Виталий Вавикин - Лики звезд
Он поднимается с кровати. Натягивает брюки.
– И не забудь рассказать о том, что случилось, своему хозяину! Пусть вспомнит, каким он был когда-то и от чего отказался!
– Проще умереть, – купидон вытирает со щек слезы. – Проще умереть.
Глава двадцать шестая
Гликен. Он приходит в один из множества однообразных дней, подменяя купидона. Стоит в дверях и смотрит на Молли, протягивая пакеты с едой.
– А где купидон? – спрашивает она.
– Купидон?
– Мальчик Кауфмана.
– Хочешь, чтобы я позвал его?
– Нет, – Молли берет пакеты. Идет на кухню. – Налить тебе выпить?
– Пожалуй, нет, – Гликен стоит за ее спиной, пытаясь начать разговор.
– Ты привез ее? – спрашивает, не оборачиваясь, Молли. Наливает в бокал вино, но не пьет. Стоит, вспоминая рисунки Кузы и недавний сон о беременности. – А Хак?
– Хак с ней, – Гликен вздрагивает.
– Все было так, как я сказала?
– Да.
– И тебе понравилось? – Молли не слышит ответа. Оборачивается. – Тебе понравилось?
– Да.
– Вот видишь, – Молли улыбается. Вспоминает, как это было с ней. – Хочешь еще? – Гликен кивает. – Придется подождать, – Молли не без удовольствия отмечает тень разочарования на его лице. – Устроишь мне сначала с ней встречу.
– Все еще считаешь, что это твое тело? – спрашивает Гликен, сдерживая вздох.
– А должна? – она вглядывается в его темные глаза. – Ты что-то заметил?
– Что я должен был заметить?
– Ну, не знаю, – Молли заставляет себя улыбаться. – Ты ведь теперь высший. Такой же, как я. – Она берет его за руку и ведет в мастерскую. – Что скажешь? – спрашивает Молли, показывая законченные работы.
– Рад, что с тобой все в порядке, – говорит Гликен.
Молли кивает. Понимание, что собственное тело где-то рядом, где-то в этом городе, вызывает волнение.
– Расскажи мне о ней.
– О Кэрролл?
– Да.
– Она милая.
– Милая?
– И умная.
– А Хак? – Молли улыбается, видя, как Гликен пожимает плечами. – Он ни о чем не догадывается?
– Нет, – голос Гликена предательски вздрагивает. – Почему ты спрашиваешь? – он пытливо начинает вглядываться ей в глаза.
«Не признаваться! – говорит себе Молли. – Ни в чем не признаваться!»
– Не хочу, чтобы он встал на пути искусства, – говорит она первое, что приходит в голову. – Знаешь, как это бывает с молодыми парами?! Таланты тонут в семейных обязательствах.
– Это правда?
– Конечно! – Молли притворно изображает отвращение. – Или же ты подумал, что я хочу завести себе любовника?!
– Нет, – Гликен смущенно опускает голову. – Конечно же, нет!
Кэрролл. Молли встречается с ней в художественной галерее. Смотрит на нее. Выжидает. Ищет причины, чтобы прикоснуться к ней.
– Посмотри, – она берет ее под руку и подводит к одной из своих картин. Вглядывается в ее глаза.
«Ты – это я, – хочет сказать Молли. – А я – это ты». Хрупкое тело кажется до боли родным. Голубые глаза. Соломенные волосы. Небольшая грудь. Мягкий голос. Молли слышит его. «Отдай мне это тело! – она сжимает руку Кэрролл. – Отдай мне мою жизнь!» Молли заставляет себя улыбнуться.
«Почему ничего не происходит? – думает она. – Что я должна сделать еще, чтобы все вернулось на свои места?»
– Не бойся, – Молли убирает с лица Кэрролл прядь соломенных волос. Своих волос. Со своего лица. Чувствует, как напрягается Кэрролл. Чувствует на своей спине пристальный взгляд Гликена. Но не может не прикасаться к этому родному лицу.
Говорить! Говорить хоть что-то! Но голова отказывается работать. Молли отчаянно хватается за мимолетные образы. Грейс! Она будет говорить о Грейс. Говорить потому, что о ней говорила бы Куза. Молли поворачивается к Гликену. Спрашивает Кэрролл, рассказывал ли он ей о Грейс.
– Нет.
– Тогда я сама расскажу тебе о ней, – Молли заглядывает в голубые глаза, которые когда-то принадлежали ей. – Ты ведь не против?
– Я? – Кэрролл пытается не смотреть на нее. Или не Кэрролл?
Внезапная догадка заставляет Молли вздрогнуть. Что если это Куза? Разве она не мечтала о ребенке? Разве не готова была заплатить любую цену за свою мечту?
– Наедине? – спрашивает Кэрролл?
– А тебя это смущает? – Молли надеется. Ищет ответы.
– Не знаю, – голос звучит как-то неестественно робко. – Наверное, нет.
– Значит, договорились, – Молли проводит большим пальцем по губам Кэрролл. По своим губам, которые должны принадлежать только ей. – Умная девочка. Умная и талантливая. Никогда не растрачивай эти качества. Никогда.
Глава двадцать седьмая
Полночь. Молли открывает дверь. На пороге стоит купидон. Голова опущена. Взгляд устремлен себе под ноги.
– Чего тебе? – спрашивает Молли. Мысли путаются от выпитого вина. Голова кружится.
Купидон молчит.
– Тебя послал Кауфман? Скажи ему, чтобы шел к черту!
– Нет.
– Что нет?
– Я сам пришел, – голос его охрип от волнения.
– Принес еду?
Молли смотрит на пустой бокал в своих руках. Пытается вспомнить, где оставила бутылку, но вместо этого вспоминает спальню и купидона.
– Понравилось трогать меня? – спрашивает она мальчика.
Он кивает. Бледные щеки заливает румянец. Молли икает.
– Понравилось трогать это тело? – она закрывает глаза.
Знает ли Куза, что сейчас происходит? Видит ли? Чувствует ли? Или же ей плевать?! Молли недовольно хмыкает. Что если Куза довольно тем, что происходит? Лежит сейчас с Хаком и наслаждается близостью. Наслаждается воскресшими мечтами и надеждами. Видит ее глазами. Слышит ее ушами. Нет. Молли смотрит на свои руки. На свои чужие руки. Может, у нее и нет грандиозных надежд, но ее тело должно принадлежать ей. И никакая логика не сможет переубедить в этом! Это ее жизнь, которую у нее забрали. Пусть даже взамен ей дали то, чего она и хотела. Неважно. Она не хочет эти черные волосы. Не хочет эти темные глаза. Не хочет высокий рост, длинные ноги и большую грудь. Даже бессмертие. На кой черт ей нужна голубая кровь, если она не помнит, как получила ее?! Ей нужны прежние цели. Нужны прежние надежды и мечты.
Молли тяжело вздыхает и открывает глаза. Смотрит на томящегося на пороге купидона. Вспоминает рисунки Кузы. Вспоминает жизнь Кузы, которая теперь уже не кажется ей такой чужой и непонятной. Нет. Она не будет ненавидеть ее и унижать ее тело. Не будет, потому что Куза, может быть, также хочет вернуться. Так же мечтает получить назад свое тело. Может быть, она так же боится признаваться в том, кто она, и поэтому вынуждена притворяться, изучать новую жизнь, привыкать к новому телу.
Молли не может побороть внезапный озноб. А что если Куза так же ненавидит свое новое тело, как она ненавидит ее тело? Что если ей так же наплевать на него? Молли жадно хватает ртом воздух. Этого не может быть. Гликен бы сказал. Обязательно сказал. Да Куза может и не знать, что случилось. Ее вообще, может, уже не существует. Молли невольно представляет, что в мире появились две Молли Эш Кэрролл. Голова идет кругом.
Купидон делает шаг вперед, пытаясь удержать ее. Обнимает. Прижимается к груди и шепчет что-то о любви. Молли смотрит на него, смутно вспоминая, как он здесь оказался.
– Я люблю тебя, – шепчет купидон.
– Нет. Ты не любишь меня.
– Я хочу тебя.
– Нет. Не хочешь.
– Хочу. Хочу касаться тебя. Хочу чувствовать тебя. Хочу быть в тебе.
– Глупый! – смеется Молли. – Ты хочешь не меня. Ты хочешь любую женщину, которая позволит тебе прикасаться к себе, – она сжимает ладонями его лицо. – Сделай мне одолжение. Пойди домой, найди себе девочку и никогда больше не возвращайся сюда.
– Но…
– У тебя впереди еще целая жизнь, – Молли отталкивает его от себя. – Долгая, долгая жизнь…
И уже закрытой двери:
– Твоя собственная жизнь.
Глава двадцать восьмая
Сны. Ничего конкретного. Только лица. Отец, Хак, Гликен, Кауфман, Грейс. Молли пытается отыскать среди них свое собственное лицо. Но его нет. Молли поднимает руку. Пустота. Крик вырывается из несуществующего рта тишиной. Кто она теперь в этой череде масок и притворства, в этом безумии желанного города?
Дорин. Как она могла забыть о нем? Он идет по мосту. По другой стороне, а между ними проносятся редкие ялики.
– Стой! – кричит Молли, не надеясь, что он услышит, но он слышит. Всегда слышит. Ее Дорин.
Девушка, которая держит его под руку, награждает его вопросительным взглядом. Обижается. Возмущается. Девушка, которую Молли не знает. Девушка, которая не имеет никакого значения.
– Ты изменилась, – кричит Дорин.
Молли смотрит на свои смуглые руки. Он узнал ее в этом чертовом чужом теле!
– Мог бы сделать это и раньше! – кричит она.
Злость и обида застилают сознание, но они пройдут, как только она прикоснется к нему. Как и всегда. Даже в этом теле. Нужно лишь перейти широкую дорогу.
– Ненавижу тебя! – кричит Молли.