Юрий Брайдер - Кристалл памяти (сборник)
Послышался совсем уже оглушительный раскат.
«Прямо над головой, — помыслил Агинский. — Перун ударил или Юпитер? Это же надо такому присниться! Целая космическая опера. Как там Шива кричал: «Вы спорите об одном и том же…»
С быстротой молнии пронзила его мозг некая мысль, заставившая резко сесть на постели.
— Ух ты! — сказал он вслух. — А ведь это ответ! Он вскочил с кровати и подбежал к окну.
— Ведь точно! Так оно и есть! Все сходится! Вячеслав распахнул окно, в комнату ворвались дождь и ветер. Он с наслаждением вдыхал упоительный воздух, огромным усилием воли подавляя в себе желание броситься к ближайшему автомату и звонить среди ночи следователю Холмскому.
Наконец он закрыл окно, плюхнулся в постель и заснул сном человека, сделавшего доброе дело.
IX
Утром, едва только Холмский занял свое рабочее место, пред ним предстал техник-наладчик Вячеслав Агинский.
— Я все знаю, — выпалил он, не здороваясь. — Могу вам рассказать, как все было.
Следователь невольно приподнял брови.
— Это только гипотезы или у вас есть и доказательства?
Вопрос заставил Агинского несколько приглушить тон, но уверенности не отнял.
— Нет, доказательств в обычном смысле у меня нет. Но вы послушайте и сами поймете, что иначе быть и не могло.
— Что ж… — следователь врубил диктофон.
— Последний раз мы с вами разговаривали три дня назад. И знаете, все три дня я голову ломал: что же у нас произошло? С одной стороны, я ни на секунду не мог поверить, что Колька… то есть Морозов, мог убить Лихачева, а с другой стороны… Обстоятельства действительно странные. А у вас, кстати, какие-нибудь новые факты есть?
Следователь покачал головой:
— Ничего нового. Стою на мертвой точке.
— А Морозов? Что-нибудь говорит?
— Все то же. А когда просишь объяснить все несуразицы — угрюмо замолкает, и ничего из него не выжмешь.
— Да… Так вот согласитесь, что самая простая версия, будто Лихачева действительно убила молния. То есть не прямо, а из-за того, что ключ этот после взрыва ему в голову попал.
— Да, это самое напрашивающееся объяснение, но…
— Вот именно, но! Все упирается в необъяснимое поведение Морозова. Давайте еще раз восстановим события. Значит так: мы вчетвером — Лихачев, Морозов, Ступов и я сидим в своей комнате и забиваем козла. Тут нас вызывают в цех. Я и Лихачев подымаемся, идем по вызову. Морозов и Ступов остаются. Морозов садится у телевизора, чтобы за нами наблюдать, Ступов собирает костяшки. В цехе я переключаю манипуляторы и остаюсь у стойки управления. В общем-то мне больше там делать нечего, но я остаюсь на всякий случай. Лихачев в 1546 приступает к осмотру манипулятора. По телевизору за ним наблюдают три человека: Морозов, нач. цеха и нач. смены. Примерно в это же время в нашу комнату влетает шаровая молния. Когда она проходит мимо ящика, чуть ли не касаясь задней части кинескопа, Морозов срывается с места и с криком «Мишка!» бросается из комнаты. Это было в 1547. По его словам, в это мгновение на экране он увидел убитого Лихачева и кого-то склонившегося над ним. Кого, он не узнал. Оба наших начальника ничего такого на своих экранах не наблюдают. Они видят, как в 1548 (т. е. через минуту) на экранах появляется Морозов и задает Лихачеву тот самый вопрос: «Ты жив?!» Лихачев, естественно, реагирует — удивляется. Морозов в замешательстве ретируется, подходит ко мне и рассказывает про шаровую молнию.
Я выбегаю во двор в надежде ее увидеть. Действительно — молния пролетает по двору и влетает в цех. Тут меня поражает непонятный страх, и я стою на месте не в силах двинуться. Молния залетает в цех, а в это время Колька, который никак не может понять, что же он видел на экране, снова возвращается к Лихачеву. Молния подлетает к ним, взрывается, отброшенный ключ попадает в голову Лихачеву. Лихачев убит наповал. Морозов наклоняется над ним, машинально подымает ключ. И тут его постигает шок: ведь это все он уже видел несколько минут тому назад. Естественно, что он не узнал того, кто склонился над телом: ведь это был он сам. Трудно узнать себя со спины.
— Но как, как он мог увидеть то, что еще должно было случиться? Да еще и увидеть самого себя?
— Сейчас объясню. Я уже говорил, что все три дня ломал себе голову над этим, а нынешней ночью была гроза и мне такой странный сон приснился… Проснулся, вспомнил сон, и тут-же меня и озарило. Работает все-таки подсознание, работает…
Дело в том, что в своих рассуждениях мы не учитывали молнию. Она для нас была просто случайным побочным фактором, а на самом деле в ней то все и дело.
— Как же не учитывали? Ведь по версии Морозова, Лихачев именно из-за нее погиб,
— Не только это. Во всех странностях дела повинна тоже она. Вы знакомы с понятием многомерных пространств?
Следователь слегка оторопел.
— А что, это имеет отношение к делу?
— Самое непосредственное.
— Ну, в общем, знаком. Почитываю на досуге «Знание — сила».
— А я занимался этим более серьезно. У меня курсовая посвящена философским проблемам пространства-времени.
Теперь еще вопрос: какой геометрической формой можно характеризовать обычную линейную молнию?
— Ну, что-то вытянутое, ветвящееся, извивающееся. Жгут такой искривленный…
— Можно ее назвать длинным, извивающимся цилиндром?
— Пожалуй, можно.
— Если такой цилиндр пересечь плоскостью — какую форму будет иметь срез?
— Форму круга.
— Верно. А теперь по аналогии. Если представить, что цилиндр этот проходит сквозь четырехмерное пространство и пересекается пространством трехмерным — какую форму будет иметь срез?
— Форму объемного трехмерного шара.
— Отлично. А теперь представьте себе, что шаровая молния — это просто пространственный срез обычной линейной молнии, которая вытянута в четвертом измерении.
Следователь бросил быстрый взгляд на Агинского.
— Я, кажется, улавливаю вашу мысль. Но ведь мы живем в трехмерном мире. Четвертого измерения не существует.
— А время? В теории относительности именно оно рассматривается как четвертое измерение. Представьте, что шаровая молния — это всего лишь фрагмент, пространственное сечение обычной линейной молнии. Но только такой молнии, которая на своем пути соединяет не две точки пространства, а две точки во времени.
— Вы серьезно хотите сказать…
— Вот именно. Момент первый — молния висит у телевизора и Морозов видит убитого Лихачева и себя рядом. Момент второй — молния взрывается в цехе, когда там, рядом с ней, находятся и Лихачев и Морозов. Молния замкнула накоротко эти два момента времени и что-то такое сделала с телевизором (именно с тем, у которого она висела), что на экране появилась картинка из ближайшего будущего, того, которое должно было наступить через несколько минут, точнее — через семь с половиной минут. Я понимаю, что это звучит фантастикой, но это единственное объяснение.
— Так, значит, шаровая молния, как айсберг — мы видим только часть ее. Видим только срез линейного разряда, бьющего из одной точки времени в другую.
— Именно.
— Но тогда она должна стоять неподвижно на месте, а не двигаться.
— Ну почему же? Этот временной разряд извивается в своем четырехмерном пространстве-времени, как и обычная линейная молния, которая никогда не идет прямо. И в каждое мгновение пространственный срез этого разряда находится чуть в другом месте. А для нас это выглядит так, будто мы видим движущийся огненный шар.
— Да… — сказал следователь и погрузился в какую-то оцепенелую задумчивость. Наконец он поднял голову.
— Ну ладно. Может быть, все так и есть. Считайте, что вы меня убедили. Все хорошо. Но скажите мне такую вещь — кто этому поверит?
В кабинете воцарилось молчание.
Евгений Дрозд, Борис Зеленский
Что дозволено человеку…
Три закона робототехники.
А). Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.
В). Робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.
С). Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму Законам.
А. Азимов.Тихим январским утром по одной из окраинных улиц Саутрока шел человек. Одет он был хорошо, богато, и было непонятно, что ему нужно среди трущоб и притонов в такое время. Передвигался пешком, а не на каком-нибудь «плимуте» с безинерционной подвеской, радаром для вождения в тумане и прочими новшествами, как и подобало бы путешествовать джентльмену подобного рода. Впрочем в глазах прохожего тоже читалось: «И какой это черт меня сюда занес?»
