Дмитрий Сергеев - Завещание каменного века
– Мальчик!..
Я прикусил язык. Смутная догадка промелькнула у меня.
Я оглянулся, ища выхода. Голые стены, серый бетон, без малейшего зазора. Страх – безотчетный, непереносимый страх вселенских масштабов (не только за себя) – выпотрошил из меня остатки уверенности. Точно такой страх испытывал мальчишка.
– Нам пора. Мы еще возвратимся, – пообещал я.
Моему голосу не хватило искренности. Машина усомнилась:
– Точно придете? Я буду ждать. Мне так необходимо общение.
– Придем, – заверил я и наугад шагнул подальше от гипнотизирующего объектива.
Эва цепко держалась за мою руку. И странно, это успокаивало меня.
Долго, нестерпимо долго мы шагали прямо на стену. Я с трудом переставлял ноги.
Когда до стены осталось не больше полутора метров, мне почудилось: бетонные глыбы чуть сдвинулись, образовался крохотный зазор, щелка, в которую можно просунуть лезвие бритвы. Еще шаг – щель увеличилась. Еще – створы распахнулись на ширину дорожной колеи.
– Возвращайтесь! – проскрипел сзади умоляющий голос.
Мы очутились в прежней комнате или очень похожей на нее. Диск на стене светился холодным металлическим блеском, шедшим изнутри. Необъяснимое свойство не отражать свет не давало покоя. Я долго гляделся в ровную поверхность и оттого, что не видел своего отражения, невольно хотел потрогать металл рукою. Но теперь я уже знал, чем это угрожает.
И Эва говорила, что ей хотелось притронуться к диску. Впрочем, это понятно – по той же причине, что и мне: когда в зеркале не видишь своего отражения, это вызывает недоумение. Хочется проверить: почему так?
– Паук! – воскликнул я, вспомнив, как встретился с Эвой. – Что нужно было от тебя пауку?
– Не знаю. Он загораживал коридор, не давал мне пройти. И все время смотрел на меня. Я искала место, чтобы скрыться, и попала сюда.
Я пытался своим умом разобраться в этой истории. То, что на Карсте установлен машинный мозговой центр, управляющий всей системой станции обслуживания, не удивительно. И пауки-роботы находятся в подчинении общего центра. В Машину должна быть заложена программа, не позволяющая ей причинить вред человеку. Если не считать странного поведения паука, о котором говорит Эва, так оно и есть: роботы ведут себя послушно. Но зачем-то же понадобилось ограждать хранилище знаний от пауков. Выходит, не так уж безопасен машинный мозг. Пока Машина ничего худого не сделала нам, но что-то затевает.
И повинен в этом мальчишка. Он совершил непоправимое. Я не мог объяснить, откуда взялась у меня такая уверенность.
Самое разумное для всех нас – сматывать отсюда удочки подобру-поздорову, пока не поздно.
Но я отлично знал, что не покину астероид. Не на Земтер же было возвращаться мне.
До каминного зала, где нас ждали свежие постели, было далеко. Никогда не думал, что могу до такой степени расписаться от одного только нервного напряжения. У меня буквально подкашивались ноги. Не будь со мной Эвы, я бы еще как-нибудь пересилил усталость. Она неожиданно села на пол и захныкала, точно ребенок:
– Хочу-у-у спать!..
Я попробовал нести ее на руках, но с первой же попытки понял, что из этого ничего не выйдет. Дурацкое положение! Не устраивать же привал посреди коридора на виду у целой армии молчаливых роботов. Они сидели в своих нишах через каждые тридцать четыре пары шагов. Я настолько привык к паукам, что даже не замечал их, не останавливал на них взгляда. А шаги сосчитал машинально по давней привычке. Одинаковые двери через равные интервалы – по две двери между нишами – ускользали от моего внимания. Но сейчас я вспомнил про них: ведь за каждой дверью – жилое помещение.
Мы вошли в первую же каюту. Она имела точно такую планировку, как спальня при каминном зале. С одной только разницей: два соседних номера сообщались между собой – имели общий зал, расположенный посредине.
Одним словом, это было как раз то, что требовалось нам.
Двери, ведущие в коридор, можно было защелкнуть изнутри. Хоть и не очень надежно, но все-таки запор.
Я проснулся посреди ночи, В темноте убаюкивающе тихо шелестел вентилятор – этот звук не мог разбудить меня. Левое плечо отекло. Такое ощущение, будто на нем лежит что-то тяжелое и теплое. Я хотел пошевелить рукой, но она в самом деле оказалась придавлена. Дверь в смежный зал была приоткрыта. На мою постель падала полоса тусклого света: видимо, с вечера я позабыл выключить боковое освещение.
Я узнал Эву. Она спала поверх одеяла, свернувшись клубком и положив голову на мое плечо.
Осторожно высвободил руку. Острые мурашки покалывали онемевшее плечо и пальцы, пока я разминал отекшие суставы. Видимо, рассвет только начинался; оконные прямоугольники, занавешенные шторами, чуть посветлели. Здесь окна спальни тоже обращены во внутренний дворик.
Я чувствовал себя совершенно отдохнувшим. Пожалуй, нам пора вставать и спешить в каминный зал. Я только сейчас подумал о том, что без меня они там сидят голодные. Нужно будет не позабыть распорядиться, чтобы робот подавал пищу в назначенные часы без дополнительного приказа трижды на день. Мало ли что может случиться со мною.
Еще мне пришло в голову, что положение, в котором я очутился, более чем смешное: рядом в постели лежит женщина – я ощущаю ее теплоту, – а думаю в это время бог знает о чем. Церковные святые, попадая в столь пикантное положение, и те боролись с искушением. Превзошли их разве что некоторые положительные герои из книжек, какие во множестве сочинялись в пору моей юности. Но я-то ни в святые и ни в герои не метил.
Включил свет. Хоть и не яркий, он разбудил Эву. Некоторое время она, должно быть, припоминала, где она.
– Мне было страшно одной, – простодушно призналась она и придвинулась ко мне, опять устраивая свою голову на мое плечо. Решительно ничего чувственного не было в ее намерении.
– Я вспомнила про гадких пауков и чуть не умерла от страха. Я вошла потихоньку, чтобы не разбудить тебя. Вместе не так страшно. Давай убежим отсюда вдвоем – ты и я. Ты ведь тоже боишься пауков, правда?
Ее детский лепет совершенно озадачил меня.
– Хорошо, убежим, – громко сказал я, вскакивая на ноги. – Только сначала возвратимся к остальным. Боюсь, что они совсем переполошились.
На завтрак все собрались быстро. Не было лишь Герия. "Копуша", – подумал я.
Робот уже прикатил тележку с блюдами. Заказ я сделал, как только мы с Эвой вернулись.
Чьи-то шаги раздавались за поворотом. Они были четкими, размеренными, нисколько не напоминали шлепанье паучьих лап. Я невольно задержался.
Это был Герий. Он шагал посреди коридора. Его походка была идиотски правильная и ровная, как у марширующего гвардейца или у автомата. Похоже, он спал на ходу. Правда, глаза были раскрыты. Я невольно уступил ему дорогу и хотел откатить тележку, но он сам вовремя обошел ее стороной, хотя даже и не взглянул под ноги.
Когда я вкатил тележку в зал, Герий находился у двери в хранилище. Его квадратные плечи я видел лишь долю секунды, дверь раскрылась и пропустила его.
Сели обедать. Нужно будет присмотреть за Герием. Правда, пока он находится в хранилище, ему ничто не угрожает.
"Ему ничто не угрожает… Пока он в хранилище… В хранилище!" – пронеслось в мыслях.
Страшное подозрение мелькнуло у меня. Я сорвался с места.
Посреди бесконечных стеллажей я чувствовал себя, как в пустынном осеннем лесу. И как бывает в лесу, мне непрестанно мерещилось, будто вдалеке кто-то движется. Я кидался туда. Герия нигде не было. Спрятаться здесь трудно: проспекты просматривались во всю длину. Скрыться можно было только в центральном павильоне, где расположены блоки путеводителя.
Издали я увидел, что входной люк распахнут. Металлический скрежет и незнакомый сомнамбулический голос доносился изнутри. В приоткрытую дверь увидел Герия. Он разговаривал сам с собой:
– Цапфы и крючья, блок шестнадцать.
Я чуть не вскрикнул от удивления: Герий разговаривал на языке Виктора и мальчишки!
– Что ты здесь делаешь?
Он не услышал вопроса. Невидящими остекленевшими глазами он как будто смотрел сквозь меня и продолжал бормотать:
– Реле и банки под индексом семьсот пятьдесят четыре соединить с цапфами одиннадцать и тринадцать…
В руках у него был металлический шар размером чуть больше футбольного мяча. Несколько гибких проводников соединяли шар с системами неподвижных блоков главного пульта. Толстый жгут проводника одним концом уходил в массивную плиту. Она, как постамент конного памятника, возвышалась посреди помещения. Герий пристально разглядывал шар, держа его на весу. Наконец, отыскал что-то и сунул указательный палец в полое отверстие. Шар выпал из рук, но не брякнулся на плиту, как я ожидал, а мягко осел на нее. Не вынимая пальца, Герий другой рукой стал перебирать трехзубые якоря, которые выглядывали из гнезд пульта, похожие на телефонные фишки.
– Тринадцать, – сказал он и вытянул один из якорьков. За дам из гнезда потащился гибкий коричневый провод.
