Тим Хэй - Оставленные
— Камерон, если моя информация точна, то дело уже дошло непосредственно до начальной стадии. Конференция ООН уже оформляет витрины.
— А твои тайные кукловоды уже приняли решение?
— Вот именно.
— Не знаю, Дирк. Лучше бы тебе, приятель, заниматься тем, чем занимаюсь я.
— То есть, нет?
— Правильно. Я не хочу этим заниматься.
— Но я не ошибаюсь, Камерон. Проверь мою информацию.
— Каким образом?
— Я берусь предсказать, что произойдет в ООН в течение ближайших двух недель, и если я окажусь прав, уж тогда-то ты станешь относиться ко мне с большим уважением и почтительностью.
Бак вдруг понял, что сейчас они с Дирком пререкаются так же, как когда-то в общежитии Принстона во время уикэнда за столом с пивом и пиццей.
— Послушай, Дирк! Все это звучит любопытно, я внимательно слушаю. Ты ведь знаешь — без всяких комплиментов, — что сейчас я отношусь к тебе ничуть не хуже, чем до твоего отъезда.
— Спасибо, Кем. Я это ценю. Это важно для меня. В подарок я сообщу тебе еще одну пикантную деталь. Резолюция ООН будет предлагать свести используемые валюты к доллару, марке и иене в течение пяти лет. Я хочу тебе также сказать, что за этой властью стоит человек, в руках которого верховная власть. Он американец.
— И кто же, по-твоему, этот обладающий самой высшей властью субъект?
— Это самый могущественный из тайной группы международных финансистов.
— Другими словами, именно он руководит этой группой?
— Это тот, который предлагал фунт стерлингов как одну из ведущих валют, а на самом деле он, в конечном счете, имел в виду доллар как единую валюту.
— Я внимательно слушаю тебя.
— Это Джонатан Стонагал. Бак думал, что Дирк назовет какое-нибудь явно неподходящее имя, чтобы в ответ рассмеяться. Но тут он должен был признать (хотя бы перед самим собой), что если во всем этом есть какой-то смысл, то Стонагал был бы вполне подходящей фигурой. Один из богатейших людей мира, известный игрок на американской политической бирже, Стонагал, безусловно, должен был чрезвычайно активно участвовать в обсуждении важных проблем мировой финансовой системы. Хотя старику было уже за восемьдесят, и на фотографиях он выглядел физически немощным, он владел крупнейшими банками и финансовыми организациями не только в Соединенных Штатах, но и во многих других странах мира, так что весь мир был сферой его интересов.
Хотя Дирк был другом, Бак почувствовал необходимость сильнее подзадорить его, чтобы он постарался раздобыть еще больше информации.
— Дирк, сейчас я очень хочу спать. Я высоко оценил твою информацию, она представляется мне крайне интересной. Я выясню, что происходит в ООН и постараюсь проследить за действиями Джонатана Стонагала. Если события будут развиваться так, как ты думаешь, ты станешь моим лучшим информатором. Пока же постарайся узнать для меня, сколько человек входит в эту тайную группу и где они встречаются.
— Это довольно просто, — сказал Дирк, — их, по крайней мере, десять человек, хотя иногда участвует и больше, включая некоторых глав государств.
— А президент Соединенных Штатов?
— Иногда и он, хочешь верь, хочешь нет.
— Но это один из самых распространенных вариантов теорий заговоров, Дирк.
— Но это совсем не значит, что он не соответствует истине. Обычно они встречаются во Франции. Почему, я не знаю. Частное шале в горах или что-либо в этом духе, дающее чувство безопасности.
— Но ведь это не может пройти мимо твоего друга, который дружит с родственником сотрудника секретаря, и многих других людей.
— Смейся, как хочешь, Кем. Быть может, наш человек в этой группе, Иешуа Тодд Котран, в отличие от других не застегнут на все пуговицы.
— Тодд Котран! Не он ли возглавляет Лондонскую биржу?
— Да, это он.
— Человек, который не застегнут на все пуговицы? Как же он может в таком случае занимать подобный пост? К тому же мне еще не приходилось слышать ни об одном британце, не застегнутом на все пуговицы.
— Бывает.
— Спокойной ночи, Дирк.
Разумеется, все предсказанное подтвердилось. ООН приняла соответствующую резолюцию. На протяжении всех десяти дней консультаций Джонатан Стонагал находился в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Мистер Тодд Котран из Лондона был одним из самых красноречивых ораторов, он выражал такую готовность сделать все для решения проблемы, что взялся убедить премьер-министра Великобритании, несмотря на то, что фунт стерлингов должен был уступить место марке.
Против изменений выступили многие страны третьего мира, но в течение нескольких лет три основные валюты стали доминировать во всем мире. Бак рассказал о полученной информации об этих ООНовских встречах только Стиву Планку, не раскрыв, правда, своего источника. Оба они сошлись во мнении, что не стоит публиковать статью, построенную на домыслах.
— Это слишком рискованно, — сказал Стив. Однако уже вскоре оба решили, что следует опередить события.
— Ты станешь еще более легендарной фигурой, Бак.
Дирк и Бак стали близки как никогда. Поэтому Бак отправился в Лондон сразу же после нового сообщения. Раз у Дирка имеется серьезная информация, Бак быстро собрался и отправился. Его поездки часто неожиданно приводили его в страны с непривычным климатом, так что он всегда брал с собой чрезвычайное снаряжение. На этот раз, оно оказалось совершенно излишним. Он вернулся в Чикаго после одного из самых потрясающих событий в истории человечества. Теперь ему нужно было добраться до Нью-Йорка.
Несмотря на невероятные способности компьютера, иногда карманная записная книжка была незаменимой. Он занес туда перечень того, что нужно сделать, прежде чем снова отправиться в путь:
Позвонить Кену Ритцу, чартерному пилоту.
Позвонить отиу и Джеффу.
Позвонить Хетти Дерхем и сообщить новости о ее семье.
Позвонить Люсинде Вашингтон насчет отеля.
Позвонить Дирку Бертону.
Рейфорда Стила разбудил телефон. Он пролежал неподвижно уже несколько часов. Был ранний вечер, начинало темнеть.
— Алло? — произнес он, не в силах скрыть сонную хриплость голоса.
— Капитан Стил?
Он услышал знакомый голос Хетти Дерхем.
— Слушаю, Хетти. У тебя все в порядке?
— Я несколько часов пыталась дозвониться до тебя. Мой телефон долго не работал, а потом все время было занято. Потом мне как будто удалось дозвониться, но ты не отвечал. Я ничего не знаю о моей матери и сестре. А как ты?
Рейфорд поднялся, с трудом приходя в себя и плохо соображая.
— Я получил сообщение от Хлои, — сказал он.
— Это я знаю, — сказала она. — Ты мне сказал еще в аэропорту. А как твои жена и сын?
— Нет!
— Нет?
Рейфорд молчал. Что еще мог он сказать?
— Ты знаешь что-то определенное? — спросила Хетти.
— Боюсь, что да, — сказал он глухо. — Я нашел здесь их ночную одежду.
— О, Рейфорд, прости меня. Могу ли я тебе чем-нибудь помочь?
— Спасибо, нет.
— Ты не нуждаешься в обществе?
— Нет, спасибо.
— Я боюсь.
— Я тоже, Хетти.
— Что ты собираешься делать?
— Буду пытаться разыскать Хлою. Надеюсь, что она вернется домой сама, или же я отыщу ее.
— Где она?
— В Стенфорде, Пало-Альто.
— Мои тоже в Калифорнии, — сказала Хетти, — туда дозвониться еще труднее, чем сюда.
— Я думаю, это из-за разницы во времени, — сказал Рейфорд, — к тому же много людей в дороге.
— Я до смерти боюсь того, что произошло с моей семьей.
— Дай мне знать, когда узнаешь. Ладно, Хетти?
— Хорошо, но ты мне обещал позвонить. У меня не работал телефон, и тогда я решила позвонить сама.
— Знаешь, я мог бы соврать, что звонил, но сейчас мне слишком тяжело.
— Позвони мне, если я чем-то могу тебе помочь, Рейфорд. Знаешь, ведь иногда хочется с кем-нибудь поговорить или побыть вместе.
— Хорошо, и ты сообщи мне, когда что-нибудь узнаешь
о своей семье.
В голове у него смутно промелькнуло, что, может быть, не стоило добавлять этого. Потеря жены и сына заставила его отчетливо осознать, какие легковесные, несерьезные отношения складывались у него с этой двадцатисемилетней женщиной. Он почти не знал ее. Безусловно, то, что случилось с ее семьей, его беспокоило не больше, чем то, что он слышал в новостях о трагических событиях, не имевших к нему непосредственного отношения.
Хетти была неплохим человеком. Она была мила и дружески расположена к нему. Но прельстило его в ней не это, а ее внешняя привлекательность. Она была достаточно изящна, находчива, непосредственна, чтобы производить впечатление. Он испытывал чувство вины, что поддался этому. Теперь его скорбь смоет все, останется только обычная вежливость и внимание к коллеге.
— Мне звонят, — сказала она, — может быть, ты подождешь?
