Александр Кашанский - Антихрист
Иван быстро открыл дверь и хотел было выскочить из машины, но в последний момент передумал. «Нет, мне нельзя показывать страх и желание действовать. Пусть они действуют», — подумал он и остался сидеть в машине.
— Эй, ты, выходи из машины, быстро, — услышал Иван чей-то голос. Первым его желанием было обернуться и посмотреть, кто это говорит, но он не стал оборачиваться и остался сидеть неподвижно.
— Кто вас послал? — тихо спросил Иван у водителя. — Что вам от меня нужно?
— Отдай им деньги, — так же тихо сказал водитель, — может быть, не тронут.
— Так вам нужны деньги, и только? Это правда? Иди скажи, что я готов отдать им все деньги, что у меня есть.
— Скажи им это сам, — прошептал водитель, — только скорей. — Сказав это, он быстро открыл дверь и выскочил из машины, при этом поскользнулся и упал. Он грубо выругался и закричал:
— Мужики, он готов отдать бабки.
— На х...н нам его согласие, мы и сами возьмем.
— Он вас не видел, — услышал Иван приглушенный голос водителя, — давайте заберем деньги и пусть катится ко всем чертям.
— Но тебя-то он видел. Что нам с тобой-то делать?
Иван тем временем достал свой конверт и выложил перед собой его содержимое: паспорт, пять тысяч долларов наличными и кредитную карточку с приклеенной к ней полоской бумаги с номером. «Ага, ясно, думаю, Зильберт был достаточно щедр. Поэтому карточку вы не получите. Но и мне врать — не к лицу». Иван быстро оторвал бумажную полоску и незаметно бросил карточку под сиденье. Потом он протянул конверт с деньгами в окно автомобиля.
— Здесь пять тысяч долларов. Это все, что у меня есть. Держите.
Кто-то взял конверт, и тут же Иван почувствовал у виска ствол пистолета.
— Выходи, — услышал Иван приказ.
Иван повиновался. Все пространство вокруг казалось ослепительно белым от освещенных солнцем березовых стволов. Сквозь листву Иван видел белоснежные пушистые облака, которые показались Ивану старыми знакомыми. Он очень обрадовался, увидев их, как радуются старым друзьям. «Какая красивая земля, Боже мой! Зильберт это или нет?» — только один вопрос задавал себе Иван. Он раскрыл ладони, будто готовясь принять какой-то дар и, не обращая внимания на грубый окрик бандита, начал громко и отчетливо говорить:
— «И взошел Моисей с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Фасги, что против Иерихона, и показал ему Господь всю землю Галлад до самого Дана, и всю землю Неффалимову, и всю землю Ефремову и Манассиину, и всю землю Иудину, даже до самого западного моря, и полуденную страну, и равнину долины Иерихона, город Пальм, до Сигора. И сказал ему Господь: вот земля, о которой я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря: „семени твоему дам ее“; Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но в нее ты не войдешь»[24]. Так ли, Зильберт? — спросил Иван, обращаясь к солнцу. Все, кто слышал Ивана, молчали. «Не они», — решил Иван и продолжил:
— «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте…. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Аз воздам, говорит Господь…»[25]
Иван резко присел и нанес рубящий удар в живот угрожавшего ему пистолетом человека. Он вложил всю свою силу в этот удар. Рука со свистом рассекла воздух и врезалась в мягкий живот, как меч. Удар был такой силы, что противник, судорожно хватая воздух ртом, отлетел к автомобилю, ударился затылком о кузов и, бесчувственный, сполз прямо в дорожную грязь. На дверце машины осталась вмятина.
Иван спокойно поднял упавший пистолет, отсоединил магазин, передернул затвор, что, бы удалить патрон из патронника, и швырнул пистолет к ногам водителя.
— «…Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напои его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром»[26].
Иван поднял испачканный в грязи конверт и протянул его водителю:
— Я повредил твое имущество, — кивнул Иван головой на вмятину на двери автомобиля. — Возьми, я дарю тебе эти деньги, — сказал Иван.
Рядом с водителем стоял довольно щуплый субъект лет двадцати с бритой головой, что подчеркивало его оттопыренные уши, которые были темно-розовыми и такими тонкими, что, казалось, пропускали солнечный свет. Он смотрел на Ивана расширенными, наполненными страхом глазами и побелевшей от напряжения рукой сжимал нож. Иван улыбнулся и сказал, обращаясь к лопоухому:
— «Ты имеешь веру? Имей ее сам в себе, перед Богом. Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает. А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, грех»[27]. Что же ты так боишься меня?
Он подошел к лежащему в луже бандиту и заглянул в глаза. Зрачки реагировали на свет. Иван услышал дыхание, правда, было оно поверхностным и отрывистым.
— «А теперь я иду в Иерусалим… Бог же мира будет со всеми вами, аминь»[28],— сказал Иван и громко рассмеялся. Он поднял с пола машины кредитную карточку, сунул ее в карман, повернулся спиной к стоящим людям, распростер руки вверх и громко закричал:
— Эй, Зильберт, услышь меня… Это я, Иван Свиридов… Я увидел свою землю обетованную, Зильберт. Оказывается, жизнь — прекрасна, ты оказался прав… И я дарю ее всем, всему миру!
Иван пошел по дороге в глубь березовой рощи. Он шел большими шагами, твердо ступая по земле, ему нравилось идти именно так, чтобы было ощущение, что каждое его небольшое усилие приводит к преодолению пространства — прекрасного, родного и единственного, — его человеческого пространства, которое он ощущал каждой клеточкой своего тела. С южной стороны Иван увидел просвет между кронами деревьев и повернул туда. Трава была влажной после дождя, и ботинки сразу промокли. Где-то над головой закаркала ворона. Иван остановился и посмотрел вверх. Ворона сидела на суку метрах в трех и, наклонив набок голову, внимательно смотрела на Ивана черной блестящей бусиной глаза. Иван увидел на дне этой бусины явный ум и неподдельный интерес к себе.
— Привет, ворона, — сказал Иван и остановился. Ворона перестала каркать. — Ты здесь живешь? — Ворона наклонила голову в другую сторону и посмотрела на Ивана другим глазом. — Я теперь тоже здесь живу. Вот уйду ненадолго совсем, а потом вернусь и останусь здесь навсегда. Будем дружить? — Ворона опустила голову, нахохлила перья на шее, потом переступила несколько раз по ветке из стороны в сторону, снова посмотрела на Ивана черной бусиной, раскрыла клюв и многозначительно каркнула один раз. Иван махнул рукой вороне — в знак благодарности и приветствия. Ворона в ответ на это расправила крылья и медленно взлетела. Иван проводил ее взглядом и глубоко вздохнул. Было очень тепло. Здесь, в лесу, воздух казался густым, влажным и будто специально настоянным на множестве трав. Иван вздохнул еще раз, потом еще и еще. Казалось, он учился дышать, и каждый вздох доставлял ему огромное удовольствие. Закружилась голова, то ли от избытка кислорода, то ли от счастья.
Лес кончился, и перед Иваном предстало большое пшеничное поле, пересеченное с севера на юг проселочной дорогой. Дул легкий ветер, и по пшеничному полю катились настоящие волны. «Как море, — подумал Иван. Он на миг закрыл глаза, и ему показалось, что он видел эту картину тысячи раз, видел всегда. — Сколько поколений моих предков работали на этой земле? — спросил у себя Иван и открыл глаза. — Много. Много поколений». У опушки леса была небольшая нераспаханная полянка, поросшая травой и полевыми цветами. Здесь под теплым солнцем и свежим ветерком трава уже совсем просохла. Ивану захотелось лечь на траву. Он снял ботинки, скинул с себя рубашку и несколько раз прошелся по полянке босиком. Трава приятно щекотала ноги и была почему-то удивительно прохладной. Выбрав место, где было меньше цветов, Иван лег на землю.
Он смотрел на небо, облака, ярко-зеленую листву и жевал стебель травы. «Что, в сущности, моя жизнь? То, что я могу о ней вспомнить. И что могут вспомнить о ней другие. Ну, насчет других — тут все ясно, этого не будет. А я что могу вспомнить своей абсолютной памятью? — Иван выплюнул травинку и попытался сосредоточиться, чтобы вспомнить самые главные события своей жизни. Ничего не шло в голову, все казалось малозначительным и не вызывало радости. Школа, университет, первая женщина, куча денег, которая только что была у него в руках, — нет, это все не то, что может от него остаться. — Ах, если бы хоть что-то могло остаться!» И тут невольно Иван стал вспоминать все те научные открытия, которые привели его к созданию Системы. «Да — вот тут есть что вспомнить. Если бы о них знали люди, каждое такое стоило бы, возможно, Нобелевской премии. Слушай-ка, — Иван как бы с удивлением для себя открыл новую сторону своего существования, — а я ведь ученый, как это говорят — первооткрыватель, раздвинувший горизонты нового перед человечеством. Вся моя жизнь, та, что имеет значение для меня, — это выполнение гигантского проекта, название которого — Система. Проект закончен и жизнь тоже. А все остальное — это так, случайные, не предусмотренные проектом события. И вот поставлен финальный флажок, проект успешно закончен, и все… жить вроде бы как и незачем. И я ведь с удовольствием лежу под этой березой и жую траву — просто так, без всякого смысла. Я ведь не знал, чем все это кончится, и только хотел открыть научную истину. И жизнь, наполненная открытиями, прошла без событий, которые обычно вспоминают люди и ради которых живут. И не было никакой жизни, если убрать из нее Систему. Жестоко, очень жестоко, вся моя жизнь принесена в жертву, причем мной самим — добровольно».
