Владимир Кузьменко - Гонки с дьяволом
— Естественно! Они не стали бы стрелять в восьмилетних детей.
— В каждом великом деле есть свои издержки.
— В чем же величие твоего дела?
— Не надо! Если хочешь со мной говорить, то говори на равных! Если нет — кончай и все…
— А я и не иронизирую. Напротив, даже допускаю, что твои конечные цели были направлены на благо. Конечно, в твоем понимании. Не думаю, что твоей мечтой было стать атаманом шайки бандитов.
— Постой! Помнишь, мы как-то обсуждали с тобой возможность такого варианта и ты сказал, что в случае катастрофы оставшиеся в живых организуются в небольшие изоляты?
— Ну, и?
— Так вот! Я проанализировал ситуацию и понял, что выжить смогут только крупные изоляты. Вернее, изоляты, превратившиеся в племена с основой государственного порядка. Именно они в дальнейшем смогут объединить все человечество и спасти его от вырождения.
— Почти согласен. Тем более, что мелким изолятам грозит генетическое вырождение.
— Да! Да! Ты же сам это говорил раньше!
— И что?
— Как что?! Исходя из этого, надо было создать уже сейчас ядро такого объединения. А как его создать, если кругом паника? Следовательно, единственный вариант — это создать насильственно! Кто раньше создаст ядро, тот и будет диктовать условия. Мы, живущие в индустриально развитом обществе с городской организацией, в новых условиях не только теряем наше преимущество, но и попадаем в невыгодные условия в сравнении со скотоводческими районами с негустым населением. Они будут развиваться, ибо их крах меньший, чем наш! Пройдет некоторое время и они оправятся от последствий катастрофы. Еще немного времени и сюда хлынут полчища кочевников, установится иго монголов или турков, или еще кого-то в этом роде. И снова они будут насиловать наших жен и убивать мужчин.
— Поэтому твои уголовники начали заниматься этим, чтобы успеть до прихода монголов? За этим вы набрали полный «Икарус» девушек?
— А как достичь роста численности изоляты? Ты знаешь другой способ? Да, мы действительно набрали их около полусотни и собирались еще набрать. Мы их тщательно отбирали. Это все молодые, здоровые, красивые, если хочешь знать. Они могли бы дать жизнь многочисленному и здоровому поколению. Разве лучше было оставить их погибать в городах и селах? Да, вот еще что! — Он помолчал, видимо колеблясь, но потом решительно произнес:
— После того, как вы меня расстреляете (голос его не дрогнул), пошли людей в Любомль. Там в здании райсовета сидят еще человек тридцать. Их охраняют, но я дам записку… Там же сложены еще различные припасы. Мы не могли увезти все сразу.
— Хорошо! Допустим, вам удалось создать такую большую изоляту. Что дальше?
— А дальше мы бы стали подчинять себе другие, восстанавливая таким образом государство.
— Каким же образом вы подчинили бы себе других и на какой основе строилось бы государство?
— Подчиняли бы, конечно, силой. А основа… Видишь ли, деревянная соха или даже плуг и правовое общество несовместимы. Каждая общественная формация требует определенного развития производительных сил. Скоро весь сельскохозяйственный инвентарь придет в негодность, станки работают на электричестве. Его мы лишились надолго. Придется возродить кузнечное дело. Горючее тоже иссякнет. Впрягать в плуг лошадь? Ты согласен?
— Вполне!
— И какие же социальные отношения могут развиваться при таком способе производства? Будь реалистом! Ты же хорошо знаешь историю! Только феодальные. Даже на первых порах — рабство!
— Следовательно, население соседних изолят будет превращено в рабов или крепостных?
— Но это неизбежно! Социальная организация человечества обязательно пройдет через разделение на классы. Рабов и рабовладельцев, помещиков и крепостных, потом — капиталистов и т. д… До полного возрождения.
— Возрождения к чему? К государству, к войнам, к атомным бомбам? Стоит ли вступать на путь этих страданий, чтобы прийти к тому же, чем только что кончили?
— У тебя другие предложения? Четкая программа, план?
— Четкой программы, признаюсь, нет. Но думаю, что человечеству не обязательно проходить вновь эти стадии развития. У нас есть то, чего не было у древних.
— Интересно, что же это такое?
— Информация!
— Ну, знаешь, через поколение люди разучатся читать. Им будет просто некогда учиться читать, не говоря уже о физике, математике.
— Постараюсь, чтобы они не разучились.
— Знаешь кто ты? Ты вредный идеалист. Ты отвергаешь реальный путь развития и возрождения, морочишь людям голову прожектами, не имеющими под собой научной основы. Я с тобой никогда не соглашусь!
— Я это знаю.
Он досадливо поморщился, по-видимому, пожалев о вырвавшемся у него признании. Он хотел жить и делал ставку на то, что сможет убедить меня в своей правоте, не понимая, что его жизнь нисколько от этого не зависит. Если бы я мог, то, несомненно, сохранил бы ему жизнь.
— Ты идеализируешь человека! Пойми, что основная побудительная сила, вынуждающая человека действовать — это возможность творить насилие над своими ближними. Именно это объединяло Племена и народы, побуждало творческую фантазию, стимулировало развитие науки и промышленности.
Власть, власть и власть — вот чего жаждет каждый из нас. Ибо власть дает все! Для интеллектуала — возможность действовать и претворять в жизнь свои замыслы. Для других — возможность получать от общества максимум материальных благ и самых красивых женщин. Эти бандиты, которых я сам презираю не меньше тебя, пошли за мною и приняли мой план только потому, что это давало им власть над себе подобными. Нельзя идти против законов природы. Природу можно подчинить только путем использования этих законов в своих целях!
— Я не против власти, как некоего организующего механизма. Не принимай меня за анархиста. Но я вижу власть не как результат насилия, а как результат целесообразности, признаваемой большинством. А в наших условиях — всеми входящими в общество. Ибо любой, не согласный с большинством, может уйти из данного общества, поскольку теперь освободились огромные пространства. Мне претит насилие большинства над меньшинством и даже над отдельным человеком. Безразлично, физическое оно, духовное или идеологическое.
— Толстовщина!
— Вот тут ты не прав. Лев Николаевич призывал к непротивлению злу насилием. Я же говорю совсем о другом. О неприемлемости насилия, а это значит, что оправдать насилие может только насилие по отношению к другому насилию. Здесь, я считаю, насилие должно быть применено быстро, эффективно и беспощадно.
— Но зло против зла само становится злом! Так, кажется, учили гуманисты?
— Думаю, не так. Минус на минус, как известно, дает плюс. По-моему, эту формулу, которую ты только что произнес, придумало само зло, чтобы, не встречая сопротивления, безнаказанно творить свои дела. Знаешь, какое самое отвратительное свойство было у нашего народа? Его долготерпение. Помнишь, как у Некрасова:
Люди холопского званья
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказанье —
Тем им милей господа!
— Что же изменилось?
— Надеюсь, что многое.
Он некоторое время молчал. Затем продолжил, но уже не так уверенно:
— Хорошо. Пусть даже будет так, хотя я сильно сомневаюсь. Ты говорил о власти, как следствии целесообразности. А если вдруг все решат, что она нецелесообразна? Что ты, например, как носитель власти нецелесообразен. Что тогда? Ты уступишь власть тому, кто будет в глазах толпы более целесообразен?
— Во-первых, люди, которые принимают решение о целесообразности власти — уже не толпа, а демократическое общество. Во-вторых, если ты говоришь лично обо мне, то власть для меня никогда не была привлекательной. Ты это хорошо знаешь.
— Но это ты! А если другой, для которого власть — это все? И он, займет твое место?
— Вот как раз я и хочу избежать этого, заложив общество на таких основах, которые никогда не позволят прийти к власти такому типу.
— Ну-ну! Ты остаешься верен себе. Ты даже не стал писать докторскую, хотя имел для нее материал, а занялся чепухой — стационаром и какой-то сурдокамерой.
— Но, как видишь, я выиграл!
— Чисто случайно.
— Надеюсь, что и дальше так будет.
Он хотел еще что-то добавить, но его прервал звук донесшейся до нас пулеметной очереди. Это был тяжелый пулемет. Я вспомнил, что с ним ушел Саша. Выстрелы доносились со стороны расположенного в трех километрах от нас стационара.
Я вопросительно посмотрел на своего собеседника. Он взглянул на часы и успокаивающе махнул рукой:
— Сейчас все кончится.
Действительно, пулемет замолчал. Потом раздалась короткая автоматная очередь и все стихло.
— Что это значит?
— Это значит, что ты приобрел три десятка голов скота и столько же лошадей, если, конечно, их не перебили пулеметным огнем. Трое моих бандитов, как ты их справедливо называешь, должны были пригнать через Грибовичи скот для нашего будущего стада.
