Боб Шоу - Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач
Когда машина описывала вираж в сонном, желтом воздухе, Карев на мгновение увидел в нескольких километрах к северу резко локализованную бурю. Он успел только взглянуть высоко в небо, где заметил едва уловимое напряжение полей управления погодой, но посадка закончилась, и деревья закрыли обзор. Машина остановилась в конце поляны, и рев двигателей смолк. Карев отстегнул ремни, встал и двинулся к выходу за четырьмя другими пассажирами, бородатыми молчаливыми исправными. Они спустились по лесенке на примятую траву, где их ждала машина. Они отъехали в сторону просвета между деревьями. Карев остался один, чувствуя себя совершенно потерянным. Он как раз выглядывал через люк, вдыхая насыщенный влагой воздух, когда из кабины на носу вышла пилот — крепкая блондинка с голубой униформе Объединенных Наций.
Она посмотрела на него с некоторым сочувствием, за что он был ей глубоко признателен.
Кивнув головой на частокол деревьев, он спросил: — Можете вы мне сказать, как добраться до ближайшей цивилизации?
— Вы не Фарму представляете? — спросила блондинка с акцентом, выдающим в ней англичанку или австралийку.
— Фарму, — подтвердил он, ободренный тем, что услышал название своей фирмы в совершенно незнакомом окружении.
— Не беспокойтесь, они скоро здесь будут. Я привезла кое-что для них. Советую вам сесть и отдохнуть до прибытия грузовика. Здесь такая влажность, что человек раз-два и падает с ног. — Она глянула на его лишенный растительности подбородок и стянула блузку, открыв полный, но очень женственный торс. — На будущей неделе я возвращаюсь в Лапландию, поэтому, пока можно, пользуюсь даровым витамином Д, — объяснила она. Бросив блузку на кресло, она села на лесенке, делая глубокий вдох, как будто хотела максимально подвергнуть груди действию солнечных лучей.
Сердце Карева стучало, как молот, — он не предвидел всех последствий игры в остывшего. Правда, всемирная мода отошла от экспонирования женской наготы, но женщины обычно не слишком жаловали давно принятые нормы поведения, если оказывались в обществе остывших мужчин.
— Я подожду внутри, — сказал он. — Боюсь с непривычки обгореть.
Он сел, удивленный впечатлением, которое произвела на него не слишком привлекательная женщина. Машина внутри нагрелась, Карев закрыл глаза. Он чувствовал себя виноватым, что обманул ее, и это действовало на него, как катализатор…
Он не знал, сколько прошло времени до момента, когда его разбудило хлопанье дверц автомобиля. Подойдя к люку, он спустился по лестнице на вытоптанную траву, где снова одетая блондинка тихо разговаривала с невысоким мужчиной, который своими мускулистыми плечами напоминал атлета-тяжеловеса. У прибывшего был большой живот, на который натянулась тонкая ткань его полевого мундира Объединенных Наций, и, хотя он уже седел и лысел, лицо его покрывала серебристая щетина, говорившая всем и каждому о его исправности.
— Меня зовут Феликс Парма, я начальник транспорта, — представился он Кареву зычным голосом с шотландским акцентом. — Прошу прощения за опоздание. Компьютер предупредил о вашем приезде, но я немного проспал. Нужно было прийти в себя после вчерашнего.
— Ничего страшного, — ответил Карев. Он спустился вниз и пожал протянутую ему руку, болезненно переживая насмешку, читавшуюся в глазах пришельца, внимательно разглядывавшего его лицо. Его задело, что хотя от Пармы несло потом, именно из-за него пилот вновь надела блузку. — Вы работали допоздна? — спросил он.
— Ну, скажем, что работал, — коротким жестом Парма дал понять, что пил, и усмехнулся. Карев заметил сетку жил на его курносом носу. — А вы? Любите выпить?
— Бывает. При определенных обстоятельствах, — Карев почувствовал, как поднимается в нем симпатия к этому физически истощенному исправному, который приехал неизвестно откуда и разговаривал с ним вполне нормальным языком. Правда, Кареву было непонятно, почему Парма предпочел так постареть и не закрепился, но во всем другом они могли сойтись.
— Вы были когда-нибудь в Африке?
— Нет.
— В таком случае, это необыкновенное явление. Что ты на это скажешь, Вильям?
— Обыкновенны только те, которых нет, — ответил Карев, мысленно мучаясь вопросом: «Зачем Афина это сделала?»
— Выпьем, — заявил Парма таким тоном, как будто принимал важное решение. — Помоги мне носить ящики.
Пока Карев таскал вместе с ним от транспортного люка с грузовику больше десятка герметически закрытых контейнеров, пилот причесывалась, сидя на лесенке для пассажиров. Интересно, подумал он, она делает это для Пармы или просто так? В мире, в котором зрелые женщины значительно превосходили численностью исправных мужчин, ему приходилось видеть еще более странные пары.
Перетащив все ящики, Парма небрежно помахал ей рукой на прощание и сел за руль.
— Едем, Вильям, — буркнул он. — Девушка ничего себе, но раз мы собрались выпить, то не будем терять времени. — Он завел двигатель, и они, трясясь и подскакивая, поехали по поляне. Оглядываясь назад, чтобы в последний раз взглянуть на блондинку, Карев снова заметил на расстоянии в несколько километров бурю со странно локализованными границами — клубящаяся колонна серой пыли и грозного пурпура, выглядевшая на фоне заходящего солнца, как гриб ядерного взрыва.
Карев коснулся руки Пармы и, указав на это явление, спросил:
— Что там происходит?
— Это и есть наша боевая акция, — ответил Парма. Грузовик резко повернул и въехал в туннель, вырубленный в джунглях. Уже темнело. — Там мы работаем.
— Не понимаю. Перед посадкой я видел поля управления погодой, но… Доставка с Атлантики такого количества воды должна стоить кучу денег.
— Игра стоит свеч. Эта буря локализована точно над деревней натуристов. Уже три недели. Официально это часть акции по уменьшению влажности воздуха в этом районе Африки, но настоящая причина в другом.
— Три недели без перерыва? — недоуменно спросил Карев. — В таком случае, что происходит с людьми внизу?
— Мокнут и разбухают, — со смехом ответил Парма и сплюнул в окно.
— И болеют.
— И болеют, — не колеблясь согласился Парма. — Если ты уже когда-нибудь этим занимался, то наверняка предпочел бы устраивать облаву на больных, чем на здоровых натуристов. В этом все дело.
— Должен быть какой-то способ получше.
— Да, есть: газ. Или пыль. Использование того и другого было бы дешевле, легче и быстрее, но Хельсинкская Конвенция связывает нам руки. Натурист может тебя убить, и никто не скажет ни слова, но попробуй царапнуть одного из них хоть стрелой, и беды не оберешься. — Парма включил фары, чтобы разогнать быстро густеющую темноту, и деревья по сторонам дороги как бы сомкнули ряды. — Ты видел когда-нибудь трупы?
— Нет, — быстро ответил Карев. — Я догадываюсь, что дождь деморализует этих людей.
— И это тоже. Начинается с того, что горстка туземцев отделяется от племени и превращается в натуристов. Они строят отдельную деревню и живут грабежами, как в добрые старые времена. Поначалу все сходит с рук, но со временем нормальные разумные бессмертные выходят из себя и обращаются с жалобой к нам. Мы, однако, вмешиваемся не сразу и не боремся с ними. Мы перестали это делать. Сначала наши крепкие дикари замечают, что ни с того ни с сего становится дьявольски сыро, а после нескольких недель проливного дождя в середине лета приходят к выводу, что оскорбили кого-то там, наверху. Ну а потом обычно без труда удается уговорить их присоединиться к бабьему обществу.
Карев взглянул на Парму, который в профиль очень напоминал Хемингуэя.
— Кому ты, собственно, сочувствуешь?
— Уж, конечно, не натуристам. Это их дело, как жить: недолго, но весело, проливая кровь, пот и сперму, но они не имеют права убивать других. Это недопустимо, недопустимо до такой степени, что оправдывает разрушение их веры в то, что после зимы наступает лето.
На дальнем конце прямой, как стрела, дороги засверкали первые огни.
— Хорошо, что создатели Хельсинкской Конвенции не предвидели использование погоды как оружия, — сказал Карев.
— Разве? — Парма рассмеялся. — По моему скромному разумению не ввели такого запрета только потому, что управление погодой является единственным современным повсеместно используемым видом оружия. Ты когда-нибудь слышал о беспорядках на Кубе во время трехлетней засухи в прошлом столетии? Об этом не говорили вслух, но Держу пари, что Штаты уже тогда умели управлять погодой и воспользовались этим.
— Но ты говорил…
— Я говорил о сегодняшнем дне. Достаточно располагать соответствующими средствами, чтобы сконструировать крупное поле управления погодой, и компьютеры такого качества, что рассчитают тебе взаимодействие различных факторов, и вот уже все готово к ведению войны: тихо, тайно, предательски. Можно уничтожать урожай в других государствах или вызывать такую жару, духоту и влажность, что люди, делающие пробор справа, начнут убивать людей, делающих пробор слева. Вот это война, Вильям!
