Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране
— Не время ли уводить семью отсюда?
— Джубал, не стоит волноваться. У этой машины не было никакого шанса ни о чем сообщить. Даже по радио. Я охраняю отель. Теперь, когда Джил переменила мнение о «неправильности» рассоединения неправильных людей, это не трудно. Мне приходилось прибегать для защиты к весьма непростым уловкам. Но теперь Джил знает, что я ничего не делаю, пока не грокну в полноте. — Лицо Человека с Марса осветилось совсем мальчишеской улыбкой. — Позапрошлой ночью она выходила со мной на тропу войны, и это не в первый раз.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она довела до конца разрушение тюрьмы. Нескольких человек я не смог отпустить. Они были глубоко порочны. Поэтому я избавился от них и только потом убрал запоры и двери. Но я медленно грокал этот город все то время, что мы здесь живем. Несколько самых плохих людей были не в тюрьме. Я ждал, составляя список, тщательно все перепроверяя. Поэтому теперь, когда мы оставляем этот город, их больше нет в живых. Они рассоединены и отосланы к началу пути, чтобы сделать новую попытку. Между прочим, грокинг помог Джил изменить свое отношение к рассоединению от щепетильности до приятия. Она наконец сумела грокнуть, что невозможно убить человека. То, что мы делаем, больше всего походит на действия рефери, разводящего увлекшихся боксеров.
— Ты не устал играть в Бога, мальчик?
Майк улыбнулся с неприкрытой радостью.
— Я есть Бог. Ты есть Бог… и любой подонок, которого я рассоединяю, тоже есть Бог. Джубал, говорят, что Бог видит каждую пичугу. Так оно и есть. Но по-английски точнее будет сказать, что Бог не может не заметить каждую пичугу, потому что и она есть Бог. И когда кошка хватает воробья, оба они есть Бог, несут Божьи помыслы.
Еще одна машина пошла на посадку и исчезла. Джубал воздержался от комментариев.
— Скольких ты вывел сегодня из игры?
— Сотни четыре с половиной, я не считал. Это крупный город. Но через какое-то время он станет в высшей степени приличным. Мы, конечно, никого не собираемся исправлять. Наше учение вообще никого не исправляет. — Майк с несчастным видом поглядел на Джубала. — И вот о чем я должен спросить тебя, отец… Я боюсь, что я ввел в заблуждение наших братьев.
— Как это, Майк?
— Они слишком оптимистичны. Они видят, как хорошо работает мое учение в отношении них. Они знают, как они счастливы, сильны и здоровы, как глубоки их знания, как сильно они любят друг друга. А теперь они считают, что грокнули, будто достижение всем человечеством того же блаженства — всего лишь вопрос времени. Конечно, это будет не завтра, некоторые грокают, что даже две тысячи лет — всего лишь миг для подобной миссии, но будет неизбежно.
И я так сначала думал, Джубал. Я сделал все, чтобы они поверили в это. Но, Джубал, я упустил из виду ключевой момент: «Люди — не марсиане». Я делал эту ошибку снова и снова… поправлял себя, и ошибался опять. То, что действует на марсианина, не обязательно подействует на человека. Конечно, концептуальная логика, которая может быть выражена только на марсианском, подействует и на того и на другого. Логика инвариантна… но различны исходные данные. Поэтому различны и результаты.
Я не мог понять, почему, когда люди голодны, никто из них не вызывается добровольно пожертвовать собой, чтобы накормить остальных. На Марсе это естественный поступок… и высокая честь. Я не мог понять, почему люди так пекутся о детях. На Марсе наши две чудесные девчушки были бы выброшены за дверь, чтобы умереть, либо выжить… и девять из десяти нимф погибают в первый же сезон. Моя логика была верна, но я неверно понял исходные данные: здесь нет конкуренции между детьми. Это дело взрослых. А на Марсе нет конкуренции среди взрослых: они прошли отбор в детстве. Но, так или иначе, всегда имеют место конкуренция и отбор… иначе расу ждет закат. Позднее я начал грокать, что человеческая раса ни в чем не будет помогать мне.
Приоткрылась дверь, и Дюк, не заходя в комнату, спросил:
— Майк, ты в курсе, что творится снаружи? У отеля целая толпа.
— Я знаю, — отозвался Майк. — Скажи остальным, что ожидание еще не закончилось. — Он снова повернулся к Джубалу. — «Ты есть Бог». Это не просто фраза, наполненная радостью и счастьем. Это вызов… И бесстрашное, лишенное стыдливости принятие на себя персональной ответственности. — Он погрустнел. — Но я практически не смог это объяснить. Только очень немногие, те, кто с нами сейчас, наши водные братья, поняли меня и приняли горечь вместе со сладостью, встали и осушили эту чашу… грокнули. Другие, сотни и тысячи других, либо упорно относились к этому как к бесплатному дару, своего рода «обращению», либо попросту игнорировали. Что бы я ни говорил, они продолжали думать о Боге как о ком-то внешнем, кто жаждет прижать к груди каждого полоумного идиота и обеспечить ему безбедное существование. Точку зрения, что они сами должны заботиться о себе… что беды, которые они терпят, это результат их собственных поступков… они не могут или не желают принимать.
Человек с Марса покачал головой.
— Мои промахи так существенно перевешивают успехи, что я подумываю, не покажет ли полное гроканье, что я иду по неверному пути… что люди должны быть разобщены, ненавидя друг друга, постоянно воюя со всеми и сами с собой… просто для того, чтобы происходил отбор, свойственный любой расе. Ответь мне, отец. Ты должен ответить мне.
— Майк, черт бы тебя побрал, с чего ты взял, что я непогрешим?
— Может, я неправ. Но всякий раз, когда мне надо что-то узнать, ты говоришь мне это… и полнота всегда показывала, что ты говорил верно.
— Черт тебя побери, опять ты меня захваливаешь! Но вот что я тебе скажу, сынок. Ты всем вокруг твердишь, что никогда не стоит спешить. «Ожидание заполнится», как ты выражаешься.
— Это верно.
— Теперь ты нарушаешь собственное правило. Ты ждал недолго, совсем чуть-чуть по марсианским меркам — и уже плачешься мне в жилетку. Ты доказал, что твоя система действенна для малой группы людей… и я рад подтвердить это. Я никогда не видал таких счастливых, здоровых и радостных людей. Для такого ничтожного срока этого вполне достаточно. Приходи ко мне, когда у тебя будет в тысячу раз больше последователей, тогда и поговорим. Ну как?
— Ты говоришь верно, отец.
— Я еще не кончил. Ты боишься, что — поскольку тебе не удается убедить девяносто девять человек из ста — человечество не может обойтись без существующих зол, необходимых для отбора. Но, черт возьми, парень, ты способствуешь отбору: ведь те, которые не слушают тебя, оказываются в хвосте. Ты собираешься отменять деньги и собственность?
— Нет-нет! В Гнезде они не нужны нам, но…
— Как и в любой здоровой семье. Но вне дома без них не обойтись. Сэм говорил мне, что наши братья вместо того, чтобы сделаться не от мира сего, становятся весьма ловкими в бизнесе. Верно?
— Да, Это очень простой фокус, когда грокнешь.
— Ты сейчас добавил новое благословение: «Благословенны богатые духом, ибо они делают деньги». Как наши люди выступают в других областях? Хуже или лучше прочих?
— Конечно, лучше. Видишь ли, Джубал, это не вера. Это просто метод действовать в любых обстоятельствах наилучшим образом.
— Вот ты и ответил себе, сынок. Если все, что ты сказал, правда (а я не сужу тебя, я просто задаю вопросы, а ты отвечаешь), то конкуренция, и так весьма далекая от того, чтобы исчезнуть, обостряется с еще большей силой. Если одна десятая процента всего населения способна воспринимать новое, то все, что тебе надо, это показать им это новое, и через несколько поколений дураки перемрут, а твои ученики унаследуют Землю. Когда это случится — через тысячу лет или через десять тысяч, неизвестно, но уже сейчас умные люди должны начинать тренировки, чтобы научиться прыгать повыше. И не принимай близко к сердцу, что только горстка людей превратилась в ангелов за одну ночь. Я не думал, что тебе вообще это удастся. Я думал, что ты сдуру станешь проповедником.
Майк вздохнул и улыбнулся.
— Я тоже начал этого бояться… И того, что отдаляюсь от своих братьев.
— Я бы все-таки хотел, чтобы ты назвал все это Космическим Галитозом[69] или чем-нибудь вроде. Но название мало что значит. Если ты владеешь истиной, ты можешь показать ее. Болтовня ничего не доказывает. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Майк не ответил. Глаза его закрылись, он лежал абсолютно неподвижно, лицо потеряло всякое выражение. Джубал обеспокоенно завозился, боясь, что наговорил слишком много и мальчику пришлось прибегнуть к трансу.
Через какое-то время глаза Майка открылись, и он радостно улыбнулся.
— Ты все расставил по местам, отец. Теперь я готов показывать… я грокнул в полноте. — Человек с Марса поднялся. — Ожидание закончилось.