Борис Гайдук - Третья Мировая Игра
Этот Ярыжкин маленький, плюгавенький, соплей перешибешь, а туда же — понукает, командует, пыжится. Бросить, что ли, все да идти домой? Кто меня остановит? Написать прошение об отчислении и поминай как звали.
Тронулись в путь. Вольно идем, без строя. Кому теперь этот строй нужен? Мозоли мои, кажется, почти прошли. Хорошие у наших лекарей оказались пластыри.
Оглянулся — прислуга разбирает лагерь. Запрягают в сани лошадей, складывают палатки и утварь, грузят поклажу. Работают быстро, умело. Только сейчас начал я понимать, сколько народу на игру работает. На экране их не особенно часто показывают, а выходит, что на каждого игрока чуть ли не трое человек разного персонала приходится. Грузчики, кучера, денщики, лекари, повара, костровые. Никита наш девять лет по обозам мотается. Еще при каждом тренере несколько ассистентов и гонцов. Не говоря уже про операторов и обозревателей, этих вообще как собак нерезаных.
Прошли пару километров по морозцу, оклемался я окончательно, и хандра моя постепенно развеялась. И правда — отчего это я грусти столько напустил? Спросонья, не иначе. Это ведь не кто-нибудь, а мы мяч у немцев отняли и теперь быструю контратаку по левому краю ведем. На всю жизнь слава и уважение. Ваську только жалко. Сюда бы его сейчас, он бы и сам не унывал, и других приободрил. Как он кричал, когда в атаку шли! Всех, можно сказать, воодушевил! Без него наверняка такой решительной победы не случилось бы. При атаке, что ни говори, первый смелый удар больше всего значит.
А что тяжело приходится, так на то и игра. Никто легкой жизни нам не обещал. Пару дней помучаемся, а там дождемся подкрепления или пас отдадим, вот тогда и расслабимся. Через год попрошусь на замену, задерживаться в игре ни за какие награды не стану. Надо и в Университет готовиться, и с папашей про его дела хорошенько все обмозговать.
Через пять часов сделали привал, устроили временный лагерь. Раздали бутерброды, рыбные консервы в томате и на выбор чай или какао из термосов. Палатки и скамейки не ставили, прямо на снег расстелили надувные прорезиненные подушки и коврики для еды.
Привал объявили на сорок минут. Пожевали, выпили чаю. Устроились прилечь. Антон даже вздремнуть ухитрился.
Только собрались трогаться — догоняют нас посыльные игровой почтовой службы. Почтальоны спросили номер подразделения, полезли в свои сумки. Раздали первые письма, только сегодня ночью или утром отправленные, взяли с Ярыжкина расписку о получении, поскакали дальше.
Мне — ничего. Те, кто получил письма, обрадовались как дети. Обступили их, просили читать вслух. Письма короткие, взволнованные, сбивчивые. Все величают нас героями и спасителями; пишут про то, что окрестные зрители побросали дела и с утра пораньше кинулись в Калугу, чтобы наше сражение на Ржавой горе в повторах смотреть и комментарии слушать. Писали, что по всем деревням уже забегали обозреватели и даже операторы с камерами: то про одного, то про другого игрока выпытывают, каким рос, чем себя в мирной жизни проявил. Кланялись всем миром, слали приветы и поздравления.
Вместе с письмами принесли и некоторые свежие газеты. Там пока без подробностей, зато каждый заголовок с аршин величиной:
МЯЧ ОТОБРАН! БОЛЬШАЯ ПОБЕДА НА ЛЕВОМ ФЛАНГЕ!
КРОВАВОЕ ПОБОИЩЕ НА РЖАВОЙ ГОРЕ — ПОГИБЛИ ШЕСТЬ ЧЕЛОВЕК!
КНЯЗЬ ДМИТРИЙ ВСЕВОЛОДОВИЧ ПРЕДПРИНИМАЕТ РЕШИТЕЛЬНУЮ КОНТРАТАКУ СВОИМИ СИЛАМИ.
От писем и газет огромное воодушевление нам сделалось. Были мы безвестные мирные зрители, а стали герои на всю Калужскую область и всю Россию. Вот что игра с людьми делает! Недаром в игроки молодежь стремится, за уважением и славой. А слава — вот она, в рукавицах. Такая, если вдуматься, великая честь — своими руками мяч катить. Нечего нам ворчать. Нет, теперь только прикажи — весь день и всю ночь без отдыха идти будем, хоть с мячом, хоть без мяча. И Ярыжкин немного притих, поласковее стал. Не кого попало ведешь, моська тренерская, — спасителей отечества! Для того, видно, и прислало нам начальство газеты, чтобы дух поднять. И письма подвезти тоже поторопились. Утром написаны — днем уже получены, благо от дома недалеко ушли. Все правильно. Теперь не просто так мы по лесам и полям вереницей побредем, а целую огромную страну за собой чувствовать будем. Страну, которая за всеми нами с радостью и надеждой следит. Не подведем, земляки, не сомневайтесь.
Прискакал гонец от Дмитрия Всеволодовича. Подозвал к себе Ярыжкина, развернул карту. Оказалось, что мы немного сбились с пути и дали крюк в сторону. Так я и думал — непутевый нам тренер попался. Лучшего, видно, не нашли в суматохе. Хорошо еще, что гонец нас догнал. Пришлось вернуться назад.
Двое конников со значками главного тренера галопом мимо нас пронеслись. От самого Петьки, видно, Дмитрию Всеволодовичу предписание повезли. Поползли известия, что Петр Леонидович маневр нашего князя одобрил и обещал перед самим государем о большой награде для него и всех игроков ходатайствовать. И правильно — если бы Дмитрий Всеволодович немецкую хитрость не разгадал, сейчас бы неприятель уже на подступах к Москве был, а мы бы вслед за ним без мяча бежали. Светлая голова у нашего князя. Тоже, говорят, в главные тренеры метил, но сказали, что молод, чрезмерно горяч, не имеет опыта руководства крупными соединениями игроков.
А мы идем себе своей дорогой. Подошли к городу Валуеву. У дороги — тысячи три зрителей кучкуются. Видно, что не первый час сидят. Целыми семьями выехали. Многие на раскладных стульях или на санях отдыхают. Молодежь отдельно хороводится, детишки играют, снежные городки строят. Мужики стоят кружками, выпивают теплого сбитня.
Хохот, веселье. Тут же в стороне передвижные сувенирные лавки, пирожные лотки. Наверняка и самогоном из-под полы приторговывают. Милая картина, спокойная зрительская жизнь. Что еще нужно зрителю, кроме тепла и достатка? Только одного — чтобы его команда успех в игре имела.
— Идут! Идут!..
Увидели нашу колонну — зашумели, вскочили, сбились к обочине. Развернули флаги, штук двадцать, не меньше.
— Ра-си-я! Ра-си-я! Ра-си-я!
Нет, великое мы все-таки дело делаем. Столько счастья людям оттого, что мы в контратаку идем.
— Малад-цы! Малад-цы!
Машут руками и флагами, кланяются, благодарят. Сзади растянули огромный многометровый плакат: «Вперед, Россия!» Те, кто в передних рядах, тянут руки, дергают защитников за футболки, какие-то гостинцы суют. Наш судейский заволновался, направил коня к зрителям, засвистел.
— Пожалуста! На сторону, пожалуста! Делайте пиять метры до команда! Пиять метры! Пожалуста!
В этом шуме почти не было судейского слышно, но призыв его все-таки действие возымел.
— А ну осади! — зычно выкрикнул чернобородый, купеческого вида детина в богатой шубе. — Не лезь к игрокам! Оштрафуют команду из-за вас, обормотов!
Староста, видно, здешний. Или председатель зрительского клуба.
Народ чуть посторонился. Положенных пяти метров, конечно, и близко нет, но судейскому достаточно. Ярыжкин наш тоже на сторону свернул, между колонной и зрителями коня держит.
— Шай-бу! Шай-бу!
Это самый старинный зрительский клич. Что означает, никому не ведомо. Чистое шаманство.
Не останавливаясь, проходим мимо. Машем в ответ, я тоже что-то кричу. Радость такая, что кажется, вот-вот снег в лесу таять начнет. Ребятишки долго вслед за колонной бегут.
— Это еще что! — Ярыжкин усмехается. — Вот когда утром здесь с мячом шли, весь город, считай, на дорогу высыпал. Деньгами и зерном так забросали, что чуть мяч не остановили.
Есть такой зрительский обычай — если желаешь своей команде скорейшего пути до вражеских ворот, надо бросить в мяч монетку или мешочек зерна. Только обязательно попасть. Если бросил и промахнулся — сглазишь удачу.
Дальше — тоже много людей. Целыми деревнями с флагами и транспарантами на обочинах стоят. Видно, на какой-то большой тракт мы вышли.
Великое дело для своего народа делаем.
— Ох, Миха! Никогда себя таким важным человеком не чувствовал, — Антон говорит. — Теперь уж сколько сил хватит — буду играть.
Раскраснелся, рот до ушей. А вот я не буду. Хотя, чего греха таить, слава сильно кружит голову, слаще любого вина.
Ярыжкин наш на карту каждую минуту поглядывает, сам при этом губами шевелит. По всему видно, что он еще и читать плохо умеет. Ну и тренер. Дал наконец приказ — взять правее, чтобы на мяч, который впереди нас другие наши сотни катят, не наскочить и столпотворение не устроить.
Идем теперь по узкой тропке, на полкилометра вереница растянулась. Кругом лес. Не завел бы нас этот горе-тренер куда-нибудь в трясину. С него станется.
Стемнело. К вечеру снова усталость навалилась. То ли еще дело завтра с мячом будет. Да и остаток дня в темноте топать тоже не подарок. Игрокам со светом идти нельзя, так впотьмах и бредем. Ярыжкин только карту себе фонариком подсвечивает. А на дорогу только попробуй луч пустить, сразу от судейского предупреждение получишь. С каждым, даже небольшим отрядом обязательно кто-нибудь из судейских идет, чтобы за соблюдением правил следить. Без присмотра только отдельные игроки в дозор ходят. Да и то, если мяч рядом или ситуация опасная, даже за парой дозорных судейский может увязаться. Судейское дело большой разборчивости требует. Правил много, если все их досконально соблюдать, то никакой игры не получится. Вот каждый судья сам и смотрит: где можно послабление дать, а где строгость проявить. За судейские просчеты Игровой союз с них строго взыскивает, а за верные решения в трудной ситуации, наоборот, поощряет. Ведется специальный судейский рейтинг, наш Диаш Гоэньо в нем почетное пятое место сейчас держит. Российский судья, Олег Сергеевич Губников, двадцать первый в списке. Российская бригада сейчас матч Швеция — Латвия судит. Пока справляются, жалоб нет.
