Вадим Еловенко - Осознание
Насупившись, парень начал еще более серьезно вгонять патроны в рожки. Когда заполнился третий магазин, он поднялся и сказал поучительно мне:
- Пуля - это маленькая смерть.
Я не понял к чему он так сказал, но счел за лучшее улыбнуться человеку с автоматом.
Я еще понаблюдал за присутствующими с полчаса и по команде одного из бойцов у окна вместе с ним вышел на улицу. К посту, громко урча, подкатывал грузовик. Поравнявшаяся с нами кабина была заполнена людьми, и я подумал, что мне не светит уже на этой машине уехать. Но в кабине нашлось место и для меня, а в кузове для моего «подснежника». Минут через сорок, машина сделала приличный крюк до другого поста, где сидящие в кабине глядящие покинули ее, меня довезли до ворот завода и я, пройдя через проходную по заснеженной нечищеной дорожке, пошел к общежитию.
В общежитии я был вконец разочарован этим днем. От меня съехал сосед. Как сказал комендант, ему была предоставлена квартира в привилегированном районе. Оставшись в комнате один, я откровенно заскучал. Раньше хоть можно было в шахматы сыграть. Или карты. Да просто можно было поговорить о прошлых днях. Теперь мне оставалось разговаривать со свернутым матрасом на железной койке соседа. Не придумав ничего лучшего, я пошел на лестницу в общую курилку и там сидел на ступеньках, читая и смоля папиросы одну за другой. Самое паршивое воскресенье в моей жизни. Все уехали. Все исчезли из моей жизни. А я только стал привыкать к людям, живя с ними. Ведь почти год до этого я коротал вечера в полном одиночестве, лишь иногда навещаемый приятелями. Теперь же я не мог понять, как я прожил тот год, только читая книжки.
Я сидел на лестнице, наверное, на автопилоте пробегая страницу глазами и даже не вникая в суть того, что написано. Папиросы стали драть горло, и я потушил только зажженную отраву и бросил ее в ведерко с водой в роли пепельницы. Я вдруг подумал, что если бы я еще к Пироговым зашел по старой памяти, то, судя по этому дню, и их бы не оказалось в том подвале, где они уже два года обитали. Тоска и одиночество и невозможность с кем-то просто поговорить стали для меня чем-то невыносимым.
Вернувшись в комнату, я лег и, глядя в потолок, стал думать, куда интересно уже добрались Олег и Наталья. Если они вышли неделю назад или даже две, то они должно быть далеко уже. От 200 до 400 километров от города. Я знал, что зона, контролируемая глядящими, велика. Почти на тысячу километров. Но насколько мы могли судить по слухам, самая плотная зона контроля была здесь и севернее. Чем дальше на юг, тем меньше было кордонов на дорогах. Тем меньше было шансов попасться. В прошлый раз им просто не повезло. В этот раз должно было повезти обязательно. И я хоть и продолжал злиться на Олега и Наталью, но искренне желал им удачи. Они так хотели жить свободными, столько сил уже на это потратили, что они просто заслужили это право.
Отчего-то в голове засел образ полуобнаженной Натальи, и я к своему смущению испытал законное желание. Уснуть с такими мыслями и в таком состоянии было практически невозможно, и я, чтобы отвлечься, снова достал книгу. «Электромеханика» сделала свое дело. Я не только перестал думать о Наталье и ее прелестях, но и уснул, даже не выключив свет.
Утром в понедельник я, как обычно, пошел на работу и, как ни в чем не бывало, рассказал и про исчезнувших друзей, и про найденный труп, и про соседа Василию. Мы возились вместе с одним из трамвайных двигателей, перематывая его и зачищая ржавчину. Причем уже традиционно так складывалась, что когда он занимался чем-то, я был у него на подхвате. Мои спокойные и отрешенные истории его забавляли, а мне помогали, не особо скучая, заниматься поднадоевшим делом.
Мой неторопливый рассказ зашел уже про Наталью, и он просил подробнее рассказать мне про нее.
- А что она. Я ее до Последней ночи не знал и не видел. Через год после бомбежки я познакомился на одних работах по расчистке с Олегом. Вокруг него тогда было много людей. Он был лидером. Они все хотели уйти из города. Может даже достать оружие и прорваться силой. Строили планы. Хотели захватить грузовики у глядящих. Но их план провалился и тогда почти все кроме меня и еще нескольких ребят попали на работы. Я всем носил провизию. На работах он познакомился с Натальей. Ее туда за проституцию запихали.
- Она реально, что ли проститутка? - спросил Василий, нарезая диэлектрическую бумагу.
- Да брось ты. Нет, просто она беспризорная была, так сказать. Ей еще восемнадцати тогда не было. Проституцией нет, точно. У нее тоже бзик был из города уехать. На этом они и сошлись. Она первой освободилась. И пришла к нему жить. Ну, чтобы там, дом в порядок привести к его возвращению. А жил Олег у черта на куличках. Поближе к концу города. Там же у него база для побега была. Склад… схрон. Ну, он вышел и, вернувшись, домой, увидел ее. Они даже не спали вместе. Он ей комнатушку дал на своем складе. Она ему и остальным еду готовила. Потом замутила отношения с пареньком одним. Сейчас даже не знаю, где он. Потом бросила его. С другим стала. Когда Олег увидел, что его группа из-за ее прихотей и капризов буквально разваливается, было поздно. Да и не выгонять же ее. Он поговорил с ней. Она поняла, что лучше не стоит себя вести, как она себя вела. Но, сам понимаешь, когда среди десяти парней девчонка, проблемы гарантированы. Их кто-то сдал второй раз. В тот раз и меня привлекли, но я с ними редко встречался, и меня отпустили, пригрозив пальчиком. А я что… я ничего… работал каждый день. В паспорте уже страницы три было заполнено штампиками о сложной работе. Красные такие… ну ты в курсе. Короче меня не тронули. И я опять носил им провизию на стройку. Приходилось на тяжелых работать, чтобы денег и на них, и на меня хватало.
- А кто их сдал? Не ты случаем… - спросил насмешливо Василий. Я хотел обидеться, но не успел - он, смеясь, сказал:
- Шучу, не обращай внимания. Специально бы ты этого не сделал.
Забыв, на чем остановился, я молчал, и он поторопил меня, напомнив, что я говорил про работы.
- Ага… каждый день ходил. На том хлебе и воде долго не протянешь. Меня охрана уже даже не проверяла особо. Сначала кормил Олега, потом шел к Наталье. Она мне нравилась. Честное слово. Я даже, наверное, любил ее. Но она…
- Что она? - спросил Василий, видя, что я запнулся и не хочу дальше продолжать. Пересилив себя, я сказал:
- Она так же, как ты думала. Что это я их сдаю. И первый раз, и второй. Я же на свободе оставался. Ей мои объяснения про красные штампики и про то, что я полезен для глядящих и без стукачества, ничего не значили. Нет, она не отказывалась от еды. И даже благодарила. Но так сухо… не знаю. Мне было обидно.
- Мне бы тоже было обидно. - Хмыкнул Василий и попросил меня помочь закрепить лебедку на уже перемотанном блоке.
Вместе мы спустили блок в кожух, где уже были вычищены мной магниты и закрутили крышку.
- Потом она даже извинилась за такое ко мне отношение. Но толку-то. После того как она перестала считать меня предателем, она стала считать меня каким-то блаженным. Дурачком. Я думал не так, как они. Я не хотел уезжать из города. Я серьезно им доказывал, что нынешнее положение это временная и необходимая мера. Они смеялись надо мной. Они просто не думали, что было бы, если бы не было глядящих. Мародерства, убийства, грабежи, изнасилования… мы же все это видели в первый год. Но пришли глядящие и стали стрелять. Ввели комендантский час. Отстреливали бандитов и мошенников. Дали людям работу и стали за нее платить. И ведь смотри, чем дальше, тем лучше. Да мы еще живем в подвалах. Но есть работа и можно заработать себе на хлеб, не грабя и не воруя.
Я не знаю, почему Василий, все больше и больше с сомнением глядя на меня, улыбался и хмыкал. Мы закурили, и я продолжил:
- Они считали, что Последняя ночь дала право выжившим жить так, как они того хотят. А не в концлагерях. - Я смотрел на затухающий огонек папиросы, и убежденное лицо Олега стояло передо мной. - Они не понимали, что в такой ситуации, как наша ограничение свободы вынужденная мера, чтобы сохранить вообще цивилизацию.
- Да ты мыслитель. - сказал с насмешкой Василий.
- У меня было много времени думать об этом. Я, правда, пытался представить, как можно без таких мер в наших условиях не допустить бандитизма и преступности. Но у меня ничего не выходило. И значит, глядящие правы. Неужели бы они не придумали другой вариант, если бы был выбор? Он ничего не ответил, а я, вспомнив о теме разговора, продолжил:
- Наталье и Олегу удалось бежать… ну, я тебе рассказывал про это уже. И как их вернули, тоже рассказывал. И о последнем им предупреждении говорил. Олег серьезно к этому относился, а вот Наталья как упрямая коза не хотела ничего слушать. Ты знаешь, как мне было их жаль? Они видят и не видят. Слышат и не слышат. Думают же вроде, но не понимают ничего. Вот вдолбили себе, что на юге будет лучше, и их туда словно тянуло. Я, когда они вернулись, хотел просить Наталью больше не уезжать. Остаться со мной. Я бы нас обоих прокормил бы. Перебрались бы потом в свой домик на окраине. Может быть дети были. А оказалось, что они с Олегом уже прочно связаны… Я подумал и поправился:
