Кир Булычев - Поступили в продажу золотые рыбки (сборник)
Удалов с трудом поднялся, голова тяжелая, а сегодня с утра совещание. А потом дела, дела.
— Максим! — крикнул он. — Ты долго будешь в уборной прохлаждаться?
Как будто перед мысленным слухом Удалова прокрутили магнитофонную пленку. Где он все это слышал?
В конторе суетились, спорили в коридоре. Удалов прошел к себе, сел и с подозрением оглядел поверхность стола, словно там мог таиться скорпион. Скорпиона не было. Удалов вздохнул и принялся готовить бумаги к совещанию.
В воскресенье Удалов хотел было съездить на рыбалку, да погода не позволила, снег с дождем. Так что после обеда он спустился к соседу, побеседовали, посмотрели телевизор.
В понедельник Удалов проснулся от странного ожидания. Лежал с закрытыми глазами и ждал. Дождался:
— Корнелий, ты до обеда спать собираешься?
— Стой! — Удалов вскочил и с размаху босыми пятками в пол. — Кто тебя научил? Других слов не знаешь?
Но жена будто не слышала. Она подошла к кровати сына и сказала:
— Максим, ты намерен в школу сегодня идти?
И тут же: плюх-плюх — о сковородку яйца.
Удалов стал совать ноги в брюки, спешил вырваться из дома. Но не получилось. Поймал себя на нервном возгласе:
— Максим, ты скоро из уборной. — осекся.
Опомнился только на улице. Куда он едет? На службу едет.
Зачем?
А в конторе была суматоха. Готовились к совещанию по итогам месяца. Но стоило Удалову поглядеть на потертую поверхность своего стола, как неведомая сила подхватила его и вынесла вновь на улицу. Почему-то побежал он к рыбному магазину и, отстояв большую очередь, купил щуку, килограмма три весом. Завернул щуку в газету и с этим свертком появился на автобусной остановке.
Сыпал мокрый снежок, таял на земле и корнях деревьев. Лес был молчалив. Внимательно прислушивался к тому, что произойдет.
— Эй, — сказал Удалов несмело.
Из-за дерева вышел колдун и сказал:
— Щуку принес? В щуке костей много.
— Откуда же в щуке костям быть? — возмутился Удалов.
— Это же не лещ.
— Лещ-то лучше, — сказал колдун. Пощупал рукой висящий из газеты щучий хвост. — Мороженая?
— Но свежая, — сказал Удалов.
— А что, допекло? — Колдун принял щуку, как молодой отец ребенка у роддома.
— Сил больше нет, — признался Удалов, — плюх-плюх, пшик-пшик.
— Быстро, — сказал колдун. — Всего две недели прошло.
— Я больше не могу, — сказал Удалов.
Колдун поглядел на серое небо, сказал задумчиво:
— Что-то я сегодня добрый. А казалось бы, чего тебя жалеть? Ведь заслужил наказание?
— Я вам щуку принес. Три кило двести.
— Ну ладно, подержи.
Колдун вернул щуку Удалову и принялся совершать руками пасы. На душе у Корнелия было гадко. А вдруг это шутка?
— Всё, — сказал колдун, протягивая руку за рыбой. — Свободен ты, Удалов. Летом будешь мне каждого второго подлещика отдавать.
— Обязательно, — сказал Удалов, понимая уже, что его провели.
Колдун закинул щуку за плечо, как винтовку, и зашагал в кусты.
— Постойте, — сказал Удалов вслед. — А если.
Но слова его запутались в мокрых ветвях, и он понял, что в лесу никого нет.
Удалов вяло добрел до автобусной остановки. Он покачивал головой и убеждал себя, что хотя колдун отвратительная личность, шантажист, вымогатель. Пока Удалов добрался до дому, он так измучился и постарел, что какая-то девушка попыталась уступить ему место в автобусе.
В страхе он улегся спать и со страхом ждал утра, во сне ведя бесцельные и озлобленные беседы с колдуном. И чем ближе утро, тем меньше он верил в избавление…
Но обошлось.
На следующее утро Ксения сварила манную кашу, Максимка заболел свинкой и не пошел в школу, а самому Удалову пришлось уехать в командировку в Вологду, сроком на десять дней.
Сны Максима Удалова
Обстановка была на вид непринужденной. Ксения Удалова вязала себе шапку из мохера, Корнелий Иванович с Грубиным смотрели по телевизору хоккейный матч, а Максимка готовил уроки и одним глазом следил за экраном. Но за внешним спокойствием этой картины скрывались бурные страсти. Аутсайдер выигрывал три шайбы у без двух минут чемпиона, а до конца игры оставалось восемь минут. Если так будет продолжаться, то удаловский «Спартак» получает реальные шансы, а грубинские без двух минут чемпионы остаются ни с чем. Удалов ломал пальцы, а Грубин теребил кудри. Друг друга они в этот момент не любили.
— Нет, — сказал Удалов, — так быть не может. Такого счастья не бывает. — И посмотрел на часы.
— Все бывает, — ответил Грубин. — Ксения, ты нам чайку не поставишь? — Грубин старался владеть собой.
— Не бойся, дядя Саша, — сказал Максимка. — Победа будет за чемпионами. Сейчас они пять безответных загонят.
— Уроки делай! — взъелся на сына Удалов. — Не то в другую комнату выгоню.
— Гони не гони, — ответил Максимка, — а дядя Саша будет спать спокойно.
В этот момент чемпионы загнали первую безответную.
Удалов встал, подошел к столу, за которым сидел Максимка, и, взяв одной рукой его за ухо, а второй захватив тетрадь и учебник, повел сына вон из комнаты. Максимка не сопротивлялся.
— Что делать, — сказал он, — Джордано Бруно тоже на костре сожгли.
— Начитался, — заметила Ксения. — Теперь отцу грубишь.
В этот момент чемпионы отквитали еще одну шайбу. Удалов забыл о дерзости сына и бросился обратно к телевизору, чтобы своим присутствием как-то остановить неблагоприятное развитие событий. Он с отчаянием глядел на экран и подсказывал хоккеистам правильные действия, а хоккеисты-аутсайдеры его совершенно не слушались, растерялись и начали допускать такие ошибки, что комментатор был вынужден сделать строгий выговор за малодушие.
Матч закончился победой чемпионов с перевесом в две шайбы. Грубин мог торжествовать, но ему хотелось чаю, и он отложил торжество на следующий раз, потому что его друг Корнелий был вне себя от гнева.
Разлив чай по чашкам, Ксения позвала сына.
— Чай будешь пить, горе луковое?
«Горе луковое» несмело возникло в дверях. На лице его блуждала торжествующая ухмылка.
— Иди уж, — сказал отходчивый Корнелий Иванович. — Как ты догадался?
— А я во сне видел, — заявил ребенок, усаживаясь за стол.
— Бывают совпадения, — согласился Грубин.
— А я во сне видела, — сказала Ксения, — словно по нашей улице слон идет.
— Ну и что? — буркнул Удалов.
Он вспомнил, что «Спартак» лишается шансов, и снова помрачнел.
— А то, что картошка сегодня крупная в магазине была. Пять штук на кило. Слоны, а не картошка.
— Так ты во сне именно этот матч видел? — спросил Грубин.
— А какой же? Даже удивился: как во сне, пять шайб за семь минут.
— Врет, — сказал Удалов.
— Я еще не такое могу увидеть, — ответил Максимка. — Я один раз, в том месяце, пятерку себе по контрольной увидел.
— И получил? — спросил Корнелий Иванович. — Что-то я такого праздника не помню.
— А я в тот день мороженым объелся, температура поднялась, и я дома остался. А то бы обязательно получил. Если я что увидел, считай, сделано.
— Ох! — сказал Удалов.
— Корнелий! — остановила его руку Ксения. — А ты, Максим, допил — уходи. Видишь, отец не в духе.
Дня через два Грубин стоял утром во дворе, снимал с веревки свои высохшие холостяцкие вещи, а мимо бежал в школу Максимка Удалов.
— Дядь Саша, — обрадовался он, увидев соседа, — а я сон видел.
— А кто сегодня играет? — не удивился Грубин, который давно уже привык не удивляться необычным вещам и событиям, потому что жизнь в городе Великий Гусляр — самая главная неожиданность, которая может случиться на свете с человеком.
— Нет, не про хоккей, — сказал Максимка, — а про старика Ложкина.
— Так что же сделает старик Ложкин?
— Его в милицию заберут за хулиганство, — сказал Максимка. — Смешно, правда?
— Ох, твое счастье, — сообщил Грубин, — что это ты мне рассказал, а не кому еще.
— Что же я, не понимаю, кому рассказывать? Мне тоже своя рубашка ближе к телу.
Максимка иногда бывал не по годам рассудителен.
— И все-таки, — заметил Грубин, — мог бы кого иного выбрать для своих шуток. Старик Ложкин сам кого хочешь в милицию отведет. Он же первый друг закона и порядка.
— Вот и смешно, — сказал Максимка. — Ну, ладно, я в школу пошел, у нас сегодня литература первая, а я плохо стихи запоминаю.
Вечером, часов в шесть, старшина милиции Пантелеймонов ввел во двор старика Ложкина. Ложкин стеснялся неожиданной скандальной славы, отворачивался от взглядов и возгласов соседей и делал вид, что ведут вовсе не его, а кого-то другого.
Старшина Пантелеймонов вел за собой ложкинский велосипед с погнутым передним колесом.
— Матрена Тимофеевна! — воскликнул он, становясь посреди двора. — Принимай своего хулигана.
