри подняла лицо и пристально посмотрела на него.
— О том, что существует план убить десять тысяч человек в Лос-Анджелесе!
— Да о чем ты? Приди в себя!
Мэри с облегчением вздохнула убежденная наконец, что он ничего не знал, и начала говорить быстро и горячо, пытаясь заполучить в нем союзника.
— Ты помнишь то утро, Пол, когда ты всех нас разбудил, чтобы изложить свою идею с углеродом-14? Я потом пошла к Нейдельману и хотела уговорить его отказаться от «Последнего козыря». — Мэри усмехнулась абсурдности этой мысли. — Я пришла немного раньше назначенного времени и слышала, как он говорил по телефону с Майком Педларом. Они говорили об увеличении цитолического эффекта вируса, и Нейдельман сказал: «Как они умрут, так же важно, как и сколько их умрет!»
— Ну и что? — Макэлрой еще ничего не понимал.
— Разве ты не понимаешь. Пол?! Они не просто хотят временно парализовать десять тысяч человек, а убить их!
— Но послушай, — начал Макэлрой осторожно. — На инструктаже Нейдельман признал, что эта операция может вызвать некоторые жертвы, правильно? Даже если кто-нибудь и умрет, то будет произведено вскрытие и все такое. Мне кажется, что Нейдельман и сейчас беспокоится по поводу того, какой эффект окажет вирус на те клетки, которые поразит. Он хочет, чтобы у вируса не было каких-нибудь цитопатических эффектов, которые позволят определить его при помощи обыкновенных средств.
— Но он же сказал «цитолический», а не «цитопатический»!
— Прошло пять месяцев, разве можно с уверенностью утверждать? Цитолический, цитопатический, — звучит-то почти одинаково. Если наступает смерть, не все ли равно, разлагаются ли клетки полностью, или у них просто изменяется морфология? Поскольку причина смерти скрыта…
— Хорошо, хорошо, — прервала его Мэри. — Но если он не говорил о людях, когда сказал, что «уничтожение во всем районе должно быть абсолютным», то тогда о ком же?
— О вирусе. Вирусологи ведь говорят об уничтожении их организмов, и Нейдельман подчеркивал, что аэрозольный туман должен быть безвредным через три часа после взаимодействия с воздухом.
— Ты ошибаешься, Пол! Как ты ошибаешься! — воскликнула она.
Пол устало вздохнул. Он знал, что, если хочет скрыть улики саботажа Мэри и спасти восемь оставшихся цереброидов, ему нужно спешить.
— Сколько времени тебе понадобится, чтобы прийти в лабораторию? Думаю, нам прежде всего нужно сократить количество кислотности…
— Извини, я не понимаю…
— Я о цереброидах. Полагаю, что ты не всем давала витамин Б-1, а только тем, которые погибли во время…
— А разве они не все погибли?
— Нет. Только два самых старших. Ты забыла, что усиленная стимуляция роста приведет к уменьшению вредных воздействий нехватки Б-1.
Полу показалось, что Мэри сейчас упадет в обморок. Поддерживая ее под руки, он подвел молодую женщину к постели и осторожно усадил. Вернувшись из кухни со стаканом воды, он нашел ее в том же состоянии, бледной и неподвижной.
— Ну хорошо, дорогая, все будет в порядке. Я скажу всем, что у тебя мигрень. — Он взглянул на часы. — Но мне надо идти немедленно, это наш единственный шанс!
* * *В течение трех часов Мэри Андерсон лежала в постели, не двигаясь, охваченная чувством бесцельности и ненужности, вины и укора. Для того чтобы выступить против «Последнего козыря», она как агент-двойник должна была работать на него. Но попытка сорвать проект не избавила ее от ощущения вины в том, что она помогала создавать его. Парадоксально, но желание Пола работать для «Последнего козыря» она восприняла не как разочарование в нем, а как разочарование в себе. Не она ли сама виновата, что совершила преступление, полюбив того, кто был недостоин ее любви? И не усугубила ли она это преступление тем, что пыталась скрыть от себя этот акт самопредательства? Ей казалось, что она заблудилась в безграничном и бесконечном тумане.
Пол позвонил ей без десяти одиннадцать и еще через час. Оба раза она отвечала ему, что хочет остаться одна, что уже чувствует себя лучше и ей ничего не надо.
К полудню депрессия несколько отступила, и она смогла действовать. Одевшись, она подождала, пока все не отправятся на обед, и пошла в лабораторию. Ей не пришлось долго искать то, что было нужно.
— Убить десять тысяч человек?! — орал Нейдельман на Честертона. — Конечно, это ложь! Эта глупая баба все поняла наоборот! — Он зло повернулся к Нейперу. — Может быть, теперь вы объясните, почему мне не доложили об этом раньше?
Нейпер сидел боком на краю письменного стола без пиджака, и на рубашке были заметны темные полосы от ремней подмышечной кобуры. Он не ответил Нейдельману до тех пор, пока не раскурил сигарету.
