Всеволод Бенигсен - Раяд
В трубке после нескольких гудков раздалось какое-то шебуршание, а затем суровое «Алё».
– Э-э-э, Владимир Степанович? – спросил Кроня, все еще нервничая после неприятного инцидента в сберкассе и потому отстукивая правым ботинком – то пяткой, то носком – невнятный ритм.
– Я вас слушаю, – отозвался мужчина.
– Видите ли, меня зовут Кирилл… э-э-э. – Фамилию лучше опустить пока, подумал Кроня. – Мне ваш телефон дал мой знакомый, Андрей Хлебников.
– А-а... Да. А кто это? А-а. Да. Вспомнил. Нет, не вспомнил. Какой? Ах, этот. Да. И?
– Ну, собственно, – прорвавшись сквозь поток междометий и частиц, продолжил Кроня, – он говорил, что. В общем, я, видите ли, инженер. Занимаюсь расчетами.
– А! Да-да, точно. Хлебников мне говорил. Говорил. Очень хорошо, что позвонили. Вообще-то мы хотели его взять, но он работает на какую-то арабскую фирму и очень занят.
«Ага, щаз, – подумал Кроня, – арабскую фирму». Он-то прекрасно знал, что Хлебников давным-давно занимается нелегальной продажей оружия каким-то террористам. Но, видимо, на всякий случай, поддерживает имидж инженера по своей специальности – мало ли, как судьба повернется.
– А если не секрет, что за объект? – спросил Кроня, опустив свои соображения по поводу Хлебникова.
– Я не знаю, чем вы занимались, но мы говорим о довольно большом развлекательном комплексе – это и сеть бутиков, и парк, и бассейн. У нас подбирается довольно сильная команда, я буду рад, если вы присоединитесь. Специалисты нам нужны.
– Ну-у... – протянул Кроня, вкладывая в это загадочное «нууу» вопрос о зарплате. Как, ни странно, Еремин быстро расшифровал Кронино мычание.
– Насчет финансирования не беспокойтесь. Никаких задержек, никаких провалов и простоев. Если хотите конкретики, то подходите ко мне в офис, ну, скажем, на неделе, в любое время, и мы с вами обсудим детали. Только позвоните предварительно.
– Хорошо, приду.
– Приходите. Поговорим, побеседуем, пообщаемся.
В устах Еремина эти глаголы прозвучали как три совершенно разных действия.
– Ладно. Конечно.
– Кстати, наш офис находится в центре, но объект будет за МКАД. Вы москвич?
– Да, – ответил Кроня, хотя вопрос его почему-то покоробил – ему уже в любом вопросе мерещился скрытый подвох типа «Что означает ваша фамилия?».
– А где живете? – продолжил все тот же бодрый голос Еремина.
– На Щербинской улице. А какая, простите, разница? – спросил Кроня, чувствуя, что под левым глазом начинает дергаться лицевой нерв.
В трубке раздался смех.
«Та-а-ак, – подумал Кроня с раздражением, – сначала смеялись над моей фамилией, теперь над адресом. Если так и дальше пойдет, слова в простоте сказать нельзя будет».
– А что, собственно, смешного? – спросил он, нервно проведя рукой по лицу, словно смахивая это неприятное ощущение под глазом.
– Да нет, ничего, простите, – кашлянув, ответил Еремин. – Это я так. Думаю, когда мы с вами встретимся, это будет для вас приятным сюрпризом. Вы сами поймете.
– Ну хорошо, – сказал Кроня, мысленно пожимая плечами. Каким «сюрпризом»? что я пойму?
– Вы простите, Кирилл… э-э-э… не знаю вашего отчества.
– Николаевич.
– Кирилл Николаевич, вы простите, мне надо бежать. Буду ждать вашего звонка. Договорились? Всё. Удачи.
– Да, до свидания.
«Мутный какой-то», – подумал Кроня и, отключив трубку, откинулся на спинку лавочки. Оглядел с детства знакомую улицу и дома, что высились перед его глазами. Нерв под глазом утих, и Кроня сделал глубокий вдох и выдох, стараясь переключить мысли на что-нибудь отстраненное.
И это «что-нибудь» не заставило себя ждать, ибо чем больше Кроня вглядывался в знакомый пейзаж, тем больше его в нем что-то смущало. Дома как дома, деревья как деревья. И тут он понял. В окнах и на балконах, превышая все мыслимые нормы и пределы, висели российские флаги. В таком количестве они придавали дому какой-то южный колорит, словно все балконы и лоджии были завешены сушащимся бельем.
«Странно, – подумал Кроня, – наверное, какой-то праздник сегодня. Может, день России, нации или еще что-нибудь. Так, может, сегодня день подъема национального самосознания? А когда самосознание поднимается, надо срочно опустить тех, кто это самосознание не заслужил, то есть всяких аринбековых типа меня. Может, просто в этом дело, так сказать, юмор ситуации. У них какой-то праздник, а тут появляюсь я.»
Кроня почувствовал, что еще немного – и начнет оправдывать обидчиков.
«Ну и хрен с ними, – разозлился он. – Вылечу спину, приедет отец, пойду работать, а все остальное не важно».
Он хлопнул руками по коленям и встал с лавочки.
Он еще не догадывался, что именно это «все остальное» и важно. Очень даже.
XI
Они вошли в квартиру. Первым Костя, за ним Лена. На первый взгляд их новое жилище производило приятное впечатление, по крайней мере прихожая.
Костя поставил сумку на пол.
– Ну, как тебе наша берлога? – снимая куртку и помогая раздеться Лене, спросил он.
– Сейчас посмотрим, – сказала Ленка, стягивая ботинки. А затем зашлепала по коридору, заглядывая во все двери по пути следования. – Та-ак... Это спальня. Это будет моя комната. Ой, пап, смотри, тут ванна совсем-совсем новая.
– Ванна или ванная?
– А какая разница? – удивилась Лена.
– Ванна – это ванна, а ванная – это комната, где находится ванна.
Костя разулся и двинулся по коридору вслед за Леной.
– Смотри, тут даже ключ есть, – сказала Ленка, показывая на ключ в двери. – Запирается, значит.
– Значит, запирается, – сказал Костя и, потеряв интерес к ванной, прошел на кухню. Кухня была новенькая: плита, холодильник и стиральная машина блестели так, словно с них только что сняли упаковочную бумагу.
– Слушай, Ленок, – сказал он, включая холодильник.
– Что? – донесся откуда-то из глубины квартиры Ленкин голос.
Костя отодвинул занавеску и глянул в окно. Из подъезда в этот момент вышли две бабульки, которые тут же уселись на лавочку и принялись, по всей видимости, сплетничать. Мимо женщин прошагал дворник. Он, видимо здороваясь, кивнул им головой. Те кивнули ему в ответ.
– Что-о-о? – нетерпеливо повторила свой вопрос Ленка.
– Ты знаешь… я схожу в магазин, куплю чего-нибудь поесть, лады? А то тут шаром покати.
– Хо-ро-шо, – негромко, но отчетливо ответила Ленка.
Костя задернул занавеску и вышел в коридор, заглянув по пути в Ленкину комнату.
Лена сидела на кровати, доставала игрушки из рюкзачка и раскладывала их в одной ей ведомом порядке на подушке.
– Я пошел, ок? – сказал Костя, проверяя наличие бумажника в кармане.
– Ага, – не поворачиваясь, кивнула та, увлеченная своим «пасьянсом».
– Ле-ен, посмотри на меня.
Лена обернулась.
– Как я тебя учил?
– Дверь никому не открывать, к телефону не подходить, с незнакомыми людьми не говорить, – заученной скороговоркой выпалила та.
– А мобильный?
– А-а! – спохватилась Ленка и забавно стукнула себя ладонью по лбу, – вот я дура набитая!
Она порылась в рюкзаке и наконец достала мобильный телефон.
– Если что, нажать долго цифру один, это будет звонок тебе, – сказала она, засовывая мобильный в нагрудный карман рубашки.
– Верно, – сказал Костя и, подмигнув, подошел к входной двери.
Там он несколько раз дернул ручку и повертел ключом, проверяя надежность замков.
– Ле-ен! – крикнул он, щелкая верхним засовом.
– Что? – выглянула из комнаты Ленкина голова.
– Защелку видишь? На нее закроешь.
– Ок.
– И еще. Всегда смотри в глазок. Если все нормально, я буду стучать в дверь. А если звоню, значит, дверь ты не открываешь, даже если за ней я. Ты поняла?
Лена снова кивнула.
– Повтори, – тем не менее, сказал Костя.
– Смотреть в глазок. Тебе открывать, только если ты стучишь. Если звонишь, не открывать.
– Молчать и не открывать.
– Молчать и не открывать.
– Молоток, – сказал Костя и вышел на лестничную клетку. Закрыв за собой дверь, он замер на пару секунд, прислушиваясь. Наконец скрипнул засов, и, удовлетворенный этим звуком, Костя побежал вниз по лестнице.
Продмаг он обнаружил довольно быстро, хотя понятия не имел, где тот может находиться. «Боевая интуиция в бытовых условиях», – усмехнулся он про себя. Внутри магазина было темно и прохладно. Однако чистота, на которую он обратил внимание, когда впервые оказался в районе, и здесь бросалась в глаза. При этом она довольно резко контрастировала с обшарпанностью как внешнего, так и внутреннего убранства магазина. Скажем, стекло, за которым лежали так называемые скоропортящиеся продукты, было, видимо, треснувшим, так как аккурат в центре него тянулась коричневая полоска скотча, но при этом оно было выдраено до такой степени прозрачности, что, казалось, скотч висит в воздухе. Пол состоял из холодных каменных плит, которые были местами продавлены или стерты, но и их чистота не оставляла сомнений. Костя поздоровался с молоденькой продавщицей, которая ответила Косте со всей вежливостью, на какую была способна.
