Александр Уралов - Псы Господни (Domini Canes)
Головная боль быстро стихала. Теперь ватная тяжесть свернулась в шуршащие комочки, как высохшие чайные листы, и угнездилась за висками. Это уже знакомо. Скоро пройдёт. Анна вспомнила, что при падении руки попали во что-то скользкое, неприятное. Удивленно посмотрела на ковёр, на ладони — чисто. Но ощущение липкости не проходило. Надо помыть руки с мылом, и вообще — умыться… если силы будут, то и душ принять.
Она осторожно прошла на кухню, отвернула кран — воды не было… никакой. «Так-так! Начинается летний сезон — пошли отключения. Про душ на время можно забыть!» — с обреченностью городской жительницы подумала Анна. Плеснула на руки из графина с фильтрованной водой, обтерла мокрыми ладонями лицо. Влажное полотенце прижала к шее. Уже легче.
Смеркается на улице… рановато, вроде бы! Она потянулась к выключателю. Щёлк! — ну, что за ерунда? Щёлк-щёлк… не работает! Анна раздражённо подняла трубку старого телефонного аппарата. Она специально сохранила эту модель — независимую от электричества. Второй аппарат — электронный «Panasonic» с базой и мобильной трубкой — при отключении света замолкал намертво. На этот раз молчал и этот старый верный аппарат. Молчал глухо — ни скрежета, ни гудков… вообще ничего!
Анна растерялась. Достав мобильник, уже не удивляясь, поняла, что он тоже умер — совсем. Даже время и дата на экранчике не светились. Словно кто-то отключил его без ведома хозяйки. Разрядился? А как его зарядишь без электричества? Господи, это что, война?! Да, ну, не сходи с ума… какая тебе война… авария!
«Кто-то когда-то всегда всё ремонтирует, Аня! Кто? Мужчины! Вот для чего мы вам и нужны! — наставительно сказал муж. — А баба за рулём — всё равно, что обезьяна с гранатой!»
— Это они так думают! — вслух сказала Анна. — Но чаще всего женщины справляются сами!
На одной площадке с Анной расположены двери ещё двух квартир. В одной из них жила пара пьющих пенсионеров — дядя Ваня и тётя Валя. К Анне они относились с уважением и любопытством. Безуспешно простучав в дверь минут пять (спят, наверное!), она на всякий случай стукнула пару раз и в соседнюю. Бесполезно — эта однокомнатная квартира без конца сдавалась-пересдавалась. А последний месяц там и вовсе никто не жил. Она вернулась к себе в комнату. Что же делать? Спать ложиться рано ещё — даже не стемнело, а просто сумерки. Она вышла на застеклённую лоджию и… Анну поразила необыкновенная тишина. С улицы не доносилось ни звука. Тишина вдруг стала такой осязаемо вязкой, что заложило уши.
Анна зажмурилась. Потом медленно открыла глаза и выглянула через стекло лоджии на оживлённую Московскую улицу. Ей показалось, что кто-то там, за окном, нажал кнопку «стоп-кадр».
Она испугалась. Она испугалась!!!»
Анна отложила ручку. Продолжать не хотелось. Нет сил… нет слов. Невозможно описать то, что ждало её на улице.
Какое вялое слово — «испугалась»…
Она вдруг почувствовала, что сходит с ума! Екатеринбурга не было.
Были сумрак, туман, дым… всё что угодно. Серое безмолвие окутывало дом.
На улице Московской смутно поблескивали крыши стоящих в ряд автомобилей. Верхушки сосен парка Зелёная Роща напротив едва угадывались. Да и это-то, наверное, было игрой перепуганного воображения.
И у тумана был свой запах… словно над Московской горкой, густо заросшей многоэтажными домами, кто-то огромный вытряхнул колоссальный мешок серой влажной пыли…
…Через пять минут после того, как Анна, съёжившись, вышла из подъезда, она поймала себя на том, что облизывает губы, втягивает голову в плечи и оглядывается, как преступники в кино. Более того, она вдруг поняла, что не пошла, как обычно, по тротуару, а двигалась по газону, перебежками от тополя к тополю. Стоящий неподалёку киоск-магазинчик она неосознанно обошла по широкой дуге.
Выходить в подъезд из квартиры тоже было страшно. Но отрезок пути со второго этажа до выхода Анна преодолела бегом, стараясь не глядеть по сторонам. Привычно нажала на кнопку домофона и мимолётно удивилась, когда дверь не пискнула в ответ. Ах, да… электричество. Она толкнула тяжёлую железную дверь и та медленно распахнулась. Пошарив глазами по сторонам, Анна подобрала камень, лежащий неподалёку, и затолкала его ближе к косяку. Это, наверное, было лишним, но…
…но — вдруг — дверь, закрывшись, не пустит её обратно?! Да, конечно, магнитный замок работает только на электричестве… но — вдруг? Вот уж что-что, а ужас этого самого «вдруг» Анна чувствовала всем сердцем, всей своей кожей. Это проклятое «а вдруг?!!» заставляло холодеть руки. От него подташнивало. Оно отвратительными липкими каплями стекало по ложбинке спины…
— Нет-нет-нет… — пробормотала Анна, крепко зажмурившись. — Это никуда не годится. Это паранойя, дорогуша моя. Вот как это называется! Она глубоко вздохнула, стараясь не думать о том, что в воздухе висит неизвестно какая дрянь, и задержала дыхание.
«Я дома. Я не должна ничего бояться! Я у себя. Я стою на привычной Московской улице, которая взбирается на Московскую горку города Екатеринбурга, Россия, планета Земля… и спускается с другой стороны, устремляясь к железнодорожному вокзалу. Я иду к автобусной остановке. Я иду… предположим… на работу! Да!»
Она открыла глаза, на мгновение испытав ужас, — ей показалось, что перед ней стоит покойник, покрытый морщинами… но это был всего лишь ствол тополя, перед которым она сейчас медитировала, как какой-нибудь древний друид. Анна усмехнулась, упрямо сжала губы и решительно пошла по майской траве наискосок через газон, прямо к замершей проезжей части.
Она медленно шла вдоль улицы, прямо по дороге, между рядами стоящих автомобилей и боязливо заглядывала в салоны. Каждый раз ей казалось, что на переднем сиденье она увидит труп. Постоянно хотелось оглянуться.
Внутри машин было пусто. Дверцы со стороны водительского кресла открывались свободно, ключи зажигания торчали в замках, сигнализация не срабатывала. На остановке застыл троллейбус с полуоткрытыми (или полузакрытыми?) дверями. Никого вокруг, никого на тротуарах, никого за стеклами витрин, никого в транспорте, вообще — никого! Это мой город, вдруг ставший таким пустым и… чужим.
И — тишина… жуткая, абсолютная тишина. Анна даже не подозревала, что может быть так тихо. Господи, нет сил даже крикнуть… кажется, что громко произнесенный звук нарушит какое-то странное равновесие, балансирование на самом краю… и… и случится катастрофа!
…с-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с…
Это не эхо там, за спиной, нет!
Анна в панике обернулась — нет, ничего и никого. Почему вокруг разливается этот странный свет? Это не сумерки, это какая-то мутная хмарь — то ли дым, то ли туман, то ли…
Будто не солнце пробивается сквозь мглу, а сама мгла светится…
Ей показалось, что под автомобилями, ближе к стенам зданий ЭТО становилось гуще, как будто прореженная дымка, уплотнённая тень, чуть колышется под её взглядом. Вот, опять!
…c-с-с-с… ш-ш-ш-ш… с-с-с-с…
Может быть, это тишина так шипяще свистит в ушах?
— Эй! — робко вслух произнесла Анна. — Эй! Здесь кто-нибудь есть? — И вдруг, не отдавая себе в этом отчёта, она завизжала. — Э-э-э-эй!!!
Крик увяз в тишине. Даже эхо прячется в этом странном месте… которое ещё утром было родным городом.
— Но это же МОЙ ГОРОД! — закричала Анна. — Где вы все? Ну, хватит вам, хватит!
Крик. Страх загнанного в ловушку зверя…
…лань лань это лань! и охотники там в подлеске!!!
…стволы ружей уже протянули невидимую нить между нежным боком и срезом дула…..псы, рвущие клыками связки, — псы, вцепившиеся в пах…
…ножи…
…вспарываемый пулями бок…
…смерть…
Анна кинулась в дверь ближайшего магазинчика, модного бутика. Ну, кто-нибудь, охрана, продавцы — кто-то должен здесь быть?! Никого! Возле входа красовалась изящная напольная ваза под китайский фарфор. Анна схватила вазу, и с размаха хряпнула её по прилавку,! Стекла с торжествующим звоном полетели в разные стороны.
— Эй, смотрите, что я творю! Смотрите! Вот! Вот! — она запустила горшок с цветком в дорогущее витринное стекло. На улицу посыпались осколки.
Тишина…
— Заберите меня, заберите куда угодно — арестуйте, в милицию, в тюрьму, — только заберите меня отсюда, хоть кто-нибудь!!! — визжала Анна.
Крики утонули в равнодушной серой пелене. Анна покачнулась. По мягкой спирали она стремительно планировала куда-то в темноту. «Опять обморок? — мелькнула вялая мысль. — Я становлюсь тургеневской барышней».
