Евгений Лукин - Амёба
И тут пришло спасение.
— Пойди умойся хотя бы, — сказала Лека. — И воды выпей, слышишь? Может, чуть полегче станет.
Вавочка задохнулся от неожиданной радости, но тут же вновь встревожился.
— Только ты, слышь, — потребовал он, — ты за мной не ходи, ясно?
— Если в ванной не грохнешься… — начала Лека.
— Не грохнусь! — обрадованно заверил Вавочка.
Стараясь идти, а не бежать, прошёл в туалет. Одной рукой яростно расстёгивая молнию, прикрыл дверь другой.
Далее всё произошло столь быстро и нагло, что он даже не сразу в это поверил.
Всхлип кухонной двери, два решительных шага — и подлая рука снаружи щёлкнула задвижкой.
Перед Вавочкой вдруг оказалась дверь, а он стоял на окроплённом красно-жёлтом плиточном полу совмещённого санузла и тупо на неё смотрел. Потом толкнул кончиками пальцев. Бесполезно. Заперто. Опустил крышку. Сел. На лице стыли отчаяние и обида.
— Володька! Да ты что? Ты когда успел? — сказала там, в комнате, Лека и расхохоталась.
Вавочка оглядел себя и сообразил, что одеяния у них с двойником несколько различны.
— Да это… — сказал он, избегая глядеть в глаза. — Костюмчик там, галстучек… Чего зря снашивать? Не на работе ведь…
Покашливая от неловкости, подошёл к столу, взял рюмку, зачем-то протянул Леке.
— Я же сказала уже, — напомнила она.
Тогда он выпил сам, повертел рюмку в пальцах, изучил до грани и поставил на стол, так и не придумав, с чего начать.
— Это мы здесь с Лёней уронили… — повёл он издалека.
— Что уронили?
— Ну как же! — удивился Вавочка. — Эту… граммулечку…
Рискнул — и с опаской вгляделся в безмятежно-прозрачные глаза Леки. Та ждала продолжения.
— Лёня здесь был, — как можно многозначительней проговорил он.
— Ну-ну! — подбодрила она.
— Антомин Лёня.
— Так.
— Во дворе сидит Лёня, — признался он тогда в отчаянии. — И сюда смотрит.
— Ты что? — поразилась Лека. — Сквозь стены видишь? — Подумала и сообразила: — Ах да, через окно в кухне… Сидит, говоришь?
Помолчала.
— Я думала, он тоже безнадёжен… — сообщила она наконец.
Вавочка весь подобрался — ждал, что скажет дальше.
— Вообще-то он просил, чтобы я тебе не говорила… — Словно нарочно мучая его, Лека умолкла, развязала рюкзачок, порылась, но вместо душеспасительной книжицы извлекла пачку сигарет с зажигалкой. Прикурила. Жалко улыбнулась углом рта и виновато оглянулась на коричневато-розовые пятки Учителя. — До сих пор бросить не могу, — пожаловалась она. — С алкоголем — легче…
Вавочка уже готов был её придушить.
— Да всё просто, Володя. Встретились мы с ним возле арки, совершенно случайно… О тебе поговорили…
— А потом?
— Потом он попросил зайти к тебе.
— Зачем? — крикнул Вавочка.
— Сказал, что запутался ты, что трудно тебе сейчас…
Замысел Антомина предстал перед Вавочкой во всей его подлой наготе. Будет теперь подсылать знакомых, а потом выспрашивать осторожно… Вавочка ненавидяще глядел в бесконечно удалённую точку пространства.
Эх, не надо было тогда выходить из кухни… Но при этой мысли к горлу тошнотным комком подкатились злоба и протест. Ах, из кухни не выходить? Этот, видите ли, коньяк бы с Лёней пил, а Вавочка что? Из конспирации воздерживался бы? Так, что ли?
Мутный взгляд его остановился на последней полной рюмке. Будь Вавочка скифом, отступающим перед персидскими полчищами, он бы не отравлял и не засыпал колодцев — он выпивал бы их до донышка, чтобы не оставлять врагу. Короче говоря, Вавочка очутился у полированного алтарика и решительно рюмочку эту прикончил.
А то — ишь чего придумал! Лёня коньяк принёс, а этот его пить будет? Так нет же, воздержишься! И в туалете сколько надо посидишь!
И, окончательно перестав стесняться, он притёр к полированной поверхности рюмку, ухватил с тарелки капустную гирлянду и переправил в запрокинутый рот.
Лека смотрела на него, не донеся сигарету до полуоткрытых губ. Она опять решила, что всё поняла.
— И весь день ты так? — спросила она. — Это не выход, Володя…
О, мелодии знакомых голосов, напомнившие вдруг о прошлом… Когда Вавочка, выключенный из жизни на два года, вернулся в мир, он не сразу понял, что произошло. Мир не просто изменился, мир стал другим. Несправедливый, насмешливый, дразнящий большими деньгами, он бил и запрещал жаловаться. Жаловаться позволяла лишь она — Лека, тогда ещё не совсем свихнувшаяся на своём Шри Чинмое.
— Это не выход, Володя…
О, мелодии знакомых голосов!
— А я почему-то так и думала, что однажды это с тобой произойдёт…
На секунду ему померещилось, что она всё знает, и (странно!) он почувствовал вдруг облегчение, он готов был снова ткнуться лицом в её твёрдые колени — и жаловаться, жаловаться взахлёб на своё поражение, последнее и окончательное.
— Я… — произнёс он беспомощно. — Это не я… Это другой… А я — нет… Понимаешь, он вроде бы такой же…
— Ой, Володька, — сказала Лека, как-то удивительно хорошо на него глядя. — Ты думаешь, ты это первый почувствовал? Самой иногда кажется: сидит внутри этакий гадёныш… Я ведь, честно говоря, от этого и спасалась медитацией…
— Да-а!.. — Вавочка обиженно, по-детски скривил лицо. — Вам хорошо, он у вас внутри. Кто там разберёт, что у вас внутри! А тут…
Он чуть было не проговорился и немедленно почувствовал к ней такую ненависть, что испугался сам. А она торопливо погасила сигарету о спичечный коробок и продолжала:
— Пойми, ты вовсе не так уж и плох, как тебе кажется. В медитации есть очень простой приём. Представь, что у тебя в голове дырочка…
— Дырочка? — не веря, переспросил он.
— Да, дырочка! И ты потихоньку начинаешь выталкивать через неё все дурные мысли…
А если… Дыхание Вавочки на секунду пресеклось. А если вот сейчас подскочить к двери туалета, сорвать задвижку и вдвоём, а? Вдвоём разложить эту стерву прямо поперёк кровати?.. Нет, блин! Отобьётся, она ж бешеная!.. Нет, не сможет — обалдеет, когда увидит их вместе… А закричит? В кухне открыта форточка — плохо. А дверь в кухню закрыта, он сам её закрыл, не дойдёт крик до форточки.
Но как часто случалось в моменты, когда он решал действовать рискованно и быстро, решение немедленно отозвалось слабостью и испугом. Вдобавок Вавочке почудилось, что Лека прочла его мысли: во всяком случае, она удивлённо приотворила сияющие свои глаза, в которых страха не было ну вот ни на столечко. На Боженьку, сука, надеешься?
Вавочка стиснул зубы и качнулся в сторону проёма, но обрушилась и погребла окончательно другая мысль: Лёня! Он вспомнил: во дворе, на скамеечке сидит мрачный Лёня Антомин; сидит, нехорошо посматривая на Вавочкино окно, пошевеливая незажжённой сигаретой в углу рта; а коробком уже, наверное, не поигрывает; поглядывает на часы Лёня, решает: «Ещё пять минут не появится — пойду посмотрю, что там». И ведь пойдёт, обязательно пойдёт! Такой уж он, Лёня, человек: если даже из петли выскользнет — опять туда голову сунет, а то подумают ещё, что боится.
И ещё вспомнил Вавочка: сидя однажды в своём чуланчике, рассказывал он Лёне, что вот, мол, припаяли одному общему знакомому с «новостройки» срок за попытку изнасилования. И словно судорогой свело лицо Лёни. Не глядя на Вавочку, по-страшному жёстко и брезгливо сложив рот, скрипучим жутким голосом сообщил тогда Лёня, что, дай ты ему волю, он бы таких людей не сажал и даже не расстреливал — головы бы таким людям отрывал собственноручно.
Вавочка с ужасающей отчётливостью представил, как Лёня тяжёлыми своими ручищами откручивает ему голову, и содрогнулся.
— Уходи, — сказал он срывающимся голосом. — Уходи отсюда.
От усилившегося тиканья настенных часов хотелось закричать, и Вавочка, решившись, повторил:
— Уходи.
И, взвинтив себя окончательно, он даже нашёл повод, он крикнул:
— Иди к своему Лёне! Он тебя внизу ждёт!
А подняв глаза, понял, что Лека опять смотрит на него с сочувствием, схватил стул и взвизгнул:
— Уйди, овца!
Тогда она заговорила, делая громадные передышки между словами:
— Только не подумай. Что я тебя испугалась. Или что мне на тебя наплевать. Просто ты сейчас ничего не услышишь. Ты агрессивен… Это витал. Это просто витал… Давай увидимся завтра, в обед. Только без глупостей, пожалуйста. Ладно?.. Счастливо тебе!
Она подхватила рюкзачок и вышла, оставив его тяжело дышать и смотреть неотрывно в проём. Быстро справилась с замком и, крикнув ещё раз: «Счастливо тебе!» — захлопнула за собой дверь. Вавочка поставил стул на пол.
А секундой позже тяжёлый удар сотряс воздух в помещении. Стул отлетел в сторону, а Вавочка почему-то метнулся к окну.
— Открой, козёл! — орал двойник. — Морду набью! Дверь сломаю!
И сломает ведь. Вавочка выскочил в коридор, где всё же взял себя в руки и остановился перед сотрясаемой пинками дверью туалета.
