Фиона Хиггинс - Черная книга секретов
Поскольку крутой подъем в гору давался большинству посетителей с трудом и они переступали порог лавки пыхтя и отдуваясь, Джо распорядился поставить у дверей стул, и клиенты приняли это нововведение с радостью. Ладлоу наблюдал из-за прилавка, как очередной посетитель плюхается на стул, утирает пот, старается отдышаться и жалуется. Передохнув, посетитель шел к прилавку предъявить очередной убогого вида предмет. Джо рассматривал заклад, вертя его так и этак. Иногда (но это случалось крайне редко) он ввинчивал в глазницу особую лупу, какой пользуются ювелиры и часовщики, и разглядывал товар пристальнее. Посетитель в это время обыкновенно замирал, затаив дыхание и от волнения стиснув руки так, что костяшки белели. Все надеялись, что ростовщик примет их хлам, и Джо, конечно, оправдывал надежды. Посетители кланялись и осыпали ростовщика горячими изъявлениями благодарности. Обычно тем дело и кончалось: посетитель, все еще кланяясь и благодаря, пятился к двери. Но иной гость задерживался, топтался в лавке, переминался с ноги на ногу и делал вид, будто любопытствует насчет лягушки.
В конце концов Джо поворачивался к такому гостю и самым невинным тоном осведомлялся:
— У вас еще что-нибудь?
А у самого в уголках рта появлялась улыбка.
И разговор неизменно переходил на Иеремию Гадсона.
— Сдается мне, вы храбрец, мистер Заббиду. Мало кто осмеливается пойти против Иеремии, — говорил гость, намекая на тот первый день, когда Джо дерзнул возразить мистеру Гадсону. Да, отвага ростовщика произвела на местных неизгладимое впечатление.
На такой комплимент Джо всегда отвечал одинаково:
— Я просто высказал всю правду.
— А Гадсон-то опять целую семью оставил без крыши над головой, — продолжал гость, ничуть не обескураженный напускным равнодушием Джо. — Вернее сказать, он нанимает для этого каких-то молодчиков — в масках, чтобы мы их не узнали. И все из-за грошовой арендной платы! Ох, несправедливо это, мистер Заббиду. Не по совести.
Если гость и ожидал, что Джо как-то отзовется или что-то предпримет, его подстерегало разочарование. Джо лишь печально качал головой.
— Кошмарная история, — с чувством говорил он. — Иначе и не скажешь.
Глава шестнадцатая
В Городе все было покрыто серым налетом грязи и нищеты, а деревня Пагус-Парвус тонула в серой хмари, потому что над ней вечно висели тяжелые тучи — казалось, они никуда не плывут и не двигаются с места. Вскоре я узнал, что тут всегда такая же погода, точнее, такая же непогода, как и в ночь моего прибытия. Поскольку деревня лепилась на склоне горы и восемь месяцев в году здесь шел снег, а остальные четыре лил дождь, то гости эту местность не жаловали. По тем же причинам местные жители редко выбирались за пределы деревни. Правда, до селян уже долетали слухи о самоходных повозках, но видеть этих железных чудовищ им еще не случалось, да и железные полосы, по которым катались такие повозки, в сторону Пагус-Парвуса пока не протянули. При необходимости местные предпочитали путешествовать по старинке, на повозке, запряженной лошадьми, но такую роскошь мало кто мог себе позволить, а потому в основном путешествия совершались на своих двоих.
Если бы не Джо, меня бы в этой глухомани ничто и не удерживало, но постепенно я обвыкся и стал воспринимать деревню как родной дом. Моя карьера городского карманника была окончена, чему я сам был весьма рад. Однако шарф Иеремии Гадсона и его перчатки я носил по-прежнему. Оно того стоило: бывало, Гадсон увидит меня в них и так вылупится — хоть картину с него пиши.
По вечерам, поужинав, мы с хозяином устраивались у очага и вели долгие беседы. О чем только не переговорили мы, но ни к каким выводам не пришли. Хозяин по складу своему был человек сдержанный; лицо Джо обыкновенно не выдавало его чувств, хотя, как только речь заходила о лягушке Салюки, он оживлялся. С лягушкой Джо обращался прямо как с королевой. Кормил ее до отвала жуками, червяками и личинками, да еще булочниковы мальчишки каждый день приходили на нее поглазеть и поахать.
Среди прочего мы с хозяином толковали и об Иеремии Гадсоне. И неудивительно: половина посетителей или даже больше приходили не с закладом, а пожаловаться на Гадсона. Этот гнус держал в кулаке почти всех местных — все ему задолжали. Похоже, целыми днями он только и занимался тем, что угрожал своим арендаторам выселением или присылал молодчиков в масках, чтобы те выбросили должников на улицу. Каждый раз, вновь услышав имя Гадсона, я все больше негодовал, отчего это в деревне не находится никого, кто посмел бы и смог поставить негодяя на место.
— Как по-вашему, почему местные так много рассказывают вам об Иеремии? — спросил я как-то у хозяина.
— Потому что у них терпение на исходе.
Вот уж точно ответ в духе Джо Заббиду! Он все время говорил вроде как загадками, и потому беседовать с ним было непросто.
— Иеремия — слишком тяжкая ноша для такой маленькой деревушки, — продолжал хозяин.
— Так почему же они ничего не предпринимают? Их же много, а он один. Взбунтовались бы!
Джо покачал головой:
— Иеремия коварен. Он опутал каждого из местных жителей такими сетями, что всякий дрожит только сам за себя и не понимает, какую силу представляет толпа. Чтобы взбунтоваться против Иеремии и свергнуть его, местным жителям нужно объединиться, а он, наоборот, разделил и запугал их так, что каждый стал заложником своих собственных страхов. Говорят, что у него в деревне есть свои соглядатаи.
— Неужели местные предадут друг друга?
— Несомненно, так и происходит — Гадсон вынуждает их к этому, — ответил Джо. — А поскольку друг другу они не доверяют, то и сплотиться, чтобы дать ему отпор, они не в силах — боятся, что он проведает. Со мной местные жители откровенны, потому что я чужак, человек пришлый, так что Иеремия мне не страшен. Вот они с отчаяния и решили, будто я способен спасти их от негодяя.
— А вы их спасете? — спросил я, мысленно взмолившись, чтобы хозяин ответил утвердительно.
— Как бы скверно ни обстояли дела, я не властен изменить ход событий, — отозвался Джо и больше об этом не говорил.
Мы возвращались к этому разговору бессчетное множество раз, и все с тем же результатом, так что я только дивился: это как понимать — хозяину наперед ведомо, как будут развиваться события? Джо хотя и утверждал, что не властен над переменами, само его появление в деревне уже стало важной переменой в здешней жизни. Для местных одно то, что объявился чужак и открыл лавку, было событием. С течением времени уважение к Джо и восторг перед ним все росли и росли. Нас всех к нему так и тянуло, точно мотыльков к огоньку летней ночью. Может, есть такие, кому приходится пыжиться и повышать голос, чтобы их заметили, но Джо был не из этих. Его и так всегда замечали, хотя говорил он негромко и был немногословен. Однако его присутствие всегда ощущалось.
Как и чем Джо зарабатывает на жизнь, я не понимал. Скажите на милость, какая прибыль может быть от того, что раздаешь деньги, а в заклад принимаешь всякий хлам? А ведь именно этим Джо и занимался. В витрине становилось все теснее от вещей, но, хотя Джо за все платил, я что-то не замечал, чтобы он их продавал.
Да еще эта таинственная «Черная книга секретов»! В деревне быстро сообразили, какие услуги предлагает Джо, так что у нас редкая ночь обходилась без исповеди. Джо только и делал, что раздавал деньги за чужие секреты, а я строчил и строчил без устали. Тайн и секретов в Пагус-Парвусе обнаружилась уйма. Днем смотришь — глухая горная деревушка, ничего особенного, а вот ночью неблагополучие прямо в воздухе висело. Поскольку по ночам я часто бодрствовал, то, бывало, смотрю, как светятся окна по всей деревне, и понимаю: за каждым окном прячется какая-то тайна, одна другой мрачнее. По ночам в Пагусе почти никто и не спал, судя по окнам. За занавесками двигались темные силуэты: кто руки заламывает, кто волосы на себе рвет, кто взад-вперед расхаживает, и все маялись отчаянием и угрызениями совести.
Джо внимательнейшим образом выслушивал каждую очередную исповедь, и, какие бы ужасы ему ни открывались, своего мнения он никогда не высказывал. Платил он за тайны щедро, это я знал наверняка, но вот как хозяин высчитывает, на какую сумму какой секрет потянет, — так и не понял. Однажды я спросил Джо, откуда у него такая прорва денег, а он только и сказал: «В наследство получил», и дал мне понять, что разговор окончен.
Как-то ночью пришел булочник Элиас Корк и признался, что подбавляет в муку мел и квасцы. Этот секрет потянул на четыре шиллинга. Потом однажды явилась Лили Иглсон и рассказала, что обманывает заказчиков, выгадывая на ткани с помощью особой укороченной мерки. За это Джо заплатил ей семь шиллингов. Даже Полли и та забежала к нам ночью, ускользнув из дома Иеремии, чтобы признаться, что украла у него столовое серебро. Мы с Джо и так это знали, потому что как раз накануне Полли заложила у нас нож и вилку, но только когда она ушла, мы заметили на приборах инициалы Иеремии Гадсона. Смелость Полли восхитила меня. Она знала, что выставить эти вещи в витрине мы не сможем (хотя лично я дорого бы дал, чтобы поглядеть, какая рожа будет у Иеремии, когда он увидит в витрине ростовщика свое же столовое серебро). Мы и не выставили, но Джо стал сам пользоваться этим ножом и вилкой за столом.
