Деймон Найт - Сумерки людей
Мужчины клана Джонсов — Логанов, казалось, стали советоваться друг с другом, обмениваясь взглядами. Потом дядя Джордж сдержанно произнес:
— Фред, по-моему, ты все-таки не понимаешь. Ведь дуэль — дело серьезное.
— Извинения — тоже.
Со стороны обоих Добни послышалось одобрительное ворчание. Потом к ним, хотя и с неохотой, присоединились дядя Флойд и кузен Алек.
— Что скажешь, Джордж? — спросил кузен Алек.
— Я требую удовлетворения, — пробормотал дядя Джордж. Орвиль подался вперед:
— Так ты позволяешь своему парню бросить вызов?
— Этого я не сказал, — резко возразил дядя Джордж. — Я еще не решил. — Потом он раздраженно повернулся к Владетелю: — Да, Фред, не очень-то ты идешь мне навстречу.
Владетель промолчал.
— Ну ладно. Вот, значит, как, — некоторое время спустя вымолвил дядя Джордж. Потом подался вперед и посмотрел прямо в глаза Дику. — Скажи, Дик, если мы возьмем вызов назад, ты извинишься?
Краем глаза Дик видел внимательное лицо отца. Владетель не двигался и не подавал никаких знаков, но Дик, повинуясь какому-то наитию, не решился высказать ответ, который уже вертелся у него на языке.
Вместо этого он сказал:
— Я должен дождаться подходящего времени, чтобы решить это, дядя Джордж.
В стане мужчин началось какое-то шевеление.
— Теперь, Джордж, все зависит только от тебя, — с хмурой улыбкой заметил дядя Орвиль.
Дядя Джордж тоже нахмурился. Лицо его потемнело, а на виске вздулась вена. Дядя Флойд, не вынимая сигары изо рта, кисло улыбался. Кузен Алек грыз ноготь большого пальца. Желтоватые глазки его, будто у гончего пса, впились в дядю Джорджа.
В мертвой тишине с башенной лестницы донесся слабый колокольный звон.
— Всех зовут на банкет, — сказал отец Дика, раскрывая свои часы. Потом защелкнул крышку и аккуратно убрал их в кармашек. — Быть может, спустимся в Зал, а решение ненадолго отложим?
Дядя Джордж быстро переглянулся со своими родственниками. Немного поколебался, потом крякнул и встал.
— Я согласен, — сказал он.
Остальные тоже встали и двинулись к двери. Что, неужели все? Неужели все так быстро закончилось?
Горестно сгорбленная спина дяди Джорджа, казалось, именно о том и говорила.
По всему Главному Залу, непрерывно болтая и шаркая ногами, гости рассаживались по местам. Оркестр негромко наигрывал что-то мелодичное — то и дело слышался легкий звон колокольчиков. Повсюду сновали сраки, усаживая гостей, пододвигая стулья, разнося коктейли и вино.
В дальнем конце зала на небольшом возвышении располагался узкий семейный стол. Стулья стояли только по одну его сторону — так, чтобы никто не сидел спиной к гостям. Дику отвели место среди взрослых, рядом с отцом и матерью. Каким же длинным показался ему путь от дальнего конца стола — откуда теперь на повзрослевшего брата благоговейно глазели Адам и все остальные!
Вторую половину стола, как обычно, занимал дядя Джордж со своим семейством. Дик оказался так надежно от них отгорожен, словно вообще сидел в другом помещении.
Из кухонь веяло соблазнительными ароматами. В углу, на раздаточных столиках, сраки разливали все новые и новые коктейли из гигантских шейкеров. По проходам серебряной флотилией плыли исходящие ароматными парами супницы — десятки и десятки литров супов, в которых запросто утонул бы взрослый мужчина.
Дик почуял знакомый запах. Конечно, его любимый суп из телячьих голов. Вообще, весь банкет был словно специально спланирован так, чтобы угодить его вкусам. Но стоило ему вооружиться ложкой, как тут же послышался спокойный вопрос Владетеля:
— Сынок, а что ты сегодня ел?
Дик недоуменно воззрился на отца. Тонкое, суровое лицо Владетеля, как обычно, выражало серьезность.
— Ну, немного позавтракал… яичницей с ветчиной… потом выпил немного молока и съел кусочек сыра. Еще орехи. А что?
— Умерь аппетит, — посоветовал Владетель. — Можешь позволить себе немного супа и дичи. Но никаких кур, никакой рыбы, никаких крабов и пирожных. А главное — не пей вина. Сделай вид, что совсем не голоден. Понятно?
Дик чуть рот не разинул от удивления.
— Так ты понял? — еще раз спросил отец. С трудом шевеля языком, Дик ответил:
— Кажется, да. — Это уж слишком! Его собственный прощальный банкет! Вот проклятье! — Но, па…
— Что, сынок?
— Мне показалось… с дуэлью все улажено.
— Почему тебе так показалось?
— Ну… не знаю… — Дик запнулся.
— Может, и улажено. Хотелось бы надеяться. Но пока что лучше соблюдать некоторые предосторожности.
Шум в зале стоял такой, что Дик едва слышал слова отца. В центре, на огромном столе, кувыркались акробаты, взятые по случаю взаймы у канадских родственников Добни. Затянутые в желто-красные трико, они крутились, прыгали, изгибались, а потом стали жонглировать. Один из них, длинный молодой парень, вдруг споткнулся и выронил красный резиновый мячик, тот прыгнул прямо в суп Митчелу Краусу. Тогда Краус с диким воплем вскочил и запустил в срака бутылкой. Получив сильный удар по ребрам, парень покачнулся и рухнул в проход. Вокруг раздались радостные вопли. Краус размашисто чокнулся со своим закадычным дружком Роско Бернсом — оба щедро плескали вином друг на друга и на своих жирных жен и. давились от смеха.
Еще более невероятный гвалт донесся справа, из-за стола сраков, где в обществе старших лакеев председательствовали преподобный Хампер, Паджетт, Блашфилд и доктор Скоп…
Двое оставшихся акробатов закончили представление и удалились. Дик заметил, что их неудачливого собрата сраки на руках выносили из зала. Парень, похоже, сломал себе несколько ребер и теперь морщился от боли. Краус, конечно, немного переборщил, но, в конце концов, все знали, что со своими сраками он обращается точно так же.
За супом последовали дичь и бургундское. Желающим продолжали раздавать коктейли. Под ярким светом люстр цветы в вазах мало-помалу увядали. Взмокшие лица торопливых лакеев посерели от усталости. А сальные физиономии едоков тоже блестели — но от натуги. Рты их то и дело разевались — то разражаясь смехом, то принимая очередной кусок горячего окорока, картошки с подливкой, нежнейшей брюссельской капусты, артишоков в голландском соусе или трепещущего клюквенного желе. Вот малыш Эколс из Скаруна поперхнулся, зашелся кашлем, побагровел, и тут же получил несколько увесистых шлепков по жирной спине. За детскими столами вовсю шла прицельная стрельба плюшками вперемешку с фехтованием пучками сельдерея. Нескольких малышей, громко вопивших от ярости, пришлось с позором вывести гувернанткам.
Следуя совету отца, Дик съел самую малость оленины и отодвинул тарелку в сторону. К бокалу он даже не прикоснулся. Следующей переменой оказались фазаны с золотистым рейнвейном. «Похоже, могаук», — с грустью подумал виновник торжества. Срак-лакей, вроде бы родственник шеф-повару, убирая почти не тронутые тарелки, бросил на Дика укоризненный взгляд.
Потом пришел черед кларета под жаркое из говядины — удвояченной, конечно. Ведь домашнего скота давно уже никто не держал. Потом вынесли всякие дары моря и сотерн. Отец тронул Дика за руку и кивнул дяде Орвилю. Убедившись, что оба слушают, Владетель сказал:
— Кессель совсем не ест. Только к супу и притронулся.
Дядя Орвиль кивнул и отвернулся. А у Дика вдруг пересохло во рту.
Трапеза шла своим чередом. Но теперь и Зал, и гости, и все окружающее приобрело для Дика какой-то нереальный оттенок. Время словно замедлилось. Перемены блюд следовали одна за другой с мучительной неспешностью. Дик машинально резал мясо, кромсал вилкой овощи, поднимал и ставил на место свой бокал. Актерская труппа Бакхилла, составленная из личных срав ков, секретарей и прочих слуг, закатила сатирическое представление под названием «Искушенный глаз». Дик видел спектакль на репетиции и тогда нашел его забавным, но теперь ничего, кроме глупости и пошлости, не увидел. Дальше за дело взялись певцы, потом фокусник, а потом новая пара клоунов. Дядя Глен специально ради праздника притащил их из Ньюкасла. Жаркие волны плавали под потолком — и принесенный лакеями шербет почти сразу растекся по тарелкам.
Наконец последняя нескончаемая линия фужеров была наполнена шампанским — и сидящий по правую руку от Дика дядя Орвиль поднялся, чтобы произнести первый тост:
— Итак, за парня, который завтра нас покидает… чтобы провести четыре года вдали от родного очага… и обучиться разным манерам… хорошим и не очень хорошим. — Тут дядя Орвиль испустил сдержанный смешок. — Так пусть он вернется к нам таким же, каким мы его знаем… наш юный Дик Джонс!
По всему огромному залу засверкали фужеры, поднятые в едином салюте. Потом последовали еще тосты — чуть ли не до бесконечности, а разогревшийся зал, будто в тумане, плыл в винных парах, сальном чаде мяса и овощей, пота и табачного дыма, в невнятных ароматах дамских духов,
